Ольга Журавлёва. Интервью

Музей В.А. Тропинина и мос­ков­ских ху­дож­ни­ков его вре­ме­ни. Это пол­­ное на­­зва­ние лю­бимого многими мос­квичами музея, ко­торый привычно на­зывают прос­то – Музей Тро­пинина. В московских школах с семидесятых годов было правилом устраивать экскурсии именно в этот му­зей. Причина понятна: приучать детей к восприятию искусства и тому, как по­ни­мать хранимую историю – для этого идеально подходит ка­мер­ный музей. Но камерность никогда не умаляла ка­чество, с которым сотрудники подходили к встрече с посетителям. Музей Тропинина для мно­гих стал отправной точкой для изу­чения русской живописи.

Но любой музей – это коллектив и традиции. Се­годня добавилась ещё одна категория – развитие музея, чтобы он не был за­стывшим образованием. Но как выйти за пределы стереотипа? Как организовать или ре­организовать музей? Как поступать, что­бы оставаться камер­ным, но стать известным за пре­делами Садового кольца и вместе с другими музеями принимать участие в новых передвижных проектах? И как, возглавив такую институцию, уйти от стереотипа «хранилища», а постоянно изме­няться и развиваться?

Об этом расскажет директор «Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени» Ольга Журавлёва в интервью журналу SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ — Алексей Сидельников и Михаил Тренихин.

А.С.: Для тех, кто у Вас ещё не был: что такое музей Тропинина?

О.Ж.: Музей Тропинина – это один из самых загадочных худо­жест­венных музеев в Москве. Не могу сказать про другие города и страны, но то что в столице – определённо. Музей по исто­рическим меркам молодой. Он осно­ван в 1969-м и открыт в 1971-м го­ду, а для худо­жест­вен­ной инсти­туции полвека – весьма скромный срок. И, если перенестись в советское время, в конец шестидесятых — начало семи­десятых годов прошлого века, то мы прекрасно понимаем, что музей, напол­ненный шедев­рами, соз­данный на основе частного собрания Феликса Евгенье­вича Вишневского, — уже событие.

М.Т.: Например?

Можно разные примеры приводить, но вспомните картинку «Девушка с горшком роз» кисти Тропинина.  Она для меня, наверное, самая програм­мная. Даже не «Кружевница». «Девушка с горшком роз» была в коллекции Александра III, позже хранилась в Русском музее и была от­правлена в годы Великой Оте­чественной войны в Алупку на выставку… Представьте, потом её потеряли и ни в каких книгах, ни в каких записях нет истории продвижения этого полотна! Но картина сегодня в фондах нашего музея. И она является одним из первых даров Феликса Евгеньевича. Это яркий пример жанрового портрета кисти Тропинина.

Кстати, сейчас мы экспонируем вещи определённым образом, когда можно увидеть оборот картин, размещённых на специальных фондовых сетках (за которые нас, надо сказать, многие продолжают ругать, хоть они здесь уже почти два года). Но это позволяет узнать изнанку, музейную «закулису», в том числе то, что происходило с конкретным произве­дением искус­ства.  В этом помогут специальные отметки, например, Kunsthalle Baden-Baden – худо­жественный музей в знаме­нитом городе Баден-Баден. «Девушку с горшком роз» можно назвать трофейным шедевром, который Феликс Вишневский просто так купил в комис­сионном магазине в советское время, в шестидесятые годы.

М.Т.: Интересно прослеживать судьбу формирования музея!

О.Ж.: Двести двадцать произведений искусства из частного собрания Вишневского легли в основу целого музея, который поначалу и музеем-то не был, лишь под­разде­лением, отделом музея «Останкино». Тогда он назывался «Музей творчества крепостных», потому Советское госу­дарство рассудило легко и просто: художник Тропинин, крепостной, также, как Аргунов, Рокотов, а значит нужно это всё в Останкино, к творчеству крепостных отнести. Но позже наш музей обрёл само­стоятельность, и это произошло благодаря Наталии Крапивницкой, которая была блестящим искусствоведом и организатором. Она и возгла­вляла музей. А Феликс Евгеньевич Вишневский никогда не был директором, всегда только главным хранителем. Говорят, что сидел он в кабинете, где мы с Вами разго­вариваем [сейчас — кабинет директора]. Якобы, здесь и жизнь его закончилась, но это доподлинно не известно.

