Один Строганов из двух возможных

Сила и, пожалуй, одновременно, слабость ди­нас­тии в следовании тради­циям. Стро­га­нов­ский дво­рец в Санкт-Пе­тербур­ге, по­­ми­мо ху­дожест­вен­ного па­­мят­­ни­ка, пред­­став­ляет со­бой своего рода пан­теон зна­ме­ни­то­го ро­да. Представители сразу шести поколений рода жили здесь с середины XVIII века до начала XX, а потому парадные залы второго этажа представляют собой своеобраз­ный схема­тический чертёж той ветви династии, которая относится к потомкам барона С. Г. Строганова (в 1740 году он участво­вал в её разделе на три семьи). Этот человек, и каждый из последующих владельцев, оставил собственный художественный мир, причём почти в каж­дом случае, можно усмотреть даже пропорцию между занятой им площадью и вкладом в династию.

Фотография/картина как инструменты
памяти Строгановых в начале и конце XIX века

Так с самим Сергеем Григорьевичем (X поколение, 1707-1756), первым владельцем здания, можно связать в его финальной версии только Большой зал. Наиболее значительное число интерьеров при­надлежит, разумеется графу Алек­сандру Сергеевичу, самому знаменитому Строганову (XI, 1736-1811). С ним связано устройство Кабинета, который простирается от Зала Гюбера Робера до Физического кабинета, включая Картинную галерею, то есть со­стоит, по край­ней мере, из четырёх залов. Граф П. А. Строганов (XII, 1772-1817) – это только Малая гостиная. Его супруга, а затем вдова Софья Вла­димировна (1775-1845), рас­по­ря­жавшаяся домом в 1817-1845 годах, устроила небольшой кабинет в южном корпусе, а также, во внутренней анфиладе западного корпуса, заказала апартаменты дочери графини Аглаиды, в замужестве княгини Голицыной (XIII, 1799-1882). При­­над­ле­жавшей к тому же поколению её кузен граф С. Г. Строганов (1794-1882) устроил себе апартаменты из трёх комнат, одна из которых, Большой кабинет, и будет в центре нашего внимания.  Для завершения обзора добавим, что граф Алек­­сандр Сергеевич-второй (XIV, 1818-1864) и его супруга Татьяна Дмитриевна (1823-1880) представлены ныне, пожалуй, лишь Большой гостиной. Наконец, последний владелец дворца граф С. А. Строганов (XV, 1852-1923), возможно, устроил наиболее поздние интерьеры здания – так назы­ваемый Зал с дубовым камином (Столовую?) и соседнюю Буфетную (?).

Два зала Строга­новского дворца под­разумевают особый статус, ибо имеют мемо­риальное значение. Первым таким «святым местом» в Строгановском доме можно считать, Картинную галерею, описанную Жозефом де Местром как место «художественной кончины» Алек­санд­ра Сергеевича в 1811 году. «В огромном его дворце не было у него ни спальни, ни даже постоянной постели, а спал он на манер старосветских россиян или на ди­ване, или на маленькой походной кровати, которую ставили то тут, то там по его фантазии. Из комнаты, где он сначала лежал при последней своей болезни, велел он перевезти себя в картинную галерею.  …  Когда его привезли туда, он посмотрел, как один из его протеже копирует картину, и по обыкновению сказал свое мнение» — так начал дипломат. Обращаю внимание читателя на скромность быта графа и его желание обрести покой среди картин, которые если судить по знаменитой акварели А. Н Воронихина 1793 года (ГЭ) часто служили фоном для его деловых занятий и местом принятия посетителей.

Наиболее патетические строки Местра выглядят следующим образом: «26 сентября попросил он гувернё­ра-француза и одного из друзей … сыграть что-нибудь: они сели за клавесин и спели романс на два голоса, после чего немало было удивлены, услышав, как больной хлопает в ладоши, словно совершенно выздо­ровевший». …. Потом обратился к доверенному своему секретарю: «Не оставляйте меня одного, завтра великий для меня день, и в любую минуту могут понадобиться священники. 27-го рано утром велел призвать их; когда они явились, он сел на постели и сам прочёл все молитвы умирающих, после чего причастился и пожелал видеть сына и невестку; благо­словив, он нежно их расцеловал и отослал прочь, желая остаться наедине с самим собой. В час пополудни … спокойно скончался. Смерть сию почитают великолепной и едва не причислили сего человека к лику святых» [10, с.184].

