Журнал SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ публикует интервью с выдающимся югославским и сербским журналистом, а в настоящее время Чрезвычайным и Полномочным Послом Республики Сербия в Российской Федерации господином Мирославом Лазански. Несмотря на ограничительные меры, вызванные пандемией COVID-19, нам особенно приятно, что господин посол нашёл время ответить на наши вопросы и интервью состоялось.
По счастливому стечению обстоятельств материал публикуется в канун очередной годовщины освобождения от фашистских оккупантов Белграда.
Специальный корреспондент журнала SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ Владимир Коханкин
В.К.: Ваше Превосходительство, Ваша первая и основная профессия — журналист. Что послужило причиной для её выбора?
М.Л.: Моей первой и основной профессией не была журналистика. Я окончил Юридический факультет в Загребе, стажировался в Окружном суде, но во время учёбы я начал писать в одной молодёжной газете. Это правда, что с начала моей журналистской карьеры моей единственной журналистской тематикой были военно-политические отношения в мире. Поэтому выбор профессии журналиста обусловлен моим пониманием, что работа в суде слишком статичная и что мне придётся много врать, если стану адвокатом. Профессия адвоката не столь динамичная, как профессия журналиста, особенно военно-политического журналиста. Профессия мне позволила путешествовать по всему миру и быть свидетелем событий, ставших уже историей. Это была причина, по которой я всё-таки выбрал журналистику.
В.К.: Какие у Вас были увлечения в детстве и юности?
М.Л.: В детстве я уже начал читать военную литературу, для меня работа в военно-политической журналистике была и страстью, и увлечением. В молодости я играл в футбол в команде Юрфака в Загребе, а также немного играл в хоккей. У меня не было других увлечений, например, я никогда не интересовался музыкой.
В.К.: Вас можно назвать военным журналистом или даже милитаристическим журналистом (о чём Вы сами заявляли). Как появился данный интерес к этому направлению и откуда Вы черпали информацию? Насколько я могу судить, Вы имеете достаточно высокие познания в военной технике, вооружениях и военной истории, а во время Вашего профессионального становления эту информацию было тяжело раздобыть.
М.Л.: Я никогда не был военным журналистом и никогда при армии не работал. Я всегда работал в гражданских газетах, но с уклоном в военную проблематику. Меня нельзя назвать военным журналистом, я — журналист военной проблематики. Я также никогда не называл себя «милитаристическим журналистом», я лишь сказал, что по призванию я — милитарист, потому, что люблю армию. Всё-таки есть разница между понятиями «милитаристический журналист» и «милитарист». Моя любовь к армии, если точнее определить, в каком-то смысле и есть вид милитаризма, но я никогда не был милитаристическим журналистом, который болел за развязывание войны.
По материнской и отцовской линии все мои предки были военными. Мой отец окончил Военную академию ещё в Королевстве Югославия. После гимназии он окончил Военную академию, был профессиональным офицером. Апрельская война против Германии началась, когда он был в Македонии, из которой он отступал до греческого порта Каламита на Пелопоннесе, где немцы их взяли в плен как группировку югославской армии. Он провёл четыре года в немецком лагере Оснабрюк для офицеров, с 1941 по 1945. Мой дядя Мирослав Лазански, в честь которого меня назвали, был самым младшим лётчиком. Их с дедушкой, как словенцев-югославов, убили в Ясеновце, а дядя при этом ещё был членом Коммунистической молодёжи. Ясеновац – это усташский лагерь, в котором убивали сербов, евреев и цыган-рома, а мои дедушка с дядей были практически единственными убитыми там словенцами.
