Музеи бывают хорошие и менее интересные, бывают большие и камерные. Музеи бывают государственные или муниципальные и частные. Но, самое важное, музеи бывают любимые и все остальные. Музей русского импрессионизма — молодой, свободный и способный. Наверное, правильно сказать, что музей особенный и как раз один из любимых. Юлия Петрова — директор Музея русского импрессионизма, нашла время в плотном рабочем графике для встречи с журналом «Коллекция».
Разговор ведёт Александра Герасимова (А.Г.).
Юлия Петрова, директор Музея русского импрессионизма
А.Г.: Мы пришли поговорить с прицелом на выставочные проекты в основном, но будет небольшое обращение и к основной коллекции. Собственно, главный вопрос интервью — как Вам удаётся делать не один блокбастер, — я сама, как человек, работающий в музее, понимаю раскладку сил в году, — а вот так, чтобы они получались стабильно хорошие, вызывающие равный интерес у публики и, в целом, при этом не размывать основную идею музея, его миссию, ту эпоху, на которую он ориентирован.
Ю.П.: У вас за спиной висят два слогана, с которыми мы работаем. Один: «Просто это сложно». Так я могу ответить на любой Ваш вопрос. Действительно, то, что мы делаем, очень сложно и многим это не удаётся, но мы очень стараемся. А второй «Liberte, Egalite, Sororite» («Свобода, равенство и сестринство»), его в том году подарили мне на день рождения коллеги. Зашли в мой кабинет и повесили. Вам, как музейному сотруднику, понятно, что в музее, особенно в художественном, в основном женский коллектив. И благодаря «Liberte, Egolite, Sororite» нам удаётся делать то, что сложно. Ещё помогает принцип «лучше меньше, да лучше».
Мы все знаем, что у государственных музеев госзадание предполагает не три выставки в год, как у нас, а гораздо больше. У нас же есть возможность сконцентрироваться на трёх проектах. В основе каждой нашей выставки лежит какая-то история – и это делает проект интересным для публики. На открытой сейчас выставке «Выбор Добычиной» мы рассказываем и о самой галеристке, и о художниках, их отношении к своему и чужом творчеству, о развитии русского искусства в 1910-е годы. Нам всегда казалось, что главное рассказывать о своих героях так, чтобы посетители их полюбили. И каждый раз мы ищем этот ключик.
А.Г.: Юлия, а планируя выставки Вы уже знаете примерно, какие они будут в следующем году и через год?
Ю.П.: Выставочный план на 2024-й год свёрстан, на 2025-й год пока более размыт. Есть много идей в коллективе, но каждый куратор занимается прицельно своим ближайшим проектом: Анастасия Винокурова – осенним, Ольга Юркина – выставкой на лето следующего года. Есть идеи и на 2025-й. Сотрудники выставочного отдела сами предлагают темы будущих проектов. Мы обсуждаем, от чего-то отказываемся сразу или решаем провести подготовительную работу. Бывает, что силы потрачены, но мы видим, что выставка не складывается. И, с огорчением, вынуждены отказаться. Идея была хорошая, но надо поискать другую, лучше. В среднем срок работы над каждой выставкой составляет год – полтора.
А.Г.: Вы упомянули своих кураторов, научных сотрудников, которые ведут исследования и работают над созданием выставки. Но бывают ли случаи, когда Вы обращаетесь к внешним специалистам?
