В Пушкинском музее (ГМИИ) проходит выставка «Щукин. Биография коллекции» предметов из коллекций купцов Щукиных. Название выставки скрывает четырёх братьев Щукиных — коллекционеров: Сергей Иванович, Пётр Иванович, Дмитрий Иванович и Иван Иванович.
Выставку «Щукин. Биография коллекции» можно смело назвать… лучшей из тех, куда нас приглашали в этом году! Это не в обиду другим, не в обиду. Просто выставка в Пушкинском оказалась особой: организаторами выставки нарушена привычная статичная линейная атмосфера этого музея непривычным для него подходом к размещению картин. Это очень импонирует. В нём много домашнего, более близкого, не искусственного, камерного. Ширина зала может дать понятие о силе произведения, но убирает ощущение причастности. Особенно важно это для показа коллекций, где каждый предмет — переживание и дополнение к другому предмету. Иногда мы не можем себе представить почему та или иная вещь — картина, или статуя, или тарелка и т.п. — присутствовали в коллекции. К сожалению, всё осталось в видении самого коллекционера… Но нам даётся уникальнейшая возможность попробовать увидеть предметы коллекции глазами самих коллекционеров-владельцев. Думаем, вам нужно постараться обязательно успеть в Пушкинский музей в Москве!
Благодарим за приглашение нашего друга Илью Аскольдовича Доронченкова, заместителя директора ГМИИ им. А.С. Пушкина по научной работе, который пригласил представителей журнала SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ и любезно ответил на несколько вопросов.
Алексей Сидельников (А.С.)
Михаил Тренихин (М.Т.)
Щукин. Биография коллекции
Илья Доронченков о выставке «Щукин. Биография коллекции»
А.С.: Итак, Ваши общие впечатления. Мне сложно сказать, как бы раньше выглядела подобная выставка в Пушкинском музее: объём, подача, шпалерная развеска, акценты, изменение взглядов… Но вот эта выставка меняет взгляд на музей, выбивается из привычных рамок, а музей по-другому заиграл! То есть, музей был статичен, а вот сейчас случилось что-то совершенно неповторимое.
И.Д: Да, согласен. Выставка ведёт себя, как театральное представление. И включает экспозицию, которую было искушение просто спрятать, закрыть. И в целом ряде случаев, мне кажется, очень удачным, когда Пикассо сопоставляется с античностью и, одновременно, с африканской пластикой. В первый момент я испытал шок от то, что здесь происходит. А потом я понял, что это примерно про одно и то же. И античность, и Пикассо – это про человеческую фигуру, про структуру, в общем про мир. И чем больше ты отходишь от экспериментальных работ Пикассо – тем больше понимаешь, что у них с классикой какая-то глубинная общая почва.
И это экспозиция, мне кажется, показывает. Но это частный случай. А в общем Вы очень хорошо сказали, что музей пришёл в движение. С чем такую выставку можно сравнить? В Петербурге идёт параллельная выставка коллекции Морозова. Она построена с каким-то подчёркнутым аскетизмом. То есть картины просто висят на стенах, определены по художникам, и зритель остаётся перед необходимостью разбираться самостоятельно. А здесь, в ГМИИ, зрителем, конечно, манипулируют. Это именно действо. И очень сильное в ряде случаев по своему эффекту. Я иногда прихожу на эту выставку в зал Матисса, просто постоять. Особенно утром, когда нет зрителей, а музейные люди уже на работе. И там у меня в первый же день появилось впечатление, как на горе Фавор апостолы говорили Господу, что здесь так хорошо, давай, мол, построим здесь скинии и останемся навсегда. То есть такое ощущение длящейся благодати – оно там присутствует.
Но, честно говоря, конечно, есть разные мнения. И нечего скрывать, некоторые произносятся и лично, и в ленте Фейсбука. Я думаю, что выставка непривычна именно своей ярко выраженной концептуальностью и попыткой нарушить те принципы экспозиции, к которым и музей, и зритель уже привыкли. Шпалерная развеска, практикуемая во время Щукина. Этикетаж специфический. Знаю, что некоторых посетителей это раздражает и иногда даже затмевало впечатление от выставки. Приходилось слышать.