У меня самая большая частная библиотека военных книг в Сербии. В ней более 3-х тысяч военных книг. Я посещал всевозможные выставки вооружений, ежегодно ездил в Лондон в книжный магазин Фойлс (Foyles), в котором есть целый этаж военной литературы, покупал всевозможные военные книги в период, когда не было интернета и, конечно, совмещал это с путешествиями. Я приобретал все книги, которые только мог получить из зарубежных стран, посещал разные библиотеки, такие выставки как Эуросатори (Eurosatory), Ле-Бурже (LeBourget), Фарнборо (Farnborough) и другие. Таким образом, я получил определённый фонд знаний. Например, я был первым в Европе, кто написал о том, что новый российский танк Т-72 обладает антинейтронной бронёй. Про данную информацию даже из Посольства СССР спросили адмирала Мамулу, откуда она появилась у Лазански. Я это объяснил следующим образом: в восточно-немецкой военной газете под названием Армерундшау (Armeerundschau) – это была военная газета Вооруженных сил ГДР, которая у нас была в доступе в Национальной библиотеке в Загребе и которую я регулярно читал – вышла статья об открытии химического комбината, производящего бор и литий недалеко от Нижнего Тагила, где был расположен танковый завод. Затем я стал изучать, в каких целях производятся бор и литий и узнал, что они останавливают быстрые нейтроны, поэтому подумал, что данный комбинат не просто так находится рядом с танковым заводом и что, скорее всего, у танка Т-72 антинейтронная броня.
И я угадал. Подобные вещи нужно анализировать со страстью, я зачастую днём и ночью читал разные журналы, собирал и сопоставлял данные. Я первым в мире написал о включении американских самолётов в провалившуюся операцию освобождения пленников в Посольстве США в Тегеране, когда они с авианосца влетели глубоко в Иран и над пустыней столкнулись самолёт и вертолёт, и операция потерпела крах. У меня тогда была карта радаров Ирана, где были видны радарные станции. Я заметил, что между базами Цах и Джах-Бахаресть радары французского производства, изучил их дальность и понял, что есть непокрытая радарами дыра в пространстве. Я об этом написал, а месяц спустя об этом писал и Нью-Йорк Таймс. Затем, неделю спустя, информацию из Нью-Йорк Таймс передали в белградском журнале «НИН», хотя я первым это опубликовал в «Вестнике» на месяц раньше всех. Это всё результат усердной работы: человек должен подходить к работе со страстью.
В.К.: Вы освещали множество военных конфликтов 80-х годов, но хотелось бы остановиться на Ирано-иракской войне 1982-1988 годов. Ирак был одним из ближайших военно-технических партнёров Югославии в то время. В Ираке югославские специалисты строили военные объекты, наладили выпуск автоматов Калашникова, совместно была разработана 262 мм РСЗО «Оркан», на то время современная и перспективная. Не могли бы Вы немного подробнее о Вашей работе в Ираке и югославо-иракском сотрудничестве в целом в тот период?
М.Л.: С 1982 по 1988 годы я каждый год ездил освещать события Иранско-иракской войны. Я был в штабе 4-го корпуса иракского генерала Махера Рашида в борьбе за Фао. Я провёл месяц в Фао, как и в борьбе за Солёные озёра, к северу от Басры. Моё пребывание в Ираке не было связано с югославской военной промышленностью и я не посещал военные объекты, которые югославская промышленность строила в Ираке. Меня это не интересовало, это были дела военного строительства. Это правда, что мы производили 262 мм РСЗО «Оркан». У нас был совместный проект c иракским государством в связи с «Орканом» и думаю, что мы поставили примерно 6 штук Ираку, а потом началась война в Югославии. Но я вовсе не посещал такие военные объекты в Ираке, меня интересовала жизнь на фронте, прежде всего на юге страны. Я объездил всю южную часть Ирака, начиная с базы морского флота Ум-Каср, где я смотрел несколько наших патрулирующих лодок класса «Нештин», поставленных нами иракскому государству, затем я был в Басре и на фронте Фао. Помимо того, я следил за событиями в Багдаде и окрестностях.
В.К.: Есть ли у Вас в творческих планах написание книги о международном военно-техническом сотрудничестве социалистической Югославии? Это весьма интересная и малоизученная тема.
М.Л.: Генералы, работавшие в военно-промышленном секторе уже глубоко изучили данную тему. У меня нет амбиций заниматься этой тематикой, так как об этом уже всё сказано.
В.К.: По вашим высказываниям, Вы в начале 1991 года призывали генералов ЮНА к военному путчу, с целью взять власть в руки военных и вернуть сепаратистские процессы в союзных республиках в правовое поле СФРЮ. Какова Ваша оценка успешности результатов такого гипотетического путча? Не слишком было уже поздно, всё же центробежные необратимые процессы в обществе были уже запущены?
