Известные ленинградские художники-портретисты 1950-х годов Н.Л. Бабасюк[1] и П.Д. Бучкин[2] с разницей в два года создали портреты Игоря Всеволодовича Крестовского.
Портрет работы Бабасюка (1958) находится в семье Крестовских. Произведение Бучкина (1960) хранилось в семье Я.И. Крестовского и было приобретено в начале 1990-х годов петербургским коллекционером С.В. Ивановым. Портрет экспонировался на выставке ЛОСХ в 1994 году, опубликован в 2007 и 2019 годах.[3]
Авторы принадлежат к разным поколениям, различна их манера живописи и степень проникновения в создаваемый ими образ. Получились два правдивых, но совершенно разных портрета.
Два живописных портрета скульптора И.В. Крестовского. К 130-летию со дня рождения
Игорь Всеволодович Крестовский (1893-1976) родился в семье военного, писателя В.В. Крестовского. Детство провел в Ташкенте, учился в кадетском корпусе. В 1917 году поступил на скульптурный факультет Академии художеств в Петрограде, обучался у Г.Р. Залемана и В.В. Лишева. В 1926 году поступил на работу В Государственный Русский музей реставратором скульптуры. Из его выдающихся реставрационных работ — гипсовая голова Демона М. Врубеля, бронзовая скульптура «Русский Сцевола» В. Демут-Малиновского. В течение семи лет работу в музее совмещал с реставрацией монументальной скульптуры по всему Ленинграду: на фасадах Зимнего дворца, Михайловского дворца, здании Адмиралтейства, Ростральных колонн, Нарвских ворот. В 1948 году был приглашён преподавателем в Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина и некоторое время возглавлял скульптурный факультет. В 1955 году присвоено звание Заслуженного деятеля искусств РСФСР. Монументальные работы украшают важные магистрали города: ограда Дворцового моста (1939), картуш на Доме Советов (1939), фигуры «Моряка» и «Морячки» на Московском проспекте (1954).
- Бабасюк Н.Л. Портрет И.В. Крестовского. 1958. Холст, масло. Собственность Семьи Крестовских
- Бучкин П.Д. Портрет И.В. Крестовского. 1960. Холст, масло. Собственность Иванова С.В.
Игорь Всеволодович, вероятнее всего, позировал Бабасюку в «Доме отдыха и творчества» в Гурзуфе. Это один из самых удачных портретов современников в творчестве художника. Крестовский изображён сидящим в парковом деревянном кресле на открытом воздухе. Его крупная фигура занимает всё пространство полотна. Художник расположил фигуру в три четверти оборота к зрителю, а голова, чуть склонённая набок, передана в фас — и лицо оказалось в тени – в отражённом освещении, только часть щеки — на ярком солнце. Крупными мазками – по-скульптурному вылеплено лицо. Выразителен взгляд ярких глаз, направленный вверх и в сторону от зрителя. Умение передать выражение глаз — запоминающаяся черта манеры художника.
Контрастные отношения ярких солнечных пятен на белой рубахе и лице с тёплыми охристыми тонами придают эмоционально насыщенное позитивное настроение образу. Такое восприятие модели, очевидно, было свойственно самому художнику и вызвано соответствующим эмоциональным состоянием, присущим и Игорю Всеволодовичу. Бабасюк принадлежит к поколению художников, которые, пройдя войну, спешили восполнить пропущенные годы и радовались наступившей мирной жизни, искусству в открывшихся музеях, и в их творчестве преобладают позитивные эмоции.
Стоит отметить, что Крестовского всегда отличало жизнелюбие, и эта черта его характера спасала ему и его семье жизнь во время блокады. Сын Олег вспоминал, как в осенние-зимние месяцы 1941 года отец, заметив, что его друзья художники стали погибать один за другим от чувства страха и бездеятельности, обязал сыновей Ярослава и Олега выполнять работы по обеспечению семьи[4] водой, дровами, ежедневно выходить на улицу по поручениям родителей, и им ещё по ночам приходилось дежурить на крыше. В приближении Нового 1942 года он объявил, что они готовятся праздновать и нужна ёлка. Олег видел маленькие в Удельном парке. Втроём, взяв пилу и топорики, они отправились рано утром. Редкие встречные прохожие дивились ёлке. Дома отец заставил нагреть воды, всех вымыться и надеть чистую одежду. Было припасено и кое-какое угощение (лепёшка из дурынды – прессованного жмыха подсолнечника и вина, выданного в пайке к 7 ноября).[5]
В портрете Крестовского дается очень верная, выразительная характеристика человека – энергичного, деятельного. Ему было присуще благорасположение к людям. Его уважали и любили студенты, отмечали, что именно на его первых двух курсах они получили самые важные знания. Очень ценили – ученики и коллеги-реставраторы, за то, что он щедро делился своими знаниями по реставрации и помогал советами в работе. Часто ему приходилось и защищать их на реставрационных советах (так, в Петергофе не хотели принимать скульптуры воссозданных бронзовых грифонов на Шахматной горе, говоря, что таких в природе (!) не бывает).