М.Т.: Но ведь Вишневский не был одинок. 

О.Ж.: С семьёй, с потоками Феликса Евгеньевича у нас очень хорошие отношения. Мы часто общаемся и являемся партнёрами. Наш особняк и ещё один дом во дворе — все это уса­дебный комплекс Мас­лен­никовых-Пе­тухо­вых. Вишневский так удачно договорился с госу­дарством, такие документы составил, что все его потомки живут и будут жить в этом доме по соседству с музеем. Представьте, это Полянка, Ордынка, самый центр Москвы, пятнадцать минут до Кремля пешком! И стоит частный деревянный дом, тоже памятник архитектуры. Правнук Виш­невского Степан с нами дружит, он продолжает семейное дело. Была такая артель Вишневских, которая занималась красивой тонкой работой — худо­жествен­ной ковкой. Теперь уже это анти­кварные вещи. Ряд храмов в Замоскворечье тоже с их помощью обустроены.  Мне очень приятно, что Степан Вишневский, молодой трид­цатилетний человек, приходит на наши вернисажи.

Наша основная тема — это кол­лек­циониро­вание. И в каждой нашей выставке участвуют частные коллек­ционеры, они нам любезно предоставляют свои шедевры. Когда мы открывали выставку старинной вышивки с Александром Васильевым, историком моды и очень крупным кол­лекционером, мы пригласили Степана Вишневского. Мы сочли правильным показать, что предметы, которые в составе этой выставки были с нашей стороны, музейные старинные вышивки, – они являются дарами Феликса Вишневского. Наша история на­чинается с 1883 года, когда усадьба Маслен­никовых-Пету­ховых «про­звучала» в документах (всё это собрано в буклете, который нам родственники Вишневского подарили), и до се­годняш­него дня, когда здесь работает художественный музей. Кстати, единственный в московском подчинении (феде­ральные музеи я не беру) именно худо­жествен­ный по профилю. У нас есть пре­красное со­звездие му­зеев-уса­деб, лите­ратур­ных, ме­мо­риаль­ных, музы­каль­ных, но худо­жествен­ный, осно­ванный на частной коллекции, лишь один. Место куль­турное во всех отношениях. Здесь, как и подобает хорошему домашнему салону, состоялся ряд значимых московских премьер: читали стихи, исполняли музыкальные про­изве­дения, пока­зывали живопись. У нас есть фортепьяно, которое вместе с усадьбой было передано Ф.Е. Вишневскому, и теперь это фондовая вещь.  Считается, что на этом инструменте играл Александр Николаевич Скрябин.

А.С.: Никогда не задумывались, почему музей Тропинина появился так поздно? Есть воспо­минания Бенуа, который писал, что для Санкт-Петербурга пока­зательным является Кипренский, а вот для Москвы – это Тропинин. Но, когда Бенуа писал воспоминания,  уже был расцвет музеев.

О.Ж.: Про Тропинина больше всех писал его биограф Николай Александрович Рамазанов.

Василий Андреевич Тропинин – художник про­грам­мный, вы­полненные им работы пред­ставлены в экспозициях и лучших музейных фондах нашей стра­ны:  Госу­дарст­венный Русский музей, Госу­дарст­венная Третьяков­ская галерея, Госу­дарствен­ный исто­рический музей, прекрасные худо­жест­вен­ные музеи России и частные коллекции по всему миру. Портретов кисти Тропинина порядка трех тысяч. Именно этот художник создал прижиз­ненный портрет Пушкина (как и Кипренский). Но все три вещи, а это сам живописный портрет, этюд и каран­дашный набросок к нему, хранятся в Петербурге во Всерос­сийском музее А.С. Пушкина на Мойке, 12.  Мы, например, и мечтать не можем о том, чтобы принимать в своих залах это шедевр — он просто «не­вывозной». По этому портрету в «халатном жанре» (домашний халат, в котором изображён человек) можно многое узнать о времени, о художнике и о модели – Александре Сергеевиче Пушкине.