М.Л.: Я уговаривал тогдашнего министра обороны генерала Велько Кадиевича к военному путчу. Я считал, что такой вариант будет гораздо лучше, чем распад государства в гражданской войне, как в итоге и произошло. Тогда Кадиевич меня спросил, что это означает. Я ему велел арестовать руководство всех стран от Словении до Македонии. Он мне ответил, что если арестует Милошевича, 100 тысяч безумных косовских сербов начнут устраивать беспорядки в Белграде. Я, в свою очередь, на это сказал, что в случае гражданской войны, будет не 100 тысяч, а 200 тысяч жертв. Я ему говорил, что и Милошевича нужно будет арестовать, что нужно всех ставить в изоляцию и, раз уже государство разваливается, обеспечить расставание без войны и крови. Однако к сожалению, в 1991 году нашу армию возглавляли 3-4 совершенно неспособных человека. Конституция 1974 года чётко предоставляла ЮНА право выполнить свою конституционную задачу, а именно защитить территориальную целостность СФРЮ. На последней встрече верхушки ЮНА с маршалом Тито 22 декабря 1979 года, Тито им ясно сказал: «Ваша задача – беречь Югославию от внешнего врага и внутреннего раздора». Они этого не сделали. По моему мнению, путч был бы самым дешёвым и наименее болезненным решением проблемы. Адмирал флота Бранко Мамула, союзный секретарь в период до Кадиевича, написал книгу «Случай Югославия». Он все ещё жив, проживает в г. Тиват и ему 95 лет. Когда мы разговаривали, он мне сказал: «Вы не знаете, какие хорошие и способные люди среднего политического звена предлагали прийти на сцену, от Словении до Македонии, если произойдет военный путч». Если бы это произошло и если бы армия сменила политические руководства, которые толкали страну в гражданскую войну, поверьте, были бы политики, которые поддержали бы армию и точно выполнили бы свою задачу в период перехода из чрезвычайного положения в нормальное. Но, к сожалению, верхушке армии не хватило смелости. Было ли слишком поздно? Уже в 1991 было поздно. Но в 1990 году, когда начались многопартийные выборы, после которых лидировать стали националистические партии, ещё можно было реализовать военный путч и тогда за Югославию были 100% сербов, 100% черногорцев, 100% македонцев, 80% населения Боснии и Герцеговины, как минимум 40% хорватов и точно 50% граждан Словении. Это большинство. Армия могла это сделать, она пользовалась прекрасной репутацией – это была армия победителей во Второй мировой войне. Военнослужащие весьма уважались во всех слоях общества и, если бы вмешались от Триглава до Вардара, они могли бы это сделать. К сожалению, у нас не было нужных людей на нужном месте. Летом 1991 года уже было поздно что-то предпринять, но не было поздно летом 1990 года.
В.К.: Какой период вы считаете вершиной Вашей журналисткой карьеры?
М.Л.: Это период с 1979 года по конец 1991 года. Именно тогда я взял интервью у трёх маршалов Советского Союза – С.Ф. Ахромеева, В.Г. Куликова, Д.Т. Язова, у Председателя КГБ генерала армии В.А. Крючкова, у главнокомандующего Военно-морским флотом адмирала В.Н. Чернавина, у начальника войск радиационной, химической и биологической защиты Вооружённых Сил Российской Федерации генерала С.В. Петрова, у начальника переговоров с американцами генерала Н.Ф. Червова. Они все были чрезвычайно важные личности. Плюс, я получил интервью и у двух гланокомандующих НАТО – у генерала Роджерса в 1982 году и у генерала Гэлвина в 1990 году. Я получал интервью и с Запада и с Востока, и это действительно был лучший период в моей карьере. Тогда я был шесть раз с советскими солдатами в Афганистане, в гражданской войне в Ливане, также в Ираке, и т.д.