Ю.П.: Вы знаете, конечно же, что полтора года назад мы принимали в музее выставку «Авангард: на телеге в XXI век», собранную Андреем Дмитриевичем Сарабьяновым, при участии Анны Владимировны Шакиной и Натальи Мюррей. Проект совершенно хитовый, ведь в его основе лежит удивительная история обнаружения забытой почти на сто лет коллекции русского авангарда. В кино есть классический сюжет о сокровищах, найденных, условно, у бабушки на чердаке. Опытные коллекционеры говорят, что уже не осталось ни таких бабушек, ни таких чердаков, где можно найти что-то стоящее. То, что Андрей Дмитриевич Сарабьянов нашёл в государственном музее такую потрясающую коллекцию – уникальный случай. Думаю, вряд ли что-то подобное произойдёт во второй раз. Когда эта выставка была показана в Екатеринбурге, мы поняли, что необходимо её привезти в Москву. Встретились с Энциклопедией русского авангарда и Андреем Дмитриевичем, оказалось, что мы думаем в одном направлении. Это не выставка, собранная по нашему заказу сторонним куратором. Наоборот, музей с гордостью принял у себя в гостях собранный заранее проект. Был у нас и опыт привлечения стороннего куратора, например, на выставку «Импрессионизм и испанское искусство». Но в основном мы предпочитаем работать своим коллективом. Он у нас небольшой, но считаю, что коллеги прекрасно справляются.
Юлия Петрова, директор Музея русского импрессионизма
А.Г.: Кто собирает выставку? Чтобы представить раскладку, есть научный сотрудник – куратор, есть помощник у него ассистент, который помогает?
Ю.П.: Есть куратор. Есть координатор, на котором лежит техническая сторона вопроса: подготовка официальных писем, заключение договоров с музеями и коллекционерами, сведение всех процессов воедино, работа с транспортной компанией, со страховой, с архитектором, застройщиком. Это очень важное звено, сотрудник, руками которого фактически собирается выставка. Помимо этого, естественно, в подготовке выставки задействован просветительский отдел, который создаёт сопроводительную программу для взрослых и детей. Обязательно участвует PR-отдел – любому проекту, даже самому классному, необходима информационная поддержка. К работе над выставкой подключается маркетинг: готовит афиши, буклеты и другие материалы. Как частный музей без государственного финансирования мы чрезвычайно заинтересованы в привлечении спонсорской помощи, и есть сотрудники, которые работают над коммерческими коллаборациями к каждому проекту. Эта большая работа зачастую остаётся в тени. Непременно в подготовку каждой выставки включён юрист. В курсе всего происходящего, всех контрагентов и партнёров должна быть бухгалтерия. Часто за рамками зрительского внимания оказываются IT-специалисты или такая, казалось бы, не музейная, не возвышенная штатная единица, как сотрудник АХО – человек, который отвечает за то, чтобы всё необходимое оборудование было в строю. Конечно, в подготовку выставки активно вовлечён дизайнер.
За счёт того, что коллектив небольшой, нам удаётся выстраивать и сохранять человеческие отношения между всеми подразделениями. Невозможна ситуация, когда кто-то кого-то не знает. Многое получается быстрее благодаря тому, что можно просто позвонить, написать в мессенджер, подойти к соседнему столу и объяснить, что именно тебе нужно.
А.Г.: У музея свой собственный дизайнер?
Ю.П.: У нас есть собственный дизайнер, но книги мы делаем каждый раз с отдельными командами. Есть ведущий редактор, который выпускает издание – готовит его от идеи до получения тиража, привлекая специалистов разных профилей: и дизайнеров, и верстальщиков, корректоров.
А.Г.: Анна Петрова? Мы с ней работали в Музее архитектуры
Ю.П.: Да, Анна делает классные книжки; одна не похожа на другую. Каждое выпущенное издание коллектив встречает как самодостаточный проект. В нём представлены картины, которые мы уже успели полюбить за время подготовки экспозиции, а также тексты кураторов и приглашённых специалистов. Всегда подбирается много сопроводительного материала. Наши каталоги интересно рассматривать и в отрыве от выставки, и здорово, что они переживают сами выставочные проекты.
- Авангард на телеге в XXI век. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2022
- Точки зрения. Автопортрет и портрет художника. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2022
- Выбор Добычиной. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2023
- Авангард на телеге в XXI век. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2022
- Точки зрения. Автопортрет и портрет художника. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2022
- Выбор Добычиной. Издательство «Музей русского импрессионизма», 2023
А.Г.: Как Вы сами встраиваетесь в эту картину? В какой момент Вы понимаете, что надо подрегулировать? То есть насколько Вы считаете, нужно постоянное сопровождение, как, скажем так, супервайзера, нацеленного на конечный результат? Мы знаем, что куратор временами может увлечься своей идеей.