Но понятно, что это попытка возвращению к эффекту, который производили картины, когда они были в Большом Знаменском, хотя это не буквальная реконструкция – она невозможна и не нужна. А попытка повторить этот эффект в значительной степени, как мне кажется, удалась. «Танец», который можно теперь посмотреть издали играет так, как не играл, когда висел в Эрмитаже. Ему действительно нужен отход, Матисс – действительно отличный монументалист. И неслучайно Борис Терновец, тогда ещё студент, а впоследствии – директор Музея Нового западного искусства, когда он увидел в 1911 году у Щукина «Танец» и «Музыку», сказал, во-первых, что это лучшее, что создал до сих пор XX век, а во-вторых – он обмолвился, оговорился, что это фреска. Это, конечно, не фреска, а панно – холст, масло – но сама эта оговорка свидетельствует о том, что монументальные потенции Матисса был реализованы в этой вещи очень сильно. Матисс, конечно, совершенно феноменальный. Я не помню такого способа экспонирования. Ну и надо сказать, что то, что показано, это – лучший Матисс этого периода. Это всё у Щукина.
Так называемый «иконостас Гогена» – это действительно цветная такая шпалера, составленная из картин художника с некоторым добавлением работ Ван Гога на стене в столовой в доме Щукина, тоже показывает насколько и этот художник обладал целостным живописным и мифологическим мышлением. И мало что может передать эту особенность Гогена, как интуитивно придуманный Щукиным способ экспонирования. Я не думаю, что Щукин поднимал палец вверх и говорил: «Дай-ка я повешу Гогена так, или так и все увидят, какой недооцененный монументалист и какое у него цельное мышление». Я думаю, что он руководствовался традициями, недостатком места, при том, что это был дворец Трубецких, приобретённый Щукиным. Но, тем не менее – небольшой дворец. А картин много. 🙂
Так что выставка заставляет задуматься. В частности, и о способах экспонирования. Заставляет задуматься и о драматургии экспозиции – хорошее слово. Мы можем сравнить её с парижской версией в фонде Луи Виттона в 2016 году, где организация была очень простая. Обидно просто, по существу. А здесь зрителем играют и предлагают драматургический ход.
М.Т.: А противопоставление коллекции братьев? Вроде бы, дополнение, но и противопоставление. Здесь только живопись, здесь – и керамика из Кускова, а самый проблемный, наверное, зал коллекции Петра Щукина, где много декоративного искусства, тканей (там, понятно, и требования по люксам, чтобы не было яркого света). Но прикладное, вроде бы, выбивается… Или наоборот?
И.Д.: Ну, видите ли, я ведь в разработке концепции выставки участия не принимал, потому могу говорить ровно о своём впечатлении. Мне кажется, что это был неплохой ход, правда, несколько неожиданный для человека, который входит в этот зал. На него сразу обрушивается очень много всего, и он оказывается «в толпе». Но вот это ощущение такой Кунсткамеры, где всё есть и всё в равной степени дорого собирателю – ведь Петра интересует не только художественные качества, не топовые вещи. Он собирает много. Он собирает интересное, а не прекрасное. И вот это ощущение такой «коллекционерской всеядности», в хорошем смысле, этот зал передаёт.
М.Т.: Ну да, один зал целиком освобождён всего для одного полотна Матисса, а соседний зал…
И.Д.: А в соседнем зале «давка». А контрастом к этому служит зал Ивана. Это уже – мавзолей, мемориал, траурная комната. Поскольку на данный момент реконструировать коллекцию Ивана Щукина тяжело, мы знаем где какие-то вещи находятся. Но некоторые по политическим причинам не можем получить из Соединённых Штатов, некоторые – дорого. Но что это выставка показывает – несколько вещей, например, Иван – как фигура, которую надо изучать. Русский парижанин, богема, тусовщик, прожигатель жизни, медиум между этой культурой конца столетия во Франции и в России – эта роль недостаточно изучена. И я уверен, что там нас очень интересные вещи ждут.