Важно, что, начиная с «перезапуска» музея в 2018 году, степень цити­руемости самого Василия Андреевича Тропинина (даже если вы наберёте в имя художника в Интернете) многократно повысилась. Надеюсь, что та­кой по­пуля­ризацией в сфере искусства мы способствуем своими проектами.

Наш музей был создан только в 1969 году. Важно понимать, что это ведь не музей только Тропинина, но ещё и московских художников его времени – образ собирательный. Мы храним и наши новые приглашения на вернисажи, афиши. Когда 6 сентября 2018 года мы открывали выставку «Собирательный образ», куратором которой был архитектор и художник Юрий Авакумов, он графически представил наш музей так: «Кружевница» на мольберте и много-много разных мольбертов и рам вокруг. «Кружевница» стала нашим безусловным брендом. Мы рады, что, начиная с «пере­запуска» музея в 2018 году степень цитируемости самого Василия Андреевича Тропинина, как я уже отметила, многократно повысилась. Уверена, что такой популя­ризацией имени художника мы способствуем как событиями в стенах музея, так и передвижными выставками.

А.С.: Концепция Музея Тропинина до Вашего вступления в должность была более статичный. И после она изменились. Какова она стала?

О.Ж.: Видите, когда поменялась команда, и я по приглашению Департамента культуры и Александра Влади­мировича Кибовского стала работать директором, в этот момент мне никто вместе с печатью и уставными документами концепцию не передавал. Из чего я делаю вывод, что она не очень-то и суще­ст­вовала. Просто жил себе прекрасный московский музей, ходили люди, и каждый школьник абсолютно точно в рамках программы бывал. В принципе, это было знаковое культурное место в тихом Замоскворечье. Но десять лет прак­тически, представьте, длилась реставрация этого дома. Десять лет музей был выключен буквально из культурной повестки и города, и страны. Для любой институции, даже самой раскрученной, самой известной и модной, десять лет находиться за закрытыми дверями — это практически закрыться навсегда. Правда, фонды музея Тропинина гостили в Государственном музее А. С. Пушкина. Я узнала эту историю, когда встречалась с хранителями, эти вещи были в очень хороших руках. Но они не экспонировались на публике, они не передвигались по стране и миру в составе выставок. Мы, в середине 2018-го, по сути, застали музей, когда он был отремонтирован, очень всё было симпатично, нарядно даже, но про него подзабыли посетители и пресса. Это был определённый вызов: перезапустить дело так, чтобы стало интересно зрителю. Но меня любезно предупредил Александр Владимирович Кибовский перед началом работы, что не надо гнаться за потоком, потому что всё равно камерный  музей не может стать транзитным.

М.Т.: Так ведь и не нужно. 

О.Ж.: Музей, у которого сто номерков в гардеробе — музей камерный. Нужно понимать, а уж сейчас, когда мы живём так долго в короно­вирусных ограничениях, и билеты продаются только онлайн, и в пересчёте на квадратный метр в выставочных залах мы можем одно­временно принять не более двадцати человек. Плюс технические перерывы, когда мы должны делать санобработку. И Роспотребнадзор с нас эту обязанность не снимал. Но и в этой камерности должна быть своя аудитория, которая приходит регулярно, которая следит за нашими выставками.

М.Т.: Как сейчас идёт восстановление посещаемости?

О.Ж.: К счастью, оживает жизнь, мы свой лекционный кейс начинаем вос­станавливать и обновлять. В период до страшного словосочетания «пандемия коронавируса» мы очень активно в своих небольших пространствах работали с аудиторией. Это были обязательные лек­ции, как минимум, раз в неделю, а то и два: вечер четверга, когда мы открыты до 21.00 и это суббота или воскресенье днём, когда может быть семейная аудитория, чтобы обязательно с детьми приходили. Проводим здесь и концерты камерной музыки, отчётные концерты музыкальных школ, все твор­ческие активности, мастер-классы. И даже пешеходные экскурсии по Замоскво­речью, которые стартуют от стен нашего музея. В 2018 году, когда мы открыли первую выставку «Собира­тельный образ», сделали «парад» портретов, хо­дили с транспа­рантами с лучшими портретами из собрания музея. Нам нужно было запустить события в музее. Это был вызов.