В.К.: Один вопрос меня мучает уже долгое время. В своих репортажах из Косово в течение агрессии НАТО Вы представали перед телезрителями в американском камуфляже, американском шлеме и РПС, а также открыто носили американский армейский фонарик и югославский армейский кинжал фирмы ИМПА (аналог американских боевых ножей). Вы не опасались, что Вас кто-то мог принять за некого диверсанта или террориста?
М.Л.: На войне журналисты имеют право надеть форму. Согласно международному праву, относящемуся и к журналистам в зонах военных действий, вы можете надеть форму, но если окажетесь в плену другой стороны, тогда вы уже не журналист, а воюющая сторона. Я обычно надеваю военную форму всегда, когда нахожусь в зоне военных действий. Американский камуфляж, между прочим, присутствует и в Вооруженных силах Сербии, то есть, в тогдашней ЮНА им пользовались парашютисты. Это тот же камуфляж. Американский шлем – мой памятный предмет. Это шлем из Второй мировой войны. Когда фильм «Герои Келли» снимался в Югославии, в Истрии, мой друг был в нём статистом. Он взял шлем у Клинта Иствуда и подарил его мне, поэтому этот шлем стал для меня своего рода талисманом. Когда я ездил по зонам военных действий, я всегда его надевал. Тем не менее, я его не носил в Афганистане, ни в Чеченской Республике, но в других зонах военных действий он на мне был. С тех пор как я стал работать в газете «Политика», на нём написано название газеты — «Политика». Этот шлем мне очень понравился, к тому же, его носил мой любимый актёр Клинт Иствуд. РПС похожа на РПС НАТО, но это РПС, которая используется и нынешними Вооруженными силами Сербии и производится на предприятии «Миле Драгич» из г. Нови-Сад (в действительности в г. Зренянин – прим. В.К.). Что касается американского армейского фонарика, речь идет об армейском фонарике всех армий в мире, не только американской. Наша армия тоже им пользуется и мы его также производим. Касательно югославского армейского кинжала фирмы ИМПА из Земуна, то директор этого завода, производящего ножи для югославской армии г-жа Душица Танаскович – моя подруга, и я всегда получал каждую новую модель ножа. Это не аналог американских армейских ножей. Это обычный танто-нож. Данный ИМПА нож является частью регулярного оборудования всех специальных сил ВС Сербии. Отвечая на вопрос, опасался ли я того, что меня примут за диверсанта или террориста, честно говоря, в таких местах я просто выполняю свою работу, поэтому об этом я даже никогда и не подумал.
В.К.: В Вашем фильме «Рат за Космет» есть кадры неудачной попытки общения с русскими миротворцами у аэродрома Слатина. Расскажите, пожалуйста, о этом эпизоде, и что Вы чувствовали в тот момент?
М.Л.: Я был в Косово в качестве независимого журналиста, правда, был одетым в форму. Там было не так уж просто, у меня даже с собой был пистолет, я был вооружённым для самообороны, скрываться я не собирался. Как раз носил тот шлем, ИМПА нож, камуфляжный платок, всё как следует, всё в соответствии с трендами. Российские журналисты в Сирии также в шлемах, панцирях и с «Калашниковым», я их видел в Алеппо. Если уж снимают, то нужно быть при параде. Я слежу за тем, как одеваются российские коммандос, в российской армии примерно 15-20 лет назад не было очков на шлеме, а теперь они есть. Все следят за тенденциями в моде.
Аэродром «Слатина» был под управлением Вооружённых сил Югославии, и когда россияне приехали, был составлен акт приёма и передачи аэродрома. Я находился в аэродроме, когда российские подразделения вошли, и когда югославские силы передали им акт с указанием всего, что на аэродроме оставлено. Они вошли в аэродром без единого выстрела, сражения за аэродром не было. На следующий день российский военнослужащий не разрешил мне войти в аэродром. Я спросил почему, ведь это наш аэродром, но он мне на это сказал: «Он был вашим до вчерашнего дня, но сегодня он уже наш». Уже на входе я на это посмеялся, ответив, что мы его им передали с актом приёма и передачи, как положено, с перечнем всего, что на нём оставляем, от генератора до подземного объекта, и т.д. Я был свидетелем вхождения российских военных, а также приёма и передачи аэродрома.