- Из коллекции И.И. Щукина. Батони Помпео Джироламо. Святое семейство
- Из коллекции И.И. Щукина. Игнасио Сулоага. Портрет И.И. Щукина
- Из коллекции И.И. Щукина. Эль Греко. Кающаяся Мария Магдалина
Но главное – это то, что Сергей Иванович Щукин в моих глазах вырастает до величины равновеликой Третьякову и Дягилеву. Мы наконец ощутили, какое это было явление!
Искусствоведы, конечно, понимали, что Сергей Иванович – выдающийся собиратель. Что без Сергея Ивановича русский авангард не был бы таким, каким он стал. Таким радикальным, отважным, «отмороженным», если хотите! Потому что Сергей Иванович в своей коллекции публике предъявлял очень революционную версию парижской живописи, в отличие от Ивана Абрамовича Морозова, который собирал вещи скорее гармоничные тех же самых художников. Но морозовская коллекция для зрителя была закрыта, её видели очень немногие, близкие коллекционеру люди, как Валентин Серов, или критик Сергей Маковский, например, написавший её обзор. А Щукин наоборот – выставлял свою коллекцию публично, и она фактически превратилась в музей. И ещё до того, как он в 1908 году открыл двери для посетителей, заманивал туда художественную молодёжь. И «Ларионов и компания» оттуда не вылезали. Роль собрания Щукина для формирования русской живописи колоссальна!
- Из коллекции С.И. Щукина. Поль Сезанн. Пьеро и Арлекин
- Из коллекции С.И. Щукина. Поль Сезанн. Автопортрет
- Из коллекции С.И. Щукина. Поль Сезанн. Мужчина, курящий трубку
Но тут мы понимаем, что Сергей Иванович Щукин имел не прикладное, а самодостаточное значение. Это человек с ощущением миссии, обладающий очень точным и дерзким взглядом и решимостью. И благодаря его коллекции, конечно, русское искусство расцвело.
Третьяков научил нас видеть Россию, покупая передвижников он их предъявил нам. И мы видим Россию через передвижников. Приходишь на выставку Репина, на которой 60-70% работ принадлежат Третьяковской галерее. Смотришь на «Крестный ход в Курской губернии», или на «Арест пропагандиста», и понимаешь – Россия вечна. И мы в ней. И если чуть-чуть включить ассоциативное мышление – поймём, что Репин и Третьяков – всё ещё про нас.
Сергей Дягилев преодолел нашу провинциальность. Эта миссия была им осознана. Он понимал это, был очень талантливым человеком и понимал, что нам надо выходить за пределы собственной страны, из этой самоудовлетворённости культурной, которая, на самом деле, является обратной стороной страха перед всем остальным миром. И ещё будучи куратором выставок, а не импресарио «Русских сезонов», последовательно ломал эту замкнутость на себе. И победил в общем-то. На театральной площадке, превратив русское искусство в мировое.
Ну и вот Сергей Щукин привёз эту французскую живопись, которая не имела достаточной поддержки у себя на родине. И он её привёз в Москву. И я думаю, если бы не случилось революции, в Москве был бы музей современного искусства абсолютно уникальный, если бы Щукин продолжал. Но это уже из области мечтаний.
Дягилев вывез наше искусство на Запад, а Щукин привёз западное к нам. Абсолютно необходимый процесс – улица с двухсторонним движением
Мы говорим об особенностях, национальных западных влияниях, но это же всё не в воздухе носится. Для того, чтобы русский художник мог увидеть Моне, существовали разные каналы. Но Щукин открыл такой «поток» этого. И выбор его, очень часто интуитивный, он, конечно, влиял на то, что творилось в Москве и Петербурге с русским искусством.
Выставка показывает Щукина, как феномен, который требует продолжения. Я имею в виду, что это пример для богатых русских. Вот так надо себя вести!
А.С.: Выставка уже идёт и 15 сентября закончится, уже очень много посетителей — у входа очередь. Огромная. Будет ли иметь выставка продолжение в каких-то других местах? Или есть ли планы сделать что-то подобное?