Спустя три года после смерти вельможи художник А. Варнек, вероятно, по заказу графини Софьи Владимировны, написал посмертный портрет графа (1814, ГРМ), использовав в качестве подспорья для передачи черт лица, как признано, последний прижиз­ненный портрет графа работы Ж.-Л. Монье 1804 года, известный в двух репликах (ГЭ и НИМ РАХ). На большой картине, размером 251х184, на фоне в про­стран­ственном прорыве построенный под руководством Алек­­­сандра Сергеевича Казанский собор показан как главный успех выдающегося жизненного пути. Строганов сидит в костюме кавалера ордена Андрея Перво­званного с планом здания Императорской академии художеств (президент в 1800-1811 годах) перед гранитным Аммоном-Юпитером. Также представлена одна из двух консолей с лазуритом, находившихся ранее в Картинной галерее по сторонам от зеркальной двери в южном торце (ГЭ), а в целом работа Варнека — сложно­сочинён­ное произведение в духе культуры XVIII века, где предметы собраны, по крайней мере, из двух залов. Голова Юпитера до настоящего времени стоит в Физическом кабинете. Там же, вероятно, находилась гранитная с бронзой ваза, показанная на консоли (продана на аукционе «Sammlung Stroganoff, Leningrad“ фирмы Р. Лепке в 1931 году, местонахождение неизвестно). Таким образом, на полотне дано понятие о некоем обобщённом пространстве А. С. Строганова на границе между дворцом и собором, где происходило наиболее важное для него. Реальное окно на храм было действительно устроено в Физическом кабинете, хотя первоначально оно, пред­поло­жи­тель­но, задумывалось в Картинной галерее [7, с.95]. Так или иначе, для нас важно зафиксировать создание уникального прецедента изображения ушедшего владельца дома внутри его, отчасти мифологического, собственного мира в пределах Строгановского дворца на основе неких изобрази­тельных ма­териалов и тщательно подобранных много­значных предметов коллекции. Сочинение пона­добилось для представления графа как сына Юпитера, российского вельможи, увенчанного лаврами, просвещенного любителя искусств и едва ли не властителя периода эллинизма.

Вторым подобным «святым местом Строгановского дворца», известным гораздо меньше, является зал по соседству с Картинной галереей, расположенный к ней под прямым углом и связанный дверью. Это — Большой кабинет графа Сергея Григорьевича, где на Пасху 28 марта 1882 года перешёл в мир иной выдающийся государственный деятель XIX века. Событие известно по нескольким источникам. По свидетельству Ф. И. Буслаева, граф «скончался в заутреню Светлого Христова Воскресения …, неожиданно и незаметно для домашних, один-одинёхонек в своем бесподобном кабинете. … Бережно и чинно прилёг он у своего рабочего стола и, скрестив руки на груди, заснул вечным сном без­болезненно и мирно» [1, с.383]. Сам Фёдор Иванович в столице не присутствовал. Потому несколько надуманный, как и у Ж. де Местра, рассказ основан на письме его корреспондента И. Хрущёва, приве­дён­ном Буслаевым в неопуб­ли­кованных «Допол­нениях к Воспоминаниям»: «В четверг великий приобщился у себя в кабинете. … в великую субботу около 9 ч. вечера беседовал спокойно с внучкою графиней Толстой [Наталья Ивановна, 1852-1930 – С. К.] и с дочерью княгиней Мещерской [Елизавета Сергеевна, 1826-1895? – С. К.]. После того как они вышли, он пошел было к себе, но на ковре … упал и мгновенно скончался…».

Приведём также цитату из «Воспоминаний» В. П. Мещерского: «… по воле его: процессия выноса его тела из вели­колепного его дома … похожа была на вынос очень бедного человека, до такой степени она была прос­та. Это было последнее проявление личности вельможи…, который в продолжение всей своей жизни презирал роскошь и суету света» [11, с.68].  Слово «простой» вполне можно отнести и к Кабинету графа, о котором пойдет речь ниже, и к использованию живописных средств увеко­вечивания, что отличаются от применённых в начале столетия при общем стремлении к скромности. В дневнике того же Мещерского под 27 марта можно найти слова об улучшении состояния больного и возможности «думать о переезде его в деревню на свежий чистый воздух» [12, с.110]. Этот фрагмент представляется нам также важным в свете дальнейших рассуждений по поводу двух посмертных портретов Сергея Григорьевича.