Ю.П.: На протяжении всей подготовки выставки я, безусловно, слежу за тем, что с ней происходит. Бывает, что меняется первоначальная концепция выставки. Бывает, и я очень этому рада, кураторы приходят ко мне посоветоваться как к искусствоведу. Мы рассчитывали на такие-то произведения в экспозиции, но музей-хранитель не может нам их выдать, как бы нам сейчас это переиграть? Мне кажется правильным, что я в эти моменты присоединяюсь к подготовке выставки. Тоже самое касается и других отделов. Мне всегда показывают и пресс-релиз, и первоначальную просветительскую программу. Я стараюсь не упускать ничего из того, что здесь происходит. Это не противоречит тому, что я абсолютно доверяю своему коллективу. Но руководитель берёт на себя ответственность за происходящее, а значит, он должен быть с головой погружен в процесс.
А.Г.: Интересно, насколько долго живет для вас выставка после того, как вы ее закрыли? Как вы отрабатываете ее результат? Понимаете ли Вы, как Ваш предшествующий проект влияет на будущий? Имеете ли в виду, что показали, какой ракурс, как отреагировала публика? Учитываете ли вы это?
Ю.П.: Конечно, мы за этим всегда внимательно следим. Маркетинг и PR отслеживают отклики, как меняется отношение к музею и охват аудитории. Пока мы находимся на стадии, когда каждая выставка – это новый рост. Наверное, когда счёт наших выставок пойдет на сотни, что-то будет забываться. Сейчас все проекты в нашей личной истории чрезвычайно важны. Мы говорим про какие-то события: «Я познакомился с этим человеком на выставке Спивакова». Мы может быть не помним, какой это был год: 2017-й или 2018-й, но это была выставка коллекции Владимира Спивакова. Я точно знаю, что мой сын родился после открытия выставки Давида Бурлюка – значит, она состоялась осенью 2018-го. И не только это. Каждая выставка – это действительно ступенька и рост. Это договорённости с новыми музеями, коллекционерами, открытие нас новыми зрителями. В какой-то момент нам представлялось, что мы рассказали о музее уже буквально «из каждого утюга». Что о таком замечательном музее знают все, кто в принципе в Москве интересуется культурной жизнью. Как можно жить в Москве и не знать о нас? Но на каждой выставке мы получаем отклики, комментарии в соцсетях: «Надо же, я никогда не знал о том, что есть такой музей!», «Я пришёл первый раз и остался очень доволен», «Я открыл для себя…» — пишут люди. Каждый раз это вызывает наше ликование. Мы делимся в общем чате тем, что слышим о музее, или выходом каким-то новых обзоров. Больше всех, конечно, нас этим может порадовать PR-отдел, и каждый из таких постов – это такое маленькое «Йесс! Снова получилось».
А.Г.: Когда Вы всё собрали, организовали, сделали. Для себя не хочется взять некую паузу, выдохнуть, прежде чем нырнуть в другой проект? Или из-за того, что это такой принцип параллельных проектов, то получается такое естественное движение?
Ю.П.: Пока усталость не наступила. Из-за цикличности этих процессов мы заранее можем просчитать, когда работа будет тяжелее, а когда немного легче. Каждому понятно, что последний месяц перед вернисажем – очень тяжёлый. Хотя, конечно, не у всех. Например, у ведущего редактора к этому моменту книга уже сдана в печать, и есть возможность немного расслабиться. У остальных — это самое напряжённое время. После открытия выставки необходимо подготовить закрывающие документы, тоже хлопотно. После чего, — сейчас мы с Вами встречаемся как раз в такой период, — наступает некоторое затишье, когда можно себе позволить выдохнуть, прицельнее поработать над будущими проектами. Почитать что-то по теме, сходить к коллегам в другие музеи. Уже в начале августа обстановка снова начнет накаляться, начнется наиболее интересный период подготовки выставки, когда буквально под твоими пальцами она проявляется из ничего.
А.Г.: Ну вот тогда, специально для нашего журнала «Коллекция», а какой следующий проект нас ждёт?