А.С.: Музей Тропинина раньше можно было назвать «статичным», а се­годня частая смена выставок, новые проекты и т.п. Верен ли такой подход к авторскому музею или фраза «московских художников его времени», даёт воз­можность на более широкую трактовку интересов? Временная выставка и постоянная экспозиция. Как соблюсти баланс? 

О.Ж.: Если в театре главный продукт – премьерный спектакль, то для музея – новая выставка. Мы при­думываем форматы и темы вместе с командой и пригла­шёнными кураторами. Изо­бре­татель­ность нужна особая, так как экспозиционная площадь, а у нас шесть залов, занимает в сумме не больше 200 метров. Собрание же музея Тропинина составляет три тысячи единиц хранения, из них 500 – произведения жи­вописи. Даже если мы будем только заниматься ротацией собственных фондов, а надо еще и привозить выставки, нам 3-4 года потребуется, чтобы поти­хонечку показать публике то, что 50 лет лежало в запасниках. Мы приняли решение, и нас Департамент культуры города Москвы поддержал, что будем работать без постоянной экспозиции в привычном понимании. Четыре зала занимают длительные выставки, которые работают от девяти месяцев до полутора лет, а двух залах, которые рассчитаны на экспозиции меняются раз в два-три месяца. Вот по какому пути мы пошли.

В фондах у нас тоже места совсем не много, поэтому традиционно в залах размещали антикварную мебель соответствующего периода. Она не всегда сочеталось с картинами и графикой на стенах. Нашу первую выставку после перезапуска музея делал архитектор и художник Юрий Аввакумов, он принял стра­тегическое решение, убрал весь текстиль с окон. Но, самое главное, Юрий Игоревич перестроил наше собственное понимание музея, сделал портретную картинную галерею, таким образом изменил фокус внимания зрителя, чтобы оно не рассеивалось. Всё внимание только на шедевры живописи.

А.С.: Портретная живопись — несомненно, главный ресурс музея.

О.Ж.: И больше от этого пути мы уже не отклонялись, делая совершенно разные выставки с уважаемыми кураторами, среди которых Алексей Трегубов, Александр Васильев, Сергей Чобан, Алина Махотина, Анна Мудрова, Мария Санти и др. Например, выставка «Джакомо Кваренги — архитектор импера­торского двора», когда нам из Берлина из частной коллекции Сергея Чобана, из его музея графики было привезено более двадцати вещей — оригинальные архитектурные рисунки Кваренги. Все тексты к выставки тоже авторства Сергея Чобана. Это к вопросу о том, что произошло с музеем, что по­менялось. Хотя нас и «поку­сывали», пору­гивали, ясно, что никто из старой гвардии не хотел расставаться с ламбре­кенами на окнах, с большим количеством мебели, которая не всегда объяснимо сочеталась с живописью и гра­фикой. К сожалению, не было у музея кураторского под­хода. Наша команда тоже меняется, но создаем мы выставки в сотворчестве с внешними и очень разными по стилю и подходам кураторами. Сам художественный материал, наши фонды позволяют здесь работать и художникам, и архи­текторам, и искус­ствоведам, и культу­рологам.

М.Т.: Какие направления коллекциони­ро­вания удобны для музея, а что не подходит?

О.Ж.: К сожалению, опять-таки в рамках своих площадей. Нам, увы, не подходит крупные вещи. Нам трудно экспонировать автомобили или пуш­ки — то, что по габаритам не проходит. Но комфортно для музея то, что укладывается в кураторскую концепцию. Если мы говорим о сотруд­­ничестве с коллек­ционерами, конечно сразу рас­сказываем о работе с Сергеем и Татьяной Подстаницкими. Ощущение, что они — неотъем­лемая часть нашей команды, не только дают нам свои вещи на выставки, но консуль­тируют нас. Сергей бывает на монтажах, участвуют в параллельной программе, рассказывает о своих вещах, об экспертизе, вообще о природе кол­лекцио­нирования. Дают нам произведения Тропинина, Соколова, Карла Брюллова. Сейчас мы очень рады, что к нам присоединилась коллекционер Таня Удрас, она предоставила работу Пимена Орлова на выставку.