В.К.: Достаточно личный, но одновременно традиционный вопрос гражданину бывшей Югославии. Вы родились в смешанном браке на территории современной Хорватии, Ваш отец – словенец, а мать – сербка. Как Вы себя идентифицируете по национальному признаку, и менялась ли Ваша идентификация с течением времени?
М.Л.: Я родился в г. Карловац, в Хорватии. Мой отец – словенец, семья которого убита в концлагере Ясеновац, будучи великими югославскими патриотами. Моя мать – сербка из места Високо, а Биляна Плавшич, бывшая Президент Республики Сербской – моя тётя. Мой дедушка по матери Радослав Тодор Живкович был полковником сербской армии на Солунском фронте, о нём писали в книге «100 героев Солунского фронта». Мой дядя, мамин самый старший брат, погиб в составе 21-й сербской ударной дивизии НОВ Югославии на Сремском фронте в 1945 году. Во Второй Мировой войне я потерял дедушку и двух дядей. Я крещён в православной церкви, моя бабушка Милевка меня крестила в церкви Александра Невского в районе Дорчол в Белграде. В то время когда мой отец был офицером ЮНА, бабушка не боялась это сделать. Когда мой отец об этом услышал, он только посмеялся, сказав, что так и должно быть, несмотря на то, что он словенец. Из-за трагической судьбы словенской части моей семьи, в моих документах указано, что я словенец. Когда я был народным депутатом в Парламенте Сербии, было указано, что я словенец. Когда я выдвинул свою кандидатуру на пост Чрезвычайного и Полномочного Посла Республики Сербии в России, в моём деле было написано, что я словенец. Я никогда этого не скрывал. Я крещён в Сербской православной церкви, но из-за уважения к семье отца, убитой в Ясеновце, я оставил в документах словенскую национальность и никогда этого не менял. В моей зачётной книжке юридического факультета в Загребе тоже указывалось, что я словенец. Я с гордостью могу сказать, что словенская часть моей семьи выступала за Югославию и именно поэтому и убита в усташском лагере, так как тот регион Словении стал частью территории НДХ после разделения территории в 1941 году. Другую часть Словении взяла Италия, ещё одну часть Венгрия Хорти, и одна была присоединена к немецкому рейху. Область рядом с границей с Хорватией взяли хорваты. Когда усташи приехали в деревню моего отца, они взяли в плен сначала дедушку, богатого торговца и владельца гостиницы, а затем и дядю и отвезли их прямо в Ясеновац. Именно по причине семейного наследия в моих документах зафиксировано, что я словенец, но я был крещён в православной церкви. Могу сказать, что я единственный православный словенец. Мои сербские корни также очень крепкие. Во время Первой мировой войны мой дедушка был на Солунском фронте, а во Второй мировой вся сербская часть семьи была выгнана из Боснии в усташский концлагерь в Славонской Пожеге, а потом перевезена в Сербию.
В.К.: В России очень мало знают о Сербии. А в Сербии о России гораздо больше, но всё же достаточно поверхностно. С чего началось Ваше знакомство с Россией?
М.Л.: Это не подается измерению, так как всё-таки Россия – самое большое государство и мировая сверхдержава. Сербия территориально маленькая. Я согласен с Вами в том, что в Сербии о России знают намного больше, чем в России о Сербии, но здесь речь идет о соотношении между различными величинами, поэтому это можно понять. Я не соглашусь, что в Сербии знают поверхностно о России. Сербский народ очень хорошо знает историю отношений между Сербией и Россией, помнит о помощи царской России в Первой Мировой войне, об освобождении Белграда красноармейцами… Об этом прекрасно знают и уважают данные исторические факты. Моё знакомство с Россией началось как раз через военную тематику, в начале семидесятых годов прошлого века. Я первым написал большую статью в Загребской газете о сегодняшнем тяжёлом атомном крейсере «Пётр Великий», тогда это был класс «Киров». Это была огромная статья с цветными фотографиями. Все были удивлены. Я был первым югославским журналистом, описавшим новый российский самолет «МиГ-29», и это мне позволило стать первым, кто представил его на телевидении, когда реализовалась его покупка и поставка в Югославию. Поэтому моё знакомство с Россией началось через тематику российского, то есть, советского вооружения.
