Экспонат коллекции «Шпионского Токио», речь о котором пойдет дальше, оказался сколь желанным, столь же трудноуловимым. Более того, приходится признать, что и тот экземпляр, который числится ныне в описи и стоит передо мной на столе в рамке, не слишком хорош. Надеюсь, он — старая копия с оригинала — лишь временный вариант, «престолозаместитель». Найти лучший, оригинал с печатью более высокого качества и хотя бы с удовлетворительной сохранностью, до сих пор, увы, не удалось. Торговцы на блошиных рынках и в антикварных лавочках от Никко до Мацуямы разводят руками: редкий товар. «А если и найдется такой, — предупреждают, сокрушенно качая головами, — стоить будет о-очень дорого». А ведь, казалось бы, речь идет всего лишь о старом плакате. Но, как обычно, не всё так просто: ведь дело снова касается разведки.
…Дело снова касается разведки
Одно из лучших произведений советского писателя Романа Николаевича Кима — повесть «Тетрадь, найденная в Сунчоне». Опубликованная в Советском Союзе 1951 году, она мгновенно, хотя и с огромными купюрами, была переведена на японский язык под громоздким названием «Штабные офицеры, совершившие сэппуку, живы», а потом переиздавалась и здесь, и там. Да, с одной стороны, с распадом социалистического лагеря и прекращением «холодной войны» между коммунизмом и капитализмом, «Тетрадь…», как и большинство книг Романа Кима, устарела морально. Слишком много в ней коммунистической риторики, чересчур откровенно заявлены симпатии и антипатии автора, и мы всегда знаем, кто победит в книге, понимая, что в жизни всё произойдёт не совсем так… С другой, написана книга относительно лёгким и понятным современному читателю языком, сюжет её лихо закручен, а тема — козни японских и американских спецслужб —всегда остается модной. Но главное даже не в этом. Как и все книги Кима, сегодня это уже не просто текст вне зависимости от его достоинств и недостатков. Теперь для нас это — шифровка из прошлого. Код, который совсем не просто разгадать, неслучайно ведь его автор когда-то получал награды именно за свое умение делать тайным даже самое явное. «Тетрадь, найденная в Сунчоне» — несколько сотен страниц сплошных загадок, и плакат, о котором шла речь в начале, одна из них.
Многие герои повести, а большинство из них японские генералы и офицеры разведки, имели вполне реальных прототипов. Точно известно, что с некоторыми из них Роман Николаевич был знаком лично в силу обстоятельств своей службы. Например, с представителем министерства иностранных дел Японии Огата Сёдзи, бывшим когда-то советником посольства в Маньчжоу-Го, а еще раньше — секретарём посольства в Москве: «Не жалея красок, он нарисовал страшную картину усиления коммунистического влияния во всём мире. И так увлекся, что сам во время доклада дважды пил валерьянку с камфарой. Слушатели последовали его примеру».
Или вот некоторые другие визави нашего героя, внешность которых он в разных местах книги коротко, но ёмко описывает: бывший начальник разведки Квантунской армии, заместитель начальника Генштаба Японии Кавабэ Торасиро («с толстыми выпяченными губами и надутыми щеками»), бывший шеф советского направления разведки Генштаба и начальник штаба Квантунской армии Касахара Юкио («лысый, с глазами навыкат»)». Оба они в прошлом отметились в качестве военных атташе в Москве, а Кавабэ однажды был даже задержан часовым при попытке проникнуть на территорию секретного авиационного завода в Филях (материалы об этом недавно были опубликованы в Интернете). Упоминает автор и генерала Миядзаки Масаюки — бывшего руководителя разведывательного бюро в Сяхаляне-на-Амуре (сейчас это китайский город Хэйхе напротив Благовещенска), и адмирала Маэда Тёку — в прошлом военно-морского атташе в Москве, чей предшественник из-за Романа Кима вынужден был вскрыть себе живот. Знакомство же с майором Ямаока Мититакэ («загорелый, круглолицый») стало для самого чекиста одним из пунктов обвинения в шпионаже в пользу Японии в 1940, а к 1945 году японский разведчик заметно вырос по службе: «Генерал Ямаока был известен как один из самых правоверных исихаровцев. Начало войны между Германией и Россией застало его на посту военного атташе в Москве. Говорили, что он каждую неделю извещал Генштаб о том, что, судя по всем данным, русские прекратят сопротивление к концу недели, затем стал предсказывать падение Москвы и трижды назначал срок. Наконец “предсказателя” отозвали в Токио и через некоторое время послали на китайский фронт…». Читая эти строки, те, кто «в теме», обязательно вспомнят, что «предсказания» господина Ямаока каждую неделю читал и переводил на русский язык чудом выживший заключённый Внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке Р.Н. Ким.