Игоря Всеволодовича всегда отличало добросердечие, стремление помочь людям в трудные времена. Как энергичному и опытному человеку – ему поручали организовывать крупные работы по реставрации, и он в свою команду приглашал друзей. Примером служит воссоздание скульптур на фасадах Александринского театра в 1932 году. Скульптор исполнил только одну статую – в правой нише – Музу Терпсихору, мог бы справиться и ещё с другими. (Две скульптуры на фасаде со стороны улицы Росси – оказались очень слабыми).
Выражение лица на портрете — спокойное, но оживленное, вероятно, беседой с художником, на сомкнутых губах легкая хитринка, не обременён заботами и тревогами. В этот период Игорь Всеволодович достиг больших успехов в своём творчестве. На портрете ему 65 лет, он полон жизненных сил и здоровья, гордится своей чёрной бородой. Другу семьи – Л.Я. Николаевой[6] запомнился улыбающимся, любившем пошутить, рассказать веселые эпизоды своей жизни. Он радовался гостям, часто собиравшимся в квартире за большим столом, и шутливо называл своих родных «мой большой колхоз».
В семье наступило благополучие – его близкие смогли пережить блокаду и эвакуацию, трое сыновей получили образование и обзавелись семьями. Теперь, уже в конце 1950-х — никакие волнения не отвлекали Игоря Всеволодовича от любимых занятий: преподавания на скульптурном факультете Института им. И.Е. Репина и создания творческих работ в своей новой скульптурной мастерской, специально для него и по его проекту построенной. Мастерская на Гаванской улице Васильевского острова служила ему не только для работы, но была и любимым уютным местом отдыха и приема гостей. На подоконниках эркера были расставлены китайские каменные скульптурки и бронзовая китайская ваза из коллекции его отца писателя Вс. Вл. Крестовского. На полках вдоль стен расставлены произведения скульптора – «мои дети». Игорь Всеволодович в конце жизни благодарил супругу Марию Викентьевну Крестовскую, что она дала ему в жизни возможность «играть». Он приходил в мастерскую из Академии художеств после преподавания, пил кофе, отдыхал в маленькой комнатке и принимался за работу. Мария Викентьевна приезжала к нему с едой и читала художественную литературу, чтобы «не отдаляться от него».
Портрет Крестовского работы Бабасюка экспонировался на выставках: в 1958 году в залах Ленинградского СХ и в 1965 – на персональной выставке Бабасюка.
Второй портрет принадлежит кисти художника Петра Дмитриевича Бучкина – друга Игоря Всеволодовича. Это произведение было написано в 1960 году в ответ на созданный Крестовским в 1956 году бюст художника. Композиция решена в классической манере: скульптор изображён в своей мастерской, стоящим возле незаконченного бюста Бучкина, статный, с офицерской выправкой воспитанника кадетского корпуса. Он одет в обычный костюм с белой рубашкой и галстуком. Так он приходил к студентам, а в мастерской для работы надевал простой сатиновый халат. В задумчивости облокотился о скульптурный станок. В руках у него – инструменты скульптора. Белый воротничок и узкая полоска манжет, «поддержанные» блеснувшими уголками любимого бронзового молотка, вносят ноты аристократизма, напоминая аналогичный приём в портретах Б. Кустодиева. Лицо выразительное – очень усталое и печальное с оттенком глубоко спрятанного чувства горечи. Взгляд из-под полуопущенных тяжелых век обращен в себя… Во время сеансов им было о чём беседовать – горькие воспоминания событий, о которых в течение многих лет можно было рассказывать только близким друзьям. Бучкин и был одним из них.
В августе 1918 года Крестовский, возвращаясь из Ташкента, похоронив мать, вез через фронты дорогие ему семейные реликвии. В пути его дважды чуть не расстреляли: сначала красные, затем белые, и только случайно встреченные люди, спасали его[7]. На станции Эмба железнодорожные дружинники с красными повязками на рукавах устроили обыск ехавших студентов. У Игоря Всеволодовича вывалилась из вещей дворянская печать. Дружинник стал грубо выяснять, кто он и чья это печать, услышав фамилию, удивился, ведь до революции он сидел в одной камере ташкентской тюрьмы с художником Василием Крестовским[8]. Отпустил Крестовского с миром. На станции Ак-Булак под Оренбургом помощь пришла от белогвардейского офицера, оказавшегося приятелем по ташкентскому кадетскому корпусу.