Ю.П.: Осенью мы откроем выставку под названием «Автор неизвестен». Она объединит произведения художников всё того же нами любимого исторического периода: конец XIX – первая треть XX века. Выдающиеся работы, которые сделали бы честь любому известному русскому мастеру, но их авторство не сохранила насыщенная история нашей страны. Таких произведений с утраченным авторством много и в музеях, и в частных коллекциях. Мы порассуждаем о том, почему произведения теряли имена своих создателей. Поучимся сами и поучим наших зрителей смотреть картину без привязки к имени. Знаете, это ведь такой сильный соблазн: ты приходишь в музей, смотришь на картину Репина и думаешь – «О, Репин! Репин – выдающийся русский художник. Значит, это очень хорошая картина. А это художник, чья фамилия мне неизвестна, он не на слуху, — наверное, так, попроще». На этой выставке зрители и искусствоведы будут в равном положении. Не зная имен этих художников, мы сможем оценивать только саму живопись. Мы сделаем эту выставку более интерактивной, чем обычно, чтобы зрителям, которые часто приходят на «имена», не было скучно. Уверена, эти картины точно заслуживают внимания.
Юлия Петрова, директор Музея русского импрессионизма
А.Г.: Ещё такой вопрос, немного личный. Про Символизм и Эжена Каррьера, которому была посвящена ваша диссертация (Прим. ред. — Эжен Карьер фр. Eugène Carrière 1849—1906). Сохранился ли у вас интерес к нему?
Ю.П.: У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Эжен Каррьер был со мной примерно пятнадцать лет. Возможно, этого достаточно. Когда я защищала диссертацию (Прим. ред. — Ю.В. Петрова. Личность и творчество Эжена Каррьера в контексте художественной и общественно-политической жизни Франции конца XIX — первой трети XX века. Диссертация на соискание ученой степени кандидата искусствоведения. 2017), старшие коллеги рекомендовали мне написать монографию о нём. Материала для книги достаточно, надо было немного переработать и дополнить диссертационный текст, и фактически монография была бы готова. За прошедшие шесть лет я так этого и не сделала. Успела родить второго ребёнка, выступить куратором нескольких выставок нашего музея, но вот с монографией пока не сложилось. Возможно, я всё-таки найду время этим заняться. А может быть, вместо этого будет написана докторская диссертация на другую тему. Поживём – увидим.
А.Г.: Когда ваша репутация начинает работать на вас? Когда Вы почувствовали, что другие музеи стали вам доверять? Когда другим коллегам в музейной сфере стало понятно, что это не галерея, что это действительно полноценный музейный организм?
Ю.П.: Очень по-разному. Ещё в 2016 году на первую нашу выставку, выставку Арнольда Лаховского, мы получили несколько произведений из Государственного Русского музея. Они были нам выданы авансом, что называется. Мы ещё ничем не заслужили авторитет. Постепенно отношение к музею, действительно, менялось. Для нас самих важна была возможность показать московскому зрителю хотя бы несколько произведений из центра Помпиду, из галереи Альбертина, из коллекции Тиссен-Борнемиса. Ценим и годимся, что совсем молодой московский музей заслуживает внимания мировых грандов. Точно также мы дорожим вниманием Государственного Эрмитажа и партнерством с ним. Уже несколько раз Эрмитаж выдавал произведения на наши выставки, хотя, казалось бы, Эрмитаж – музей западного искусства, а мы работаем, в основном, с русским. Тем не менее у нас находятся пересечения. Наших сотрудников приглашают выступать на конференциях, просят приехать прочитать лекции в государственные музеи в разных городах или поделиться опытом инклюзивной работы, которую мы активно ведём, рассказать о нашем подходе к работе с подростками, одной из самых сложных аудиторий. Расцениваю это, как признание того, что мы работаем хорошо. Вы знаете также, что коллекционеры чрезвычайно трепетно относятся к принадлежащим им вещам, и далеко не всегда готовы даже на время выдать любимое произведение, которое привыкли видеть у себя на стене каждый день. С нами сотрудничают или сотрудничали крупнейшие российские коллекции – это тоже для меня очень важный показатель.