Первый из них большого размера, 179х125, работы К. Маковского, поступил в ГРМ из собрания Ферзен, что позволяет пред­полагать былую его при­надлежность Н. И. Ферзен, урожденной Толстой, внучке Сергея Григорьевича. Она при­сутствовала, как мы знаем, при последних часах деда. Это полотно хорошо известно и  пред­ставляет графа в его Большом кабинете (1882), где оно в настоящий момент и экспонируется. Был и другой портрет, который считался утраченным и который существует, как  теперь стало очевидно в частном собрании. Портрет много меньшего размера, 77,5х57, выполнен в том же году, и принад­лежит кисти И. Крамского. Портрет представляет вельможу в Орлино, имении его четвёртого сына графа — Н. С. Строганова, что  расположено примерно в 90 километрах к югу от Санкт-Петербурга. Именно туда, «в деревню», возможно, Сергей Григорьевич и стремился во время последней болезни. А. В. Кибовский считает, что изображён на портрете Крамского граф Алек­сандр Григорьевич Строганов (1795-1891) [3, 4], родной брат Сергея Григорьевича. Если признать, что определённо изображён Строганов, а в этом, кажется, не приходится сомневаться, то выбор предстоит сделать из двоих претендентов, причём не только возраст, но и карьеры возможных моделей чрезвычайно близки. Оба были флигель-адъютантами и генералами (от кавалерии и артиллерии соответственно), кавалерами множества наград, включая орден св. Андрея Первозванного. Но сразу скажем, что между братьями существовала одна существенная разница, за­фик­сированная изо­бра­зительными средствами. Если Сергей определённо стремился к аскезе, то Александр предпочитал демонстрировать свои регалии. Любопытно здесь вспомнить о своего рода кастинге на место мужа старшей дочери Натали, что провели Павел и Софья Строгановы в 1810-е годы. Софья, в отличие, от Павла, избрала Сергея. И как будто оказалась права, как мы можем судить на основании «теста на тщеславие».

Иконография первого гораздо более обширная, нежели второго и скромность Сергея Григорьевича опре­делённо просматривается, хотя мы не имеем здесь возможности привести другие его портреты. Укажем лишь на вероятные причины такой манеры жизни. Первая усматривается в необ­хо­димости отдавать много­миллионные долги деда супруги, что подразумевало постоянную экономию, стремление к которой пронизывала заметна во многих поступках этого человека. Вторая причина имеет отношение только, на первый взгляд, к церемонии похорон и вновь связывает со строгановской тра­дицией. Имею в виду два уникальных гранитных саркофага Лазаревского клад­бища Александро-Невской лавры, под которыми покоятся попарно Сергей Григорьевич, барон, и граф Александр Сергеевич (X-XI), а также графы Павел Александрович и Александр Павлович (XII-XIII). Заказчик такого решения неизвестен, но изумляет потрясающая простота надгробий, под одним из которых покоится президент Импера­торской Академии, особенно в сравнении с дру­гими, принад­лежащими людям, находивши­мися много ниже Стро­гановых в иерархии общества. По­жалуй, даже излишне писать, любой из скульпторов почёл бы за честь создать монумент тому, чьё правление ста­ло «золотым временем» Академии. Наконец, мы, наверное, можем усмотреть в этом психоло­гическом портрете наследие тестя-революцио­нера, который, как вспоминал Сергей Гри­горьевич, «под влиянием воспоминаний молодости, тот чудил и вдруг, ни с того ни с сего, уходил в комнаты слуг, садился с ними запросто обедать и наслаждался равенством» (свидетельство великого князя Николая Михайловича). Напомню, что окончания образова­тельного путешествия Павла Александровича сделало его свидетелем первых (до конца 1790 года) событий Великой французской революции. Во время неё, и прежде, Жильбер Ромм, воспи­татель, развивал перед рос­сийским графом представления о всеобщем ра­венстве. В некоторой части они были им усвоены.

Ранее полотно Крамского было дважды выставлено на аукцион «Кристис»: 10 октября 1990 года, как «Портрет генерала, сидящего на скамейке», и 30 ноября 2004 года как «Портрет адмирала Логина Логиновича Гей­дена». Наши размышления об изображённом персонаже сделали неизбеж­ным обращение к Строганов­скому дворцу на Невском проспекте в Санкт-Петербурге, к его истории и мифологии и, в частности, к Большому кабинету графа С. Г. Стро­ганова. Весьма важный интерьер с исторической точки зрения как место принятия важных государственных решений в 1881-1882 годах [6], уже был предметом изучения (как экспо­зиция античной коллекции) [13], но всё ещё не описан полностью и не был рассмотрен в составе всего памятника как некий мемориал вла­дельца. Над этим, помимо Маковского, работал художник А. Колюч­чи, изобразивший Большой кабинет также в 1882 (ГРМ) на небольшом холсте размером 45х55,5 см, причём он происходит из того же собрания Ферзен, что может, на наш взгляд, под­разумевать одного заказчика. Кроме того, пред­ставляется, что картина сделана по изображению Дж. Бианки 1865 года (ГЭ), о чём ещё будет сказано ниже. Судя по всему, Маковский и Крамской при со­здании своих картин также восполь­зовались фотографиями.