Некоторые герои «Тетради…» встречаются и в других произведениях Кима, как, например, «Малайский тигр» Цудзи Масанобу. Интересно, что при этом писатель зачем-то смешивает двух реально существовавших людей. Исторический «Малайский тигр» — это генерал Ямасита Томоюки, командовавший войсками, захватившими Малаккский полуостров и Сингапур — настоящая гроза и местного населения, и англо-американских войск. За свои военные преступления он был повешен по приговору американского трибунала 23 февраля 1946 года. А вот полковник Цудзи Масанобу, служивший в армии «Малайского тигра» и, подобно своему шефу, прославившийся крайне жестким отношением как по отношению к собственным солдатам, так и по отношению к пленным и туземцам, бесследно исчез. После разгрома Японии, будучи главным автором плана «малаккской резни» 1942 года и справедливо опасаясь обвинения в злодеяниях военного времени, он некоторое время скрывался в Таиланде, но потом не без удивления осознал (процесс этого понимания по сути и есть одна из главных тем «Тетради…»), что никто его преследовать не собирается. Бывший полковник Цудзи вернулся в Японию, где написал трогательные воспоминания и стал… депутатом парламента. Правда, ненадолго. В 1961 году пассионарный авантюрист Цудзи отправился на партизанскую войну в Лаос, где, наконец, и сгинул. Официально он был объявлен умершим в 1968 году, и на его родине полковнику-садисту ныне поставлен памятник.
Все эти персонажи Тихоокеанской войны в большей или меньшей степени узнаваемы в книге Кима, понятна история превращения их в литературных героев и попадания в повесть. Но вот прототипа другого героя — да еще из главных! — найти долго не удавалось.
Не удавалось несмотря на то, что автор четко и однозначно указывает его происхождение: «Наша группа — чины армейского отдела главной квартиры и офицеры штаба Восточного района — была послана на Миурский полуостров инспектировать укрепления, возведенные на побережье Токийского и Сагамийского заливов. Группу возглавлял полковник из адъютантской части главной квартиры, мой старый приятель Дзинтан. Эту кличку ему дали еще в военной академии за сходство с изображением на рекламе пилюль «Дзинтан»».
В начале ХХ века эти самые пилюли «Дзинтан» производились в колоссальных масштабах. Тогда считалось, что они помогают от всех болезней — совершенно по принципу лечения в Советской армии: «Вот тебе таблетка. Эта половина от головы, а эта — от живота. Не перепутай!». Осакская компания «Морисита», выпускавшая «Дзинтан» и существующая поныне (забегая вперед, скажем, что и пилюли производятся, только теперь они честно называются «средством для освежения дыхания» и не более), получала огромные барыши с продаж «чудо-лекарства» и значительную часть собранных средств вкладывала их в рекламу, ставшую неотъемлемой частью японского пейзажа тех времен. Один их символов Токио начала ХХ века, известный вид грандиозной «Башни, достигающей небес» (еще бы — 12 этажей!) в токийском районе Асакуса, навсегда сохранил для нас сюжет борьбы искусства архитектуры (башня) с капиталом (реклама «Дзинтан», закрывающая её почти на половину).