А.Г.: Поскольку у нас журнал про коллекционеров, такой вопрос: насколько коллекционеры тяжело расстаются со своими предметами, не проявляется ли диктат собственника, что и как показать, как выступить и что рассказать.
Ю.П.: Таких сюжетов я у нас не помню. Один раз коллекционеру было так тяжело на долгий срок расстаться со своим произведением, что мы договорились забрать картину буквально накануне выставки и возвращали её первой после завершения экспозиции, прямо на следующий день. Но нет, никакого неуважительного диктата со стороны коллекционеров мы не встречали.
А.Г.: Ну не неуважительно, они думают, что так лучше. С кем из коллекционеров работаете?
Ю.П.: Многие просят об анонимности, но из тех, чьи имена могу называть, мы много работаем с Валерием Дудаковым, он поддерживал многие наши проекты. Когда мы делали выставку «Охотники за искусством» о советских коллекционерах, он выступал не только одним из участников экспозиции, но даже в значительной степени экспертом, поскольку из столпов советского коллекционирования он был самым молодым, и сейчас, кто если не он может рассказать о том, что тогда происходило.
А.Г.: Немножко сложный вопрос, потому что он пойдет вразрез с тем, о чем мы говорили до этого. Возвращаются ли посетители на постоянную экспозицию? Или она для тех, кто пришёл впервые?
Ю.П.: Буквально месяц назад мы отправили несколько своих произведений на внешние выставки. Две картины уехали в Горки Ленинские на экспозицию «Пальмы и розы Зинаиды Морозовой», ряд работ отправлен в город Железногорск Курской области, где мы открыли проект под названием «Фрагменты русского импрессионизма». Под постом в соцсетях музея о том, что картины покидают наши залы, но вернутся осенью, мы заметили сожаления наших гостей: «Ну как же, я люблю. Буду скучать, всегда захожу». Наше пространство невелико, поэтому после того, как зритель осматривает временную выставку, ради которой он, скорее всего, к нам и приходит, он заходит на постоянную экспозицию к старым знакомым работам. Это не всегда возможно в крупных музеях с большой постоянной экспозицией, но вполне возможно у нас.
А.Г.: Вам удаётся пополнять постоянную экспозицию?
Ю.П.: Сейчас у нас нет сейчас финансовой возможности пополнять постоянную экспозицию. Все знают, что положение Музея русского импрессионизма несколько лет назад изменилось и основатель музея, господин Минц сейчас не имеет возможности нас поддерживать. Поэтому никакие покупки, — а покупки искусства это чрезвычайно дорогостоящее удовольствие, — нам сейчас не доступны. Некоторое время назад мы получили несколько экспонатов в дар, в частности, две гипсовые скульптуры, выполненные Юрием Пименовым, их нам передала его дочь Татьяна Георгиевна.
А.Г.: Это замечательно.
Ю.П.: Я с удовольствием рассказываю о том, что есть люди, коллекционеры, наследники, которые готовы передавать какие-то работы, несмотря на то, что не всегда мы можем обещать экспонирование этих произведений. Но хранить их тоже большая честь. Я люблю Юрия Ивановича Пименова как художника, очень уважаю как человека, и мне чрезвычайно приятно, что в нашем собрании есть его работы.
А.Г.: А какой возраст посетителей? Он отслеживается?
Ю.П.: Конечно. Есть две большие возрастные группы посетителей музея: 25-35 и 45-55 лет. Музей посещает значительно больше женщин, чем мужчин. Довольно весом процент семейной аудитории, что закономерно. И конечно, большую долю наших посетителей составляют люди, приобретающие пенсионный билет, которых сейчас называют «посетители третьего возраста» или «серебряного возраста».
А.Г.: Это интересно. У нас уже кстати очень много просмотров анонса октябрьской выставки про «неизвестных авторов», думаю, к вам придет просто огромное количество зрителей.