Большой кабинет графа С. Г. Строганова входит в небольшой комплекс апартаментов, устроен­ных на рубеже 1850-1860-х гг. пред­поло­жительно по проекту архи­тектора М. А. Макарова [7, с.260-286]. Помимо указанного зала, он включал в себя Малый кабинет, а также так называемую Ара­бесковую галерею, служившую гостиной и, одновременно, дополнявшую Кабинет графа А. С. Строганова, деда жены Сергея Григорьевича. В сентябре 1859 г. он был назначен воспитателем 16-летнего наследника престола цесаревича великого князя Николая Александровича. Граф был вынужден переехать в столицу из Москвы, где он проживал, вероятно, со времён венчания на графине Н. П. Строгановой, и посе­литься в доме на Невском проспекте, устроив кабинеты из прежнего коридора, который вёл в Картинную галерею знаме­нитого предка, в честь которого был назван его сын, оказавшийся полным тезкой мецената и коллекционера. Уже в этой трактовке интерьеров очевидна натура, которая оставалась цельной во всех своих проявлениях. Здесь, на Нев­ском проспекте, граф встречался с профессорами цесаревича, сохранив с ними связи и впоследствии, в частности с А. К. Победо­носцевым, который советовался со своим прежним покро­вителем во время поли­тического кризиса 1881 года после убийства императора Александра II и подготовки известного Высочайшего манифеста о незыблемости самодержавия [6].

Интерьер описал все тот же Ф. А. Буслаев, секретарь графа: «Это была очень длинная комната с окнами только по одну сторону; промежутки между окнами и вся противоположная стена заняты шкафами в рост человека с книгами на полках и с разными редкостями в выдвижных ящиках. Тут же находилась и драгоценная кол­лекция греческих, римских и визан­тийских монет, золотых и сереб­ряных, а частию и медных, наиболее редкостных. … На шкафах стояли разные художественные предметы из металла и мрамора». Конкрети­зируя, автор сообщал: «Самым замечательным и дра­гоценным из них была золотая ваза работы Бенвенутто Челлини величиной с большую сахарницу, украшенная рельефами и статуэткою на её крышке. По стенам над шкапами и в других местах были развешаны картины старинной итальянской и голландской живописи, пре­иму­ществен­но XV века» [1]. Ни золотой вазы, ни за­пад­но­европей­ских кар­тин мы не видим на фотографии работы Дж. Бианки 1865 года, которая могла бы стать иллюстрацией к словам  Буслаева.

В наиболее выгодной ситуации про­ти­воположная от фото­графа западная стена. На ней три картины. В центре, одна из картин школы Позилиппо, возможно кисти некоего Thuilier, упомянутая в описи 1884 г. [8]. По сторонам от неё два изображения стариков, вероятно, кисти В. Шебуева. Едва ли не отсылка к нашему иссле­дованию портрета. Одна из картин в настоящее время хранится в ГРМ. Место­нахождение другой — неизвестно. Ниже гравюра с изобра­­жением императора Николая I, с эпохой которого связан расцвет деятельности хозяина. Среди четырёх картин справа, раз­мещённых в простенках между окнами можно определить лишь эскиз А. Иванова к его знаменитому шедевру кисти А.  Иванова. Здесь же, у южной стены, камин Колыван­ской фабрики (на нём вид­ны бронзовые скульптуры) – подарок императора Александра II 1862 года и три невысоких шкафа с книгами.

Противоположная, северная, и главная, стена, видимая также на картине К. Маковского и картине А. Колюччи, в 1865 г. была оформлена двумя большими фотографиями Томмазо Куччони (ГЭ). Пер­вая, созданная в 1857-1858 годах, размером 56,8х153, представляет «Римский форум». Она расположена ближе к зрителю и находилась слева от входа в кабинет из Арабесковой гостиной. Другая, чуть менее значительная по размеру, но более важная для послания интерьера, показывала «Собор св. Марка» над креслом с грифонами и Аполлоном, про которого речь ниже [13]. Выбор изображений едва ли случаен в связи с значимым подбором предметов, о котором ниже. Главная ось зала пред­ставляет владельца как поклонника Аполлона и, несомненно, отсылает к Венеции и её прослав­лен­ному визан­тийскому храму. Причина такого обращения не совсем ясна, коль скоро мы не знаем жизнь графа во всех деталях. Однако можно пред­поло­жить, что эрудиро­ванный владелец отсылает нас к епископству св. Марка в Апол­лониаде (согласно житию Дмитрия Ростов­ского) и к почитанию св. Дмитрия Солунского в соборе св. Марка. Память этого святого отмечается право­славной церковью 8 ноября — день рождения графа по старому стилю. Напомним в этой связи, что он на свои средства реставрировал Дмитриевский собор во Владимире и из­дал книгу о нём в 1849 году. Очевидно, что граф почитал св. Дмитрия своим покро­­вителем. Отметим внимание пре­ста­релого графа к новейшему изобретению — фотографии, к услугам которой также быстро обратился его сын Павел. Другие пред­ставители династии также соз­давали свои образы через кабинеты. Уже шла речь об Александ­ре Сергеевиче, но также поступили Павел и Григорий, сыновья Сергея Григорье­вича. Первый представлял себя кар­диналом-кол­лекцио­нером в своём доме на Сергиевской улице в Санкт-Петер­бурге [9, с.9-33], второй – собирателем эпохи итальянского Возрождения в палаццо на виа Систина в Риме.