В.К.: Вас часто называют русофилом. В одном из своих комментариев вы отметили, что в Сербии большинство людей рады видеть русских на территории Сербии в любом качестве. Не могу с Вами не согласиться. Но Вы родились и прожили достаточно протяжённый период жизни не на территории Сербии, а вне Сербии население не отличается явной русофилией вне зависимости от национальности и традиционно больше ориентировано на Западную Европу. Что повлияло на Ваши взгляды?
М.Л.: Я не согласен. Я не являюсь ни русофилом, ни амерофилом, я сербофил. Меня русофилом называют проатлантические, пронатовские круги в Сербии, для них любой объективный человек, который непристрастно анализирует отношения на международной арене и когда Россия права об этом явно говорит – русофил. Тех, кто англофил, считают нормальными. Я не русофил, я лишь объективный наблюдатель и журналист, который писал всё, как есть. «Русофил» у нас рассматривается как пейоративное понятие, в то время как «англофил» — нет. Сербы любят видеть россиян в Сербии. Нам приятно, когда российские военные участвуют в совместных учениях с сербскими, когда приезжают в качестве туристов, промышленников, и т.д. Я не согласен, что среди других югославских народов нет симпатии к России. Население в Боснии и Герцеговине, в Республике Сербской, любит Россию. В хорватских СМИ можно найти очень мало текстов с отрицательными высказываниями по отношению к России. В общественных СМИ в Хорватии я не видел статей с выраженной русофобией. Даже среди крайне правых хорватов её нет. Словения, к примеру, имеет отличные отношения с Россией, как в экономической, так и дипломатической сферах. Народ в Словении на улицах встретил Президента России В.В. Путина, когда он приезжал с официальным визитом и в Словении чётко выражены положительные чувства к России. У меня в Словении есть дальний родственник по имени Алексей Лазански, там часто детям дают русские имена. Конечно, у католической церкви есть свои взгляды на этот счёт, но в Словении она не столь сильна, как в Хорватии. В Словении она чётко отделена от государства и намного менее агрессивна и публична, чем в Хорватии. 90% черногорцев хотят иметь дружественные отношения с Россией. Очень важно рассматривать народ раздельно от политических элит. Это разные вещи.
В.К.: В этом году в России и в Сербии отмечалось 75-летие Победы в Великой Отечественной Войне и в НОБ соответственно. Что лично для Вас означает эта Победа?
М.Л.: В Европе Советский Союз одержал ключевые победы во Второй мировой войне и Красная Армия сломала военные силы нацистской Германии. Сталинградская битва была переломным моментом, Курская битва также была величественной – СССР внёс крупнейший вклад в Победу над нацистской Германией во Второй мировой войне. Это факты, особенно если посмотреть количество погибших военных и мирных граждан. На территории Европы с 1940 до 1944 года и 6 июня когда произошла высадка союзников в Нормандию, Советский Союз выдержал львиную долю борьбы против нацистской Германии. Конечно, тут был и вспомогательный фронт в Югославии. Для меня лично эта победа очень значима, поскольку считаю важным, чтобы все знали, кто победил во Второй мировой войне и чтобы не было пересмотра итогов Второй мировой войны. В Сербии ревизионизм невозможен, несмотря на попытки. Мы знаем, кто победил. Вся моя семья была на стороне Народно-освободительной войны. Заветной мечтой моего отца было посетить Мамаев Курган и положить цветы солдатам Красной Армии, одержавшим победу в Сталинграде. Он ушёл из жизни лет 15 назад, но я совсем недавно воспользовался возможностью посетить Сталинград и от имени семьи Лазански, от себя лично и от имени Посольства Сербии в Российской Федерации, я положил цветы в их память.
В.К.: В последнее время военно-техническое сотрудничество между Сербией и Россией вышло, как нам кажется, на небывалый уровень с момента окончания Второй Мировой войны. В московских книжных магазинах даже можно встретить учебники по сербско-русскому и русско-сербскому военному переводу. Является совпадением этот факт и назначение на должность посла журналиста-милитариста и русофила?