- Крестовский И.В. Портрет П.Д. Бучкина. 1956. Мрамор. Фото из архива семьи Крестовских
- И.В. Крестовский в своей мастерской. 1956. Ленинград, Набережная реки Мойки, 83
Также, как и Бучкина, его в 1937 году выручило мастерство. Одна комната в квартире служила скульптору мастерской. Уже поздно ночью он укрывал влажными тряпками незаконченные глиняные бюсты Ленина и Сталина, когда к нему и нагрянули (вполне ожидаемо), чтобы его арестовать. Получив разъяснение, что он скульптор и выполняет государственный заказ, чекисты уехали.
С первых дней Великой Отечественной войны Крестовский стал руководить укрытием памятников, чертежи и фотографии спрятанных в земле скульптур увез с собой в эвакуацию. Этот экземпляр документов оказался единственным из трёх, который уцелел. 2 марта 1942 года семья двинулась в эвакуацию. По воспоминаниям сына Олега, поездка в эшелоне в глубь России была страшной. Люди умирали в дороге. На какой-то длинной остановке им давали горячий бульон и продукты и повсюду висели плакаты: «Ленинградцы, сытая еда страшнее бомб и снарядов». Поезд двигался по ночам. Ярославу Крестовскому запомнились картины полыхающей пожарами линии фронта в районе Тихвина. Спустя много лет он запечатлел виденное на полотне «Штурм Тихвина. 1941 год» (1969, ГРМ).
Изображённый на портрете бюст П.Д. Бучкина в глине, был создан значительно раньше и уже в 1956 году переведён скульптором в мрамор. Это произведение можно считать наиболее экспрессивной послевоенной работой Игоря Всеволодовича. Портрет отдалённо напоминает голову Пророка Моисея Микеланджело Буоноротти в церкви Сан-Пьетро–ин-Винколи в Риме. В действительности, художник имел в своём облике похожие черты, которые скульптор чуть акцентировал, усилив это сходство. Крупные черты лица, насупленные брови, строгое выражение сомкнутых губ и особенно взлохмаченные в беспорядке пышные волосы и сбившаяся в сторону борода. Активная игра свето-тени сообщает большую выразительность образу.
Два портрета Крестовского из частных собраний не только передают облик выдающегося скульптора, но и позволяют рассказать об истории известной петербургской семьи художников и учёных, которая прошла через все испытания двадцатого века. Всё пережитое оставило глубокий след в мироощущении Игоря Всеволодовича, но в его произведениях более явственно отразилось другое, более позитивное, подчас экспрессивное начало.
Надежда Олеговна Крестовская научный сотрудник отдела народного искусства Государственного Русского музея, старший преподаватель СПб ГАИЖСА им. Репина
Примечания
[1] Бабасюк Николай Лукич. (1914-1983) в 1939 году поступил на живописное отделение Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры, осенью был призван в Красную армию, воевал на белофинском фронте, получил ранение, с октября 1941 года. Служил рядовым на Ленинградском фронте. После демобилизации продолжил обучение и в 1950-е годы работал преподавателем в институте Репина.
[2] Бучкин Петр Дмитриевич (1886-1965) – живописец, график, иллюстратор, педагог. Учился в Высшем художественном училище при Императорской Академии художеств у В.В. Матэ и В.Е. Савинского. В 1936—1940 преподавал в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской Академии художеств, профессор кафедры рисунка (1937). В 1947—1965 преподавал в ЛВХПУ имени В. И. Мухиной — профессор, заведующий кафедрой монументально-декоративной живописи. Член ЛОСХ, Заслуженный деятель искусств РСФСР
[3] Иванов С.В. «Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа» НП-Принт, СПб, 450 стр., 340 цв. и 105 ч\б илл.; «Ленинградская школа живописи. Очерки истории».
[4] Семья скульптора: жена М.В. Крестовская – врач, служившая в блокадном Ленинграде в госпитале в Институте им. Д.О. Отта, её сестра – пожилая и немощная, трое детей: подростки Ярослав и Олег, младшему Святославу – было 7 лет. Все обитали в одной самой теплой комнате.
[5] Из воспоминаний О.И. Крестовского (Семейный архив Крестовских, частично опубликованный: Е. Ефимовский «Спасенный Петербург» «Левша. Санкт-Петербург» 2010 с. 22-23
[6] Николаева Лариса Ярославовна, дочь артистки радио Петровой Марии Григорьевны, приемная дочь художника Ярослава Сергеевича Николаева.
[7] И.В. Крестовский оставил подробные воспоминания о годах своей молодости. Рукопись хранится в семейном архиве Крестовских. Часть III. С. 280 — 283
[8] Крестовский Василий Всеволодович (1889-1914) – третий сын Вс. Вл. Крестовского, был сослан за участие в террористической организации, бежал во Францию, стал художником, погиб на немецком фронте в 1914 году.
__________________
>>><<<