Известные нам кабинеты Строгановского дворца, включая Малый кабинет С. В. Строгановой, имели собрания изображений близких родствен­ников, что, разумеется, не являлось преро­гативой только этой семьи. Сакральное пространство графини находилось в проти­во­положном от зятя южном корпусе дворца. Над этажерками с книгами висело семь портретов, среди которых опознается портреты скончавшегося мужа Павла на коне работы моно­грам­миста «S. G.» (1814, ГРМ), погибшего сына Александра кисти Ж.-Л. Монье (1805, ГРМ) и четырёх дочерей. Таким образом, традиция уже существовала. И была поддержана.

Здесь, у С. Г. Строганова, на полке поместилось, пред­положи­­тельно, десять подобных картин в овальных рамах. Фотографии и живописные портреты находились в одном ряду, что в полной мере соответ­ствует ситуации сосущест­во­ва­ния двух видов искусств, используемых для их создания. Живописные изображения были помещены между фото­графиями, имели резные рамы близкого размера и принад­лежали кисти одного художника А. Иебенса (пред­положено С.Д. Алексеевым, скло­няв­шемуся, устно, к трём работам и назвавшему одним из них портрет Т. Д. Строга­новой из ГРМ, см. ниже). По нашему мнению, картин было четыре, причём мы  можно указать  все модели. Первая пара пред­ставляла графа А. С. Стро­ганова-второго и его супругу графиню Т. Д. Строганову. Обе картины находятся в Эрмитаже, как любезно подсказано нам их хранителем Ю. Ю. Гудыменко (происходят из Стро­гановского дворца). Дата написания 1849, размеры 40х31,8 и 40х32, соответ­ственно. Картины написаны через три года после свадьбы.

Ещё одна вещь из Большого кабинета графа С. Г. Строганова — портрет другой его невестки графини А. Д. Строгановой (1825-1906). Год написания, 1851, отмечает дату свадьбы с П. С. Строгановым (1823-1910). Очевидно, должен существовать парный портрет, но его местонахождение пока не установлено. Размер женского изображения, происходящего из Строга­нов­­ского дворца и находящегося ныне в ГРМ несколько меньше предыдущей пары — 35х27. Таким образом, Иебенс написал порт­реты двух старших сыновей графа с их супругами. Возможно, остальные сыновья Григорий и Николай, их супруги, а также дочери со своими избран­никами были запечатлены посредством фотографии.

Перед портретными изобра­жениями скульптурный ряд, где было сосредоточено основное содержание интерьера. Центральное место на 1865 год принад­лежало небольшой модели Аполлона Бодеэмоса. Ф. И. Буслаев разглядел в статуэтке знаменитую статую Аполлона Бель­ведер­ского, находившуюся в Ватиканском музее. Об этом открытии он сообщил Сергею Григорьевичу, и тот незамедлительно приобрёл её для своего собрания, а также пригласил академика Л. Э. Стефани, который провёл её детальное иссле­дование, ставшее отдельной книгой. Затем в результате дискуссии скульптура была признана подделкой [14, с.120]. Возможно, поэтому она отсут­ствует на картинах Маковского и Колюччи. Некоторые другие вещи указаны в статье Ю. Г. Семёновой и И. О. Терентьевой, вывод которых гласит: «… хозяина кабинета вопрос под­линности и «древности» окру­жавших его вещей не был столь уж важен. Его скорее привлекали либо оригинальный характер и редкость вещи, либо «античные» или «римские» реми­нисценции. … Все эти предметы на равных сосуществовали в его кабинете, создавая опре­делённую художест­венную среду…» [13]. Сохранить представление об этой среде, римско-венециа­нской в данном случае, и составляло задачу мемуариста, художников и фотографов.  Обратимся теперь к рас­становке мебели.