Не сами пилюли (видимо, так никому и не помогли), а именно яркая реклама «Дзинтан» оказалась запечатлена классиками в литературе. Вот Акутагава Рюноскэ, с творчеством которого советских чиатателей впервые познакомил все тот же Роман Ким, в рассказе «Отец», написанном в 1916 году, как будто указывает дорожку своему будущему переводчику: «— Ох, и зануда же этот Дзинтан! — Дзинтан-Красномордый, было прозвище, которым Носэ наградил учителя Умабу».
А в новелле «Лук» тремя годами позже Акутагава видит типичный облик японского города таким: «Звуки оркестра на предновогодней распродаже товаров, назойливая световая реклама пилюль «Дзинтан», рождественские украшения из веток криптомерии, паутинная сеть бумажных флажков всех стран, Санта-Клаус в витринах магазинов, открытки и календари на уличных лотках».
Реклама «Дзинтан» как часть японского визуального ряда существовала практически до наших дней. Культовый Харуки Мураками в «Дэнс, дэнс, дэнс» образца 1983 года в буквальном смысле прошел рядом: «Постепенно я добрался до Харадзюку, прошагал по Сэндагая мимо бейсбольного стадиона, через кладбище Аояма свернул к музею искусств Нэдзу, миновал кафе “Фигаро” и вновь очутился перед супермаркетом “Кинокуния”. Затем обогнул небоскреб Дзинтан – и вернулся на Сибуя».
Увы не культовый, но на мой взгляд, куда более интересный наш соотечественник Вадим Смоленский в рассказе «Сатиновая кукла» полутора десятилетиями позже свидетельствовал: «Мой притиснутый к окну левый глаз продолжал фиксировать проносящиеся мимо объекты: группу крестьянских домишек, высоковольтную линию, храмовые ворота, белый щит с рекламой пилюль «Дзинтан», кладбище на пригорке, автостоянку, рощицу, мостик, снова поля…».
Но совершенно отдельная история связана с крупномасштабными поставками чудесных пилюлек и сопровождавшей этот процесс рекламной кампанией «Дзинтан» в завоеванной части Китая в 1920-1930-х годах. С точки зрения собирательства, именно там, в Китае, существуют ныне наиболее высокие шансы найти столь редкий в Японии плакат, ибо именно туда, в Маньчжурию, «Морисита» продавала свои снадобья в гигантских количествах, предлагая китайцам лечить ими все, что болит. Может быть, не так уж и удивительно поэтому, что в исторической памяти этого народа визуальная картинка войны с японскими оккупантами тоже четко ассоциируется не только с винтовкой Арисака в руках японского солдата, не только с синтоистскими воротами-тории, что ставили оккупанты на каждом завоеванном клочке земли, или с самурайскими мечами, которыми приверженцы бусидо лихо сносили головы местному населению, но и со вполне мирным «Дзинтаном». В вышедшей в 2016 году на мировые экраны китайской патриотической драме «Железнодорожные тигры», тамошние партизаны во главе с Джеки Чаном в главной роли, совершают нападения на японские поезда, следующие по территории Маньчжурии. В нескольких сценах хорошо виден на торцевой стене вагона — там, где у нас обычно размещают схемы и рекламы, он — вожделенный постер с рекламой пилюль «Дзинтан».
Мы никогда не узнаем точно, откуда бывший советский контрразведчик Роман Ким почерпнул идею для визуализации образа полковника Дзинтана. Углядел ли он подсказку в рассказе Акутагава или действительно знал когда-то в Токио человека, до боли похожего на луноликого обладателя шикарных усов в треуголке — теперь уже не установить. Но зато мы хорошо представляем, как этот герой выглядел благодаря историческому артефакту — рекламному постеру компании «Дзинтан», который оказалось так трудно раздобыть.
Александр Куланов Изображения предоставлены автором
Визитка Николая Японского (Александр Куланов)
Семинаристы, шпионы и судмедэксперт (Александр Куланов)
Фонарь ниндзя (Александр Куланов)
80 лет Самбо (Владимир Коханкин)
__________________