И.Д.: Во-первых, она будет в Эрмитаже. Она, конечно, будет другой. Там свои представления о том, как делаются выставки. Такой московской удали, которая есть в этой экспозиции, там не будет. Морозовская выставка ожидается в фонде Луи Виттона в Париже, после чего она будет у нас.
М.Т.: Через два года?
И.Д.: Да, через два года. Какая она будет – говорить рано. Но, поскольку Морозов, в отличие от Щукина, собирал русскую живопись наряду с французской, на московской почве он должен быть представлен как собиратель не только Парижа, но и Москвы. А что касается именно Щукина, говорить об этом, конечно, рано, но я напомню, что директор Пушкинского Музея на прямой линии с президентом сказала о том, что правильно было бы, если дом Щукина, который принадлежит Министерству обороны, могли бы использоваться в художественных целях [прим. ред.: Москва, Большой Знаменский переулок, дом 8, корпус 1]. Этот вопрос, естественно, прорабатывается всеми заинтересованными министерствами и ведомствами. И когда и если он будет решён, дом Щукина мог бы использоваться для экспериментальных новаторских выставочных проектов. Какого рода говорить рано. Но Дом Щукина передаёт дух собирания искусства будущего!
А.С.: Каталог выставки «Щукин. Биография коллекции» получился мощнейший, грамотный, полезный. Жаль, что он не смог включить в себя фотографии залов с развешанными картинами, а это было бы очень интересно!
М.Т.: А название выставки «Щукин. Биография коллекции»… всё-таки четыре брата. А тут в единственном числе. Это не калька с французского варианта произношения Chtchoukine? Или акцент только на одном?
А.С.: Или дань Сергею Ивановичу?
И.Д.: Я думаю, что это – дань московской традиции собирательства. Собирательства кланами, которые были распространёнными. Но каждый там имел свою «идею фикс». Это история семейная. И история городская, это, мне кажется, выставка тоже очень хорошо показывает. Сергей был не один: Пётр начал собирать вместе с ним импрессионистов, у него это «не зашло». Но именно в его музее впервые в публичном пространстве можно было увидеть в России живопись импрессионистов.
М.Т.: Там ведь в зале коллекции Петра висит полотно Ренуара!
И.Д.: Ренуар не был представлен в музее. А «Обнажённая» находилась, как известно, в личных покоях Петра Ивановича. Наверное, эта женщина ему нравилась… И надо понимать, что Москва – город с консервативной визуальной традицией, как и Россия – страна с консервативной визуальной традицией. И прямая постоянная демонстрация обнажённой женщины на холсте в публичном пространстве – труднопредставимо в это время. Есть, естественно, Венеры античные, есть живопись старых мастеров. Но вот современная живопись с современной женщиной – это большой вызов в то время для русской морали. Если мы посмотрим, что писали русские критики в то время о французских художественных выставках, допустим, в 1891, 1896, 1899 годах – всех наших шокировало обилие обнажённых женщин, которые ведут себя совершенно с русской точки зрения неприлично на холстах. И это не импрессионистическая история, просто салонная живопись. Ню, которые в Париже были в порядке вещей, в России возмущали. Но вот пейзажи Сислея и Писсаро уже импрессионистические в музее Петра Щукина были. Мы знаем по фотографии. То, что для нас сейчас норма – в то время нормой не было. Только в самом конце XIX века Люксембургский музей в Париже, после серьёзных юридических процедур, был вынужден принять часть коллекции Гюстава Кайботта – друга и патрона импрессионистов, который собрал абсолютно уникальную коллекцию, завещанную Французскому государству. И для того, чтобы она была принята, душеприказчикам, в частности Клоду Моне, пришлось принять юридическое участие на суде. И это произошло за семь лет до того, как Пётр Щукин повесил первые полотна у себя в музее в Москве. То есть это – драматическая история изменения общественного вкуса усилиями этих коллекционеров.
Конечно, главный – Сергей Иванович. Но очень правильно почтить и всех остальных. И, повторюсь, обратить внимание на Ивана, который, безусловно, заслуживает специального интереса.
А.С.: Илья Аскольдович, спасибо за приглашение и за беседу!
И.Д.: Жду новых встреч!