На переднем плане слева стоит три кресла, одно из которых находится перед круглым столиком. Дальше от зрителя и уже на ковре два кресла иной формы с бархатными подлокотниками. Центральное место в комнате, разумеется, занимает стол владельца (Жакоб?), отодвинутый ближе к Картинной галерее. Граф работал за ним, находясь в кресле со светлой спинкой. Но наиболее эффектным является другое кресло с крылатыми львами, обращённое к окнам. Судя по всему, это было любимое место размышлений Строганова и его сакральное место, некий трон, как было показано выше. Точно такую же расстановку мебели находим на мемо­риальной картине А. Колюччи 1882 г. (ГРМ), что  и позволяет сделать пред­поло­жение об исполь­­зовании худож­ником фотографии сем­над­цати­лет­ней давности.

После широкого распространения фотографии она шла об руку с традиционным изо­бра­зительным искусством при изображении природы, портре­ти­ровании, представлении интерьеров и фиксации предметов искусства. Так, акварелист Ж. Мейблюм парал­лельно с Дж. Бианки занимался в 1863-1865 годах изображением залов дома графа П. С. Строганова, сына Сергея Григорьевича, на Сергиевской улице в Санкт-Петербурге [9, №№ 95-107]. Именно Павел Сергеевич пригласил Бианки зафик­сировать залы Строга­новского дворца, прежде поделённые в ту пору между Сергеем Григорье­вичем и его старшим сыном Алек­сандром, но в 1864 году последний скончался и потому его брат предпринял первую среди Строгановых попытку остановить время как в собст­венном до­ме, так и в доме отца.

Некоторые сведения о малоизвест­ном художнике Альберто Колюччи, даты жизни которого и биография неизвестны, можно обнаружить в мемуарах княгини А. Н. Голицыной. По её сообщению, итальянец был учителем рисования дочерей Т. Д. Строгановой [2, с.110-111], следова­тельно, был домашним человеком.

Итак, расстановка мебели Большого кабинета осталась прежней/заимство­ванной из фотографии Бианки. Живописный ряд иной. На западной стене в центре, судя по всему, портрет графа Г. А. Строганова, отца владельца кабинета (ико­но­графи­ческий тип и местонахож­дение картины неизвестны). Слева и справа на этот раз помещены парные портреты супругов П. А. и С. В. Стро­гановых, соответ­ственно тестя и тещи Сергея Григорьевича (Ж.-Л. Монье, 1808, ГРМ). На южной стене, на месте прежней фотографии Римского форума, теперь фотопортрет (?) в овальной раме. Возможно, на нем представлен покойный цесаревич Николай Александрович. Ниже другое изображение в квадратной раме. Ещё один, живописный портрет, в овальной раме, на месте фотографии собора св. Марка. Здесь должен был быть представлен кто-то важный для владельца, исходя из вышесказанного, но его личность пока не установлена. К кому апеллировал граф? Отцу, жене или трагически погибшему в 1877 году сыну?

Произошли изменения в скульптурном ряду. Убран «развен­чанный Аполлон», появился Нептун работы К. Растрел­ли (ГРМ). Показана иная люстра. На камин постав­лены часы, а бронзовая группа пере­несена на подоконник.

Итак, взяв за основу фотографию Бианки, Колюччи, на наш взгляд, малыми усилиями внёс коррективы и запечатлел памятное место.  На портрете Маковского граф сидит, полу­обернувшись к зрителю, в том самом кресле с крылатыми львами. За его спиной полка с книгами, скульптурами на ней и «изобразитель­ным рядом». Угадывается четыре картины Иебенса, за ними две фотографии, как у Бианки. Помимо упомянутого Нептуна можно рассмотреть Милона Кротонского, испол­ненную из терракоты. Эта работа И. М. Моисеева 1793 года, повторяющая в уменьшенном виде группу Э. Фальконе, в настоящее время также экспонируется в Большом кабинете.  Столь простыми средствами, ничего не сочиняя и вырезая фрагмент оформления кабинета, художник даёт представление о художественном мире Сергея Григорьевича. Изобразить остальное было задачей Колюччи, который работал, так сказать, в паре.

Другим, аналогичным работе Маковского, мемо­риальным произ­ведением, созданным по желанию другого заказчика, является также посмертный портрет графа работы И. Н. Крамского, представляющий одного из Строгановых в Орлино. Определению персонажа была посвящена работа А. В. Кибовского, опубликованная в журнале «Дилетант» (2018, ноябрь). В книгу автора «500 неиз­вестных» (2019) картина была помещена уже без пространных объяснений, которые были оспорены непосредственно после их опубликования (см. ниже). Автор приводит сведения о двух надписях. Одна из книг гласит «Сиверская-Оредежъ» и даёт понятие о месте создания про­изведения: художник имел мастерскую между Сиверской и Орлино, имением графа Н. С. Строганова. Вторая надпись — «Орлино 82» — указывает на дату создания и мес­то, куда живописец поместил свою модель. Нам остаются неизвестным причины, по которым это было сделано, каковы были обстоятельства пребывания модели в усадьбе и что у него было связано со скамейкой, на которой он представлен. Можно только пред­положить, что заказчиком полотна был граф Николай Сергеевич, а скамейка была любимым место отдыхом его отца.