Сергея Чобана я уже упомянула выше. Сотрудничество с коллекционерами — это ведь безвозмездно с их стороны, а значит – не наша музейная нагрузка по страхованию, транспортировке и так далее, они всё это берут на себя. У историка моды Алек­сандра Василье­ва, с которым мы делали выставку старинной вышивки, есть в собрании исторический костюм нашего, пушкинского времени и до середины XIX века. Но как экспо­нировать такие вещи? Куда ставить манекены? Как проходить по экспозиции? А если ставить без стеклян­ных защитных колпаков, то встаёт вопрос сохранности этих предметов в небольших залах. И мы решили с Александом, что будем экспонировать из его коллекции вышивку в разных техниках, но кроме одежды. Очень рады сложив­шемуся партнерству с фондом In Artibus и одним из крупнейших кол­лекционеров Инной Баженовой. Наш музей, по приглашению фонда и лично Инны Баженовой,  делал в феврале 2021 года масштабную выставку «А это чей портрет?».

Рассматриваю сотрудничество с музеем Поленово тоже как работу коллекцио­нерскую, поскольку в юбилей В.Д. Поленова нам музей предоставил коллекцию графических портретов, выполненных мамой Василия Дмитриевича, Марией Алексеевной Поленовой. Судя по таким прекрасным произведениям, становится понятно, почему у этой женщины из пятерых детей двое были художниками: Елена и Василий. Бесподобные произведения искусства, мы их воспринимаем  как семейное собрание (хотя они хранятся в фондах Госу­дарст­венного музея-запо­ведника В.Д. Поленова). Правда, портреты, созданные Марией Поленовой,  всегда хранились в их семье.

Продолжая семейную тему, важно вспомнить период работы с Нелей Михайловной Кобзон, с её частной коллекцией. Фарфор конца XVIII — начала XIX века с  успехом экспо­нировался в рамках выставки «Женский вкус (куратор Алина Махотина). Нелли Михайлова – потом­ственный коллекционер, её отец в Ленинграде был известным человеком и многое собирал, потом всё конфисковали, также, кстати, как у отца Феликса Вишневского. Мама Нелли долго плакала по поводу утраты этих вещей, а дочь сказала: «Мама, не плачь, я вырасту, разбогатею и обязательно тебе это всё куплю». Так и вышло. Нелли Михайловна частично восстановила семейную коллекцию, а потом ещё и приумножила.

Очень приятно, что мы подружились с Максимом Боксером, коллек­ционером и энтузиастом, подвижником. Он всерьёз поддерживает современное искусство, много делает через свои проекты и интернет-плат­форму «Шар и крест». В карантин современные художники выживали благодаря продажам своих работ через «Шар и крест». Более того, коллекцио­нировать и собирать стали те, кто даже не мог себе этого пред­ставить и позволить, те, кто думал, что это страшно дорого и нужно быть обязательно олигархом или банкиром. Но нет! Вещи ценой в три-пять тысяч рублей могут себе позволить почти все. И многие в моем окружении увлеклись, расширили свою сферу интересов, зовут смотреть новые приобретения.  Вообще, современные коллекционеры – меценаты, они вкла­дываются в культуру, стремятся помогать художникам и музеям. Продолжают дело Третьякова, Щукиных, Морозовых и нашего Вишневского. 

А.С.: Музей Тропинина он больше на живописные произведения рассчитан. А, например, предметы фалеристики могут ли в нём экспонироваться?

О.Ж.: Конечно, могут, почему же нет? Всё, что лежит в кураторский концепции выставки. Если мы говорим, что предметы фале­ристики относятся к тем или иным персонажам, если они относятся к тому, или иному времени, почему нет? Это может быть вообще отдельная выставка.