М.Л.: Да, сотрудничество между Сербией и Россией на военно-техническом плане представляет собой крупнейшее военное сотрудничество между Вооружёнными силами Сербии и иностранными армиями. Это естественное явление, так как мы обладаем многими важными боевыми системами советского происхождения, начиная с ракет ПВО систем до противотанковых ракет, танков, бронетехники, истребительской авиации… Всё это у нас советского происхождения. В техническом и технологическом смыслах мы направлены к военно-техническому сотрудничеству с Россией и российской армией. С другой стороны, нам Российская Федерация обеспечивает бесплатное обучение лётчиков, мы покупаем российскую военную технику: от вертолетов до систем ПВО, а также получили дотации 6 российских МиГ-ов, плюс 30 танков и 30 бронемашин. Все это дотации Российской Федерации Вооруженным силам Сербии и мы это ценим и уважаем.
Я не журналист-милитарист, я лишь однажды шутя на телевидении сказал, что я милитарист, в связи с моей любовью к военной профессии. Понятие «журналист-милитарист» имеет призвук подстрекательства к войне. Ни в одной моей статье нет никакого подстрекательства, я не извлёк выгоду ни из одной войны. Зачастую я ездил в зоны военных действий без служебного телефона и без военных командировочных. В Чеченской Республике у меня даже не было спутникового телефона, ни страхования жизни. У каждого российского журналиста, находившегося в Чечне во время войны было страхование жизни, стоимостью как минимум в 100 тысяч евро. Я ездил в Чечню с обычными командировочными и без страхования жизни. Я повторю, что я не русофил, а сербофил, но выступаю в поддержку отличным отношениям между Сербией и Россией. Почему меня назначили на пост Посла? Суть межгосударственных отношений сегодня, к сожалению, заключается в экономической и военной мощности. Суть российско-американских отношений на сегодняшний день является вопросом стратегического ядерного баланса и отношений военных сил. Это посредственным образом отражается на Сербию. Суть отношений между Москвой и Вашингтоном не представляет собой культурная сфера и даже не экономическая, а именно военные силы. Если хотите, чтобы в такой важной столице, как Москва, у Вас был Посол, понимающий военные отношения, то на такую должность не будете назначать исследователя египетских пирамид, теории юморески или отношений между Россией и Сербией в XVIII веке. Понимание военных отношений определяет сегодняшнюю мировую дипломатию. Соблюдения международного права между слабыми и сильными государствами попросту нет. Сегодня, к сожалению, мир – это улица, в которой решения принимает сильнейший. Соответственно, Посол в Москве должен разбираться в этой проблематике. Когда он сообщает Белграду о том, как проходят разговоры между Вашингтоном и Москвой по переговорам СТАРТ-3, к примеру, он должен понимать, что такое межконтинентальная ракета, а что – ракета малой дальности. Я на всех переговорах о ракетах средней и малой дальности присутствовал – в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне. Я знаю обо всём, что происходило в последние 40 лет, касательно СТАРТ. Я первым в Югославии писал о поставках американских «першинг» и крылатых ракет в Европе после установления советских ракет СС-20 в европейской части территории Советского Союза и возле границ. Я первым писал не только об этих ракетах, но ещё и американских. Есть ли ещё кто-то среди сегодняшних послов, кто может сказать, что был свидетелем всех этих событий и о них в курсе? Думаю, я поэтому и здесь.
В.К.: В интервью нашему журналу Ваш предшественник доктор Терзич упомянул о планах об открытии в России сербского культурного центра. Как обстоят дела с этим вопросом и какие задачи планируется перед ними поставить? Стандартные общекультурные или возможны какие-нибудь расширенные проекты?
М.Л.: Сербский культурный центр в России – это прекрасная идея. Надеюсь, что возможно будет реализован в ближайшие три года, но на данный момент проблема – финансы и пандемия COVID-19.
В.К.: Планирует посольство Республики Сербия в России проведение тематических выставок или других мероприятий? Если да, то насколько будет широк выбор тематики для них? К сожалению, о многих подобных событиях общественность узнаёт постфактум.