А. В. Кибовский указал на письмо Крамского к П. М. Третьякову от 23 января 1883 года с сообщением, что в августе 1882 года, то есть четыре месяца спустя после кончины он исполнил портрет Строганова, без указания ини­циалов, но эти инициалы есть в посмертном списке работ мастера – «С. Г.», что А. В. Кибовский также отметил. Однако в конечном итоге, на основании сравнении работы с изображениями графа А. Г. Строганова, в частности, из со­брания Одесского историко-краевед­ческого музея, иссле­дователь сделал вывод, что художник изобразил этого представителя династии, причём в сентябре-октябре, исходя из показанной растительности, изученной экспертами, сезонной одежды модели и по причине кончины к тому времени его брата.

На наш взгляд, Крамской запечатлел, Сергея Григорьевича, образ которого явно схож с тем, что мы видим на портрете Маков­ского. Так, на графе одно и то же пальто, уста­новленное в том числе «для генера­лов вне службы и в путешествиях, когда полагается быть без оружия», хотя во втором случае он находится в помещении. Приводим также для сравнения три портрета Александр Григорьевича, один из которых фотографи­ческий. Укажем, что он проживал постоянно с середины 1850-х годов в Одессе и едва ли будучи в возрасте за восемьдесят отправился в Петербург, даже на похороны брата. Есть и ещё одно, важное наблюдение.

• Неизвестный художник. Портрет А. Г. Строганова.  Томский областной краеведческий музей им. М.Б. Шатилова
• А. Г. Строганов. Фотография

Ещё 23 октября 2018 года, то есть немедленно после выхода статьи А. В. Кибов­ского, посетитель интернет-форума Smallbatl под ником «Babarin» (Олег Бабурин, с которым автор данной статьи обменялся письмами летом 2021 года) разместил свои сомнения в том, что портрет изображает графа А. Г. Строганова. В частности, Бабурин обратил внимание на «две трости, абсолютно идентичные на двух портретах, вплоть до метал­лической втулки для продевания верёвочной петельки!». Следует согла­ситься и с последующим выводом: «вряд ли оба брата пользовались двумя одинаковыми парами тростей. К тому же эти «вторые ноги» были вещью очень личной, наверняка подобранной под рост, к которой человек уже очень привык».

В этом месте следует напомнить, что именно граф С. Г. Стро­ганов сломал ногу, находясь в 1841 году в имении Братцево (ныне в черте Москвы), что описано Ф. И. Буслаевым в его книге [1, с.184]. До конца жизни он хромал и потому, вероятно, имел две трости в отличие от брата, который прибегал к услугам только одной подобной вещи.

Исходя из вышеиз­ложен­ного, мы склоняемся к тому, что оба портрета сделаны по фотографиям, причём для каждого живо­писца не составило большого труда поместить данное им изображение в заказанное про­странство. Крамской мог избрать любое время года, но избрал начало осени, благодаря её про­зрачности и … простоте.  Столь же скромным было и само имение Орлино, где с 1809 года существовал скромный храм в стиле классицизма, а в 1871-1873 годах архи­тектор Г. Гросс построил у озера деревянный дом, придав ему черты русских хором. Несомненно, эта «деревня» привлекала Сергея Григорье­вича, который никогда не имел собственного имения.

Следует напомнить также, что Крамской начинал свою карьеру в мастерской известного петербург­ского фотографа Г. Деньера, получившего в свою очередь диплом живописца в Импе­раторской академии художеств. Он поручал рету­ширование художникам, в частности Крамскому, который позже исполнил маслом портрет Тараса Шевченко по фотографии Деньера. Кстати, последний арендовал для мастерской, крышу среднего стро­га­новского дома (Невский, 19), по соседству с главным строгановским домом (№17). Надо думать, что обитатели часто прибегали к его услугам.