Ю.П.: Мы надеемся на это. Предыдущая выставка «Отличники» была очень успешной. За три с половиной месяца её посетило почти 100 тысяч человек, это для нас весомая цифра, поскольку музей небольшой и его пропускная способность ограничена. Если к нам приходит за день больше 1,5 тысяч человек, то в музее всем становится достаточно тяжело. Мы стараемся не допускать большой очереди в гардероб, к администратору, в кафе, поэтому нет возможности догнать посещаемость до 3 тысяч человек в день. Иначе музей будет переполнен, люди не получат удовольствия, скорее всего, от тепла дыхания поднимется температура и влажность. Я предполагала, что выставка будет успешной, но не ждала такого аншлага, и когда мы с ним столкнулись, нам пришлось перенастроить работу. Опять же, в этот момент подключается немедленно маркетинг, мы пытаемся отрегулировать потоки, сделать путь посетителя наиболее понятным. Человек вошёл в двери музея, куда он пойдет в первую очередь: за билетом или в гардероб? Как сделать так, чтобы никто не путался и не было раздражения. Мы с самого начала создавали музей с человеческим лицом, нам хотелось, чтобы зрителям здесь было безусловно комфортно. Значит над этим надо работать каждый день.
А.Г.: Многие музеи сейчас начали делать различные выездные мероприятия: Третьяковка организовывает выставку во Владивостоке, ГИМ — в Туле, ну и все куда-то выплескиваются. РОСИЗО – в Манеж и Подземный музей парка «Зарядье». У Вас не было идеи где-то тоже что-то устроить от себя?
Ю.П.: Перечисленные проекты разнородны, но в основном они осуществляются не потому, что музею тесно в своих залах, а потому, что необходимо привести искусство в отдаленные регионы. И мы в этом направлении работаем. Я уже упомянула выставку, которую мы делаем в Железногорске, сейчас обсуждаем ещё несколько подобных проектов. Мы стремимся прийти к людям, которым, возможно, трудно доехать до нас в Москве.
Юлия Петрова, Александра Герасимова и Алексей Сидельников
А.Г.: Поддерживает ли вас Минкульт, Департамент культуры? И размещаете ли вы свою коллекцию в Госкаталоге?
Ю.П.: Мы не получаем государственных денег. И не передавали наши работы в Госкаталог.
Для нас Вы действительно обнажили, что во-первых, частный музей для нашей страны это достаточно новое явление, поэтому и некие правовые формы, и то, чем это может быть, не все осознают. Не все осознают, что Музей современного искусства в Нью-Йорке – он негосударственный. И при этом он может быть одним из главных игроков. Как и вы потихоньку стали уже значимым игроком в московском культурном пространстве. Этому действительно способствует то, что вы сосредоточены, вы не размываетесь и не превращаетесь в выставочный зал на самые разные темы. У вас есть внятное, понятное послание, поле, на котором вы играете. И здесь понимаю, что в этой сфере интересные проекты – вот пожалуйста, они здесь. То есть это тоже плюс иногда. Иногда «всеядность» музея может боком выходить, например, бывает сложно понять общее направление музея «Царицыно».
Ю.П.: Мне кажется, это я сейчас не как музейщик, а как житель города скажу, что у «Царицыно» есть свое лицо и как раз на сочетании всех этих тем, которые Вы перечислили: парк, Екатерина, XVIII век, красота, декоративное, цветы — вот где-то на пересечении этих сюжетов находится «Царицыно». Можно и в оранжерею прийти. Мне только очень жаль, что в «Царицыно» нельзя кататься на велосипедах, это, на мой взгляд, совершенно необъяснимо.
А.Г.: К сожалению, просто не сделаны изначально проекты велодорожек. Благодарим за встречу и разговор!
Ю.П.: Спасибо, предлагаю пройти на экспозицию.
Благодарим Марию Григорьеву, PR-директора Музея русского импрессионизма за помощь в организации встречи.
Материал подготовили Александра Герасимова Алексей Сидельников Фото Андрей Лобанов
Музей русского импрессионизма
125040, Москва, Ленинградский проспект, д. 15, стр. 11
Купить билеты в Музей русского импрессионизма
_________________
>>><<<