А.С.: Всё же предметы фале­ристики небольшие по размеру. Крупное полотно внушает уважение. Когда что-то маленькое — ещё пойди разгляди детали.

О.Ж.: Тут поспорю! У нас есть такая специальная витрина, графический стол, построенный заме­чательным художником Алексеем Трегубовым к выставке «Искусство сохранять». И эта витрина позволяет нам экспонировать миниатюры, коих очень много в собрании музея. Мельчайшие предметы вызывают большое внимание, их подолгу рассматривают, про них интересно читать. Я считаю, что вещи небольшого формата именно в камерном музее очень хорошо живут. Важно, чтобы по смыслу подходили предметы. Сегодня без драматургии выставки, без сценографии, если хотите, рассчитывать на интерес публики не следует. Это неоправданный расчёт. Все избалованы, уже привыкли к хорошим выставкам в Москве, Петербурге, Екатерин­бурге, Новосибирске, во всех наших крупных городах готовы к современным, интересным подачам исторического, худо­жествен­ного, этно­графи­ческого материала. Мы можем и фалеристику, и нумизматику экспонировать, и филателию как часть наших выставочных историй. Просто надо интересно об этом писать искус­ствоведам и кураторам, делать так, чтобы вещи сочетались с живописью и графикой, предметами деко­ративно-при­кладного искусства.

А.С.: Тогда вопрос про совре­менное искусство. Что это для Вас? Может ли экспонироваться совре­менное искусство у Вас в музее?

О.Ж.: Это вопрос, который мы себе задали пару лет назад. И ответили на него утвер­дительно. Вы­ставка, которую мы с Вами вместе и открывали (а я очень рада, что теперь редакция журнала Sammlung/Кол­лекция — наши постоянные партнёры и друзья), так вот выставка «Параллели 19/21» — самый яркий тому пример. Да, сейчас у нас нет на стенах работ кисти Кабакова, Кати Бочавар, Оли Солдатовой, Андрея Барте­нева, у нас нет Франциско Инфанте. И список можно продолжать. Современное искусство — то, что создано в наше время. Тропинин в своём исто­рическом периоде тоже был предста­вителем совре­менного искус­ства. Но мы говорим о современном искусстве, как о про­стран­стве. Если Вы обратили внимание, то по сути, наш исторический особняк, он в русле этого современного искусства с точки зрения дизайна оформлен. Это и наш логотип с красными буквами МТ, и «Кружевница», особым образом поданная на афишах. Это создано усилиями нашего художника Вла­димира Богачёва. На выставке «Парал­лели 19/21» мы хотели показать эту прямую линию. Как пишет куратор выставки искусствовед Мария Санти, — «рама внутри нас». И нам очень нравится это словосочетание, этот образ. Рама внутри нас может быть больше или меньше, богаче или скромнее, может вообще быть прак­тически невидимой, а может занимать там две трети произведения искусства. Но мы видим сквозь эту призму. Современное искусство в виде предметного дизайна хорошо выстраивается в параллели с красивыми исто­рическими столешницами XIX века. Потому что… прежде всего нам интересен человек. И вот, если бы купцы того времени жили сегодня, и у них были возможности финансовые, и был бы вкус, то, по задумке куратора Маши Санти и автора выставки Евгения Гриневича, они бы выбрали именно те предметы из современного итальянского дизайна, которой был выставлен в зале как раз XXI века. Можно экспонировать самые лучшие и дорогие предметы, но если ты не рассказал, почему они здесь, и почему они запараллелены с фондовыми историческими вещами из музея, то цен­ности не будет. Современное искусство для меня — это подход, это дизайн. Перечисленные совре­менные худож­ники должны быть у нас чаще и не только как гости, а ещё и как люди, которые дают свои вещи на выставки. Тогда понятна преемствен­ность и то, что происходит сегодня. Вот, например, Максим Боксер, серьёзный коллекционер, о котором я сказала, пришёл к нам в музей и подарил — пока мы только приняли это фонды, но мы сделаем конечно какую-то ещё публичную историю об этом даре, — два бесподобных пастельных портрета юноши и девушки начала XIX века. Неизвестно имя художника, который их исполнил, но провенанс бесподобен. Не буду раскрывать секрет, но то достойная московская ис­то­рия!