Итак, на портрете Крамского представлен С. Г. Стро­ганов. В отличие от Маковского, а возможно именно потому, что Иван Николаевич знал о существовании такой работы (или по желанию графа Н. С. Строганова), он  пред­ставил вельможу в Орлино, где тот, определённо, бывал и куда, возможно, планировал вернуться во время болезни. Столкнувшись во второй раз со смертью представителя рода в доме, а также осознавая, как и в 1810-е годы, зна­чи­тельность личности ушедшего человека, потомки графа по традиции решили запечатлеть памятное место. Также по традиции, не доверяя модной фотографии, они отдали на откуп особо ценимой живописи на холсте функцию мемориала. В то же время пригла­шён­ные живо­писцы, облегчая свою задачу, всё же прибегли в качестве посредника к фото­технике, что в одном из случаев и привело к ошибке в опре­делении персонажа. Её исправлению способство­вала необыкно­­вен­ная для вельможи его положения манера поведения графа С. Г. Строганова, при­дер­живающегося, в известной степени, простоты всю свою жизнь и следовавшего, в известной степени, своим предкам. По соседству со святым местом  одного из них — графа Александра Сергеевича-старшего, ему выпало постоянно находиться во дворце на Невском проспекте. Все, кто направлялся когда-то к последнему, пронесли свои мысли через кабинеты Сергея Григорьевича и это духовное наследие, кажется, не было лишь воображаемым.

Источники

1.  Буслаев Ф. Мои  досуги. М., 2003.

2. Княгиня Александра Николаевна Голицына. Когда с вами Бог. Воспоминания. М., 2017.

3. Кибовский А. В. Надпись на скамейке // Diletant, №35, Ноябрь 2018, C.10-13. https://dlib.eastview.com/browse/doc/52054141

4. Кибовский А. В. 500 неизвестных. М., 2019.

5. Колмаков Н. М. Дом и фамилия графов Строгановых. 1752—1887 гг. // Русская старина  1887.  Т. 53.  Март.  С. 575—602.

6. Кузнецов С. О. Возвращение на Каму: опыт научной биографии графа С. Г. Строганова // Камский путь. Материалы Всероссийской научно-практической конференции («Строгановские чтения» — III). Часть 2. Усолье, Соликамск, 2009. С.4-17.

7. Кузнецов С. О. Строгоновский дворец: архитектурная история. Монография. СПб.: Коло , 2015.

8. Кузнецов С. О. Коллекция П. С. Строганова среди других живописных собраний рода // Труды Государственного Эрмитажа 96. Эрмитажные чтения памяти В. Ф. Левинсона-Лессинга. СПб., 2018. С.217-246

9.  Забытый русский меценат. Собрание графа Павла Сергеевича Строганова. Каталог выставки. СПб., 2019.

 10. Жозеф де Местр, граф. Петербургские письма. 1803-1817. Сост., пер. и пред. Д. В. Соловьева. СПб., 1995

11. Мещерский В. П. Воспоминания. Т 3. СПб., 1912. С.68.

12. Мещерский В. П. Дневник за 1882. СПб., 1883.

13. Семенова Ю. Г.; Терентьева И. О. «Античность» в кабинете графа С. Г. Строганова: пример реконструкции по фотографии И. Бианки 1865 года // Актуальные проблемы теории и истории искусства: сб. науч. статей. Вып. 8 / Под ред. С. В. Мальцевой, Е. Ю. Станюкович-Денисовой, А. В. Захаровой. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2018. С. 715–723. http://dx.doi.org/10.18688/aa188-8-71

14. Трофимова А. А. Античные коллекции Строгановых // Cтрогановы. Коллекционеры и меценаты. СПб., 2003.

Список иллюстраций

1. А. Варнек. Портрет А. С. Строганова. 1814. ГРМ.

2. Н. Кузнецов. Портрет А. Г. Строганова. 1891. Одесский историко-художе­ст­венный музей.

3. Неизвестный художник. Портрет А. Г. Строганова. Томский областной краеведческий музей им. М.Б. Шатилова.
4. К. Маковский. Портрет С. Г. Строганова. 1882. ГРМ

5. И. Крамской. Портрет С. Г. Строганова. 1882. Частное собрание.

6. Дж. Бианки. Большой кабинет графа С. Г. Строганова в Строганов­ском дворце. 1865. Фотография.  ГЭ

7. А. Колюччи. Большой кабинет графа С. Г. Строганова в Строганов­ском дворце. 1882. ГРМ

8. А. Г. Строганов. Фотография

9. Е. Есаков. Кабинет графини С. В. Строгановой в Строгановском дворце. ГРМ

10. Неизвестный литограф.  С. Г. Строганов.  1865.   Портретная галерея русских деятелей = Galerie de portraits de célébrités Russes publiée par A. Munster : [В 2-х т.] / А. Э. Мюнстер. — СПб. : тип. и лит. А. Мюнстера, 1864-1869. — Том I — Илл. 73

Сергей Кузнецов,
заведующий сектором изучения Строгановского дворца,
кандидат искусствоведения, доктор исторических наук

Изображения предоставлены автором

Класс картин. Строгановский вариант (Сергей Кузнецов)

Два Георгия, два подвига, два портрета (Сергей Кузнецов)

500 неизвестных

Первый Николай Второй

Выставка ВХУТЕМАС 100

Награды Императорской России

__________________

Обсудить материал >>>