М.Л.: Мы планируем проведение тематических выставок и мероприятий, но, к сожалению, из-за пандемии коронавируса пришлось временно приостановить все планы.
В.К.: В 2014 году в Калемегдане была организована фотовыставка под открытым небом посвящённая 70-й годовщине освобождения Белграда от фашистских захватчиков. Несмотря на популярный формат, выставка была интересна тем, что на ней были представлены весьма редкие фотоматериалы, которые ранее не встречались в публичных источниках и могли оставить неравнодушным даже искушённого в данной тематике человека. И по сей день данные фотоизображения невозможно найти в широком доступе. Планирует ли Посольство какие-нибудь медиапроекты, возможно и электронные, чтобы подобный весьма интересный материал стал доступен большему числу интересующихся?
М.Л.: Касательно фотографий с выставки, необходимо выяснить их нынешнее место хранения. Но мне больше всего хотелось бы организовать подобную выставку в Сербском культурном центре в Москве, как только он откроется. Возможно бы было выставить фотографии и в помещениях Посольства, однако пандемия нас ограничивает.
В.К.: В прошлом году исполнилось 20 лет с момента самых трагичных событий в современной истории Сербии — агрессии блока НАТО на Югославию. Наш журнал не обошёл стороной данную памятную дату, а редакция обращалась в Посольство с предложением об организации тематической выставки. В следующем году исполняется 20 лет противотерростической операции на юге Сербии — пожалуй, на сегодняшний день, это последняя победа сербского оружия. Планируются ли Посольством какие-либо памятные мероприятия по этому поводу?
М.Л.: На данный момент мы не знаем, каким образом будет развиваться ситуация с коронавирусом. Если пандемия вскоре пойдет на спад, мы сможем сделать выставку, посвящённую завершению противотеррористической операции на юге Сербии.
В.К.: Какие в настоящее время существуют актуальные и важные совместные сербско-российские проекты?
М.Л.: Прежде всего, важнейший сербско-российский проект – продолжение развития наших отличных отношений и интенсивного сотрудничества, развитие экономического и военно-технического сотрудничества. У нас есть ещё проекты, которые обсуждались в рамках последнего заседания межправительственного комитета в Казани в марте сего года, на котором присутствовал заместитель Председателя Правительства РФ г-н Ю.И. Борисов и с сербской стороны министр иностранных дел г-н И. Дачич. Все проекты были перечислены, но, к сожалению, приостановились в связи с пандемией.
В.К.: Приходилось ли Вам будучи послом вручать награды (государственные или иные) Республики Сербия российским гражданам? Если не секрет, кому и какие награды?
М.Л.: В Российской Федерации безусловно много личностей, заслуживающих награду или орден Республики Сербии. Список нами уже составлен. Я уверен, что в ближайшем будущем мы сможем вручить награды.
Редакция журнала «Sammlung/Коллекция» сердечно благодарит его Превосходительство Господина Посла и работников его приёмной за организацию данного интервью в такой непростой для всего мира момент времени и выражает надежду в продолжительном сотрудничестве и дружбе сербского и российского народов.
Интервью подготовил Владимир Коханкин Специальный корреспондент журнала SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ 18.10.2020 г. Фотографии предоставлены Посольством Республики Сербия в Российской Федерации
С прискорбием сообщаем, что 3 августа 2021 года в возрасте 70 лет скончался от сердечного приступа Посол Республики Сербия в Российской Федерации Мирослав Лазански, находившийся в отпуске в Белграде.
Выражаем искренние соболезнования семье, друзьям и коллегам.
Царствие Небесное!
Посол Сербии в России профессор Славенко Терзич для журнала «Sammlung/Коллекция»
180 лет дипломатических отношений Сербии и России
Югославские звёзды. История звёзд для головных уборов Вооружённых сил Югославии (1946—1991)
Светлое искусство Владимира Лабата
Двуглавые орлы против НАТО. Символика Войска Югославии
Орден Саввы, Гиппиус и Мережковский
Пропавшие ордена. Косовская битва. 630 лет
Бомбардировка Югославии. 20 лет
Марш-бросок Босния-Косово. 20 лет
Русское чудовище в небе над Балканами
__________________