Дополнение от 23.12.2021.

23 декабря состоялся вечер клуба друзей Музея Тропинина. В том числе гостям были презентованы дары коллекционера Максима Боксера музею — два портрета предположительно кисти Карла Вильгельма Барду (нем. Karl Wilhelm Bardou; 1770-е — после 1842). Далее предстоит их экспертиза и реставрация.

Максим Боксер в Переделкино недавно устроил ярмарку со­времен­ного искусства, опять-таки, дав возможность художникам по­казать себя и что-то продать. А деньги от аукциона пошли на консервацию очень интересной усадьбы XVIII века на Ярославском шоссе, где Максим планирует сделать резиденцию для художников. Людям особого склада, иногда действительно выдающимся, нужно дать возможность работать. Вспомним художника Анатолия Зверева. Если бы не Георгий Костаки, что было бы с его наследием? Воспитание вкуса и насмотренность важны для последующих поколений. Драгоценные камни требуют огранки и оправы. Так и художника должны заметить и оценить. И это нередко делает коллекционер. А музейные вещи также нужно талантливо показывать и подавать, интересно о них писать.

М.Т.: Важная часть работы камерного музея — выездные выставки, как средство популяризации коллекции. Можете немного рассказать?

О.Ж.: Наши выставочные залы невелики, а коллекция богатейшая, достойна показа не только в центре Москвы. Мы сотрудничали с Нижегородским государственным художественным музеем, который сейчас прекрасно переоборудован, мы возили свои произведения в Новосибирск, Воронеж и Калугу, была большая выставка во Владимире. А на следующий год запланированы совместные выставки в Серпухове с Историко-ху­дожественным музеем, а также в Санкт-Петербурге и Оренбурге. Мы можем привозить и полностью готовые выставки: вещи, дизайн (вплоть до пригла­сительных билетов), весь этикетаж и кураторские тексты. Но всегда хорошо, когда в экспозицию входят произведения из принимающих нас музеев. Если мы работаем с музеем Крамского в Воронеже, мы знаем, что высококлассные вещи конца XVIII века они могут предоставить, да и про­изведения рубежа XIX-XX веков можно взять там. А сами привозим то, что ждут от нас. Вот была выставка «Портрет в перспективе». И она же потом поехала в Новосибирск в Краеведческий музей. К столетию музея была орга­низована выставка из наших фондов. Коллеги сумели построить внутри своего роскошного Колонного зала буквально художественный музей. Предложили дополнить состав выставки портретом героя, легендарного Александра Ивановича Покрышкина из фондов своего Краеведческого музея.  В Калуге мы делали выставку «Балы и музыкальные салоны XIX века» в Художественном музее, где архитектуру экспозиции просто решил сам интерьер усадьбы, в которой расположен музей. То есть везде по-разному.

Передвижные истории дают нам, в первую очередь, возможность поработать со своей коллекции по-иному. Они дают нам науку, новые атрибуции.

Одним из главных событий наступающего года станет выставка «Василий Тропинин из Русского музея». Мы будем принимать шедевры из фондов Государственного Русского музея.

А.С.: Ольга Игоревна, спасибо за уделённое время!

О.Ж.: Всегда Вам рады!

Фотограф Андрей Лобанов

Мужской клуб и коллекционеры. Музей В.А. Тропинина

Способ и образ (Музей Тропинина)

Сибиряки в Москве (Музей Тропинина)

Графика первой половины XIX века из частных собраний (Музей Тропинина)

А это чей портрет? (Фонд In Artibus и Музей Тропинина)

Царицыно. Интервью с Елизаветой Фокиной

Коллекционирование – дело семейное. Татьяна и Сергей Подстаницкие

Коллекционер Татьяна Удрас

Коллекционер Валерий Дудаков. Интервью

Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени

__________________

Обсудить материал >>>