- Из коллекции С.И. Щукина. Картины работы Пабло Пикассо
- Из коллекции С.И. Щукина. Пабло Пикассо. Портрет Бенета Солера
- Из коллекции С.И. Щукина. Пабло Пикассо. Любительница абсента
Сергей Иванович Щукин (1854 — 1936) А этот вот Сергей Иванович (купец, из рода поднявшегося на торговле тканями — «И.В. Щукин с сыновьями») — это уже совершенно особый коллекционер, отличный предыдущих. Именно его можно назвать удивительным человеком и по увлечению и по судьбе. Его коллекционные интересы были распространены на работы не популярных импрессионистов и постимпрессионистов. И это был не расчёт — это было появившейся неисчезающей страстью: торкнуло — купил, нет — прошёл мимо. Кто были аторами работ из его коллекции? Поль Гоген, Эдгар Дега, Анри Матисс, Клод Моне, Огюст Ренуар, Поль Сезанн, Джеймс Уистлер, Пюви де Шаванна (это тот, который за год одел «Надежду» (Не в курсе? Интересно? Поищите точнее о чём мы говорим)). Кстати, имена художников немного сократили для статьи, а вот одного назовём полностью: у Сергея Щукина были работы, автор которых Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо. Что самое сложное в имени? Воспроизвести его используя функцию T9. 🙂
- Из коллекции С.И. Щукина. Картины работы Пабло Пикассо
Что ещё. А ещё, Сергей Иванович для ускорения приобретения полотен создал большой финансовый задел в одном западном банке. Именно эти деньги после революции в России и иммиграции, обеспечили его существование (умер в Париже). Но коллекции у него уже не было — она осталась в большевистской России. Хотя, как вы не удивитесь, его это устраивало, т.к. западный импрессионизм он собирал для Родины! Это уже не просто жест, хотя любовь к Родине была односторонней.
Пётр Иванович Щукин (1853—1912). Пётр Иванович — брат Сергея Ивановича Щукина. Странно, но оба брата — удивительные коллекционеры, о которых долгое время не принято было вспоминать. А ведь именно Пётр Иванович, после смерти упомянутого Генриха Афанасьевича Брокара приобрёл всю его коллекцию, объединившуюся купленными коллекциями и частями коллекций других коллекционеров. И всю свою громадную коллекцию в 1905 году Пётр Иванович, без права перемещения коллекции из специально им отстроенного здания, передал в дар Российскому историческому музею, который теперь в обиходе называется просто ГИМ. Не забудем и о его большой коллекции книг, гравюр и автографов.
Дмитрий Иванович Щукин (1855 — 1932). Брат названных Сергей и Петра Ивановичей Щукиных. Он был коллекционером зарубежной живописи. В его коллекции были работы Европейских мастеров XVI-XIX веков. Интересно, что при жизни передав несколько полотен их коллекции знаменитому Румянцевскому музею, он завещал туда же передать и всю остальную коллекцию. Но революция этому сбыться не позволила: он пережил гибель империи, переформирование Румянцевского музея и развал своей коллекции.
Иван Иванович Щукин (1869 — 1908). А вот это умнейший (а для нас ужасно интереснейший!) и несчастнейший брат уже упомянутых трёх Щукиных Сергея, Петра и Дмитрия.
Живя в Париже и будучи редкостным знатоком коллекционной тусовки — он знал всех художников и знал всё об этих художниках, а также был посещаем и ценим огромным количеством интеллигенции, — он истратил свои деньги на картины, а когда, для восстановления финансового состояния, попытался их продать, то выяснилось, что в коллекции огромное число подделок! И Иван Щукин застрелился…
Отдельно благодарим тех, чьими стараниями выставка состоялась.
Кураторская группа: Марина Лошак, Наталья Александрова, Александра Данилова, Светлана Загорская, Виталий Мишин, Алексей Петухов, Анна Познанская, Вадим Садков.
Научный консультант выставки – Наталия Семёнова.
Приглашённый куратор выставки – Андре-Марк Делок-Фурко.
Состав выставки – всего более 450 произведений: живопись, графика, скульптура, предметы декоративно-прикладного искусства, архивные материалы; среди них около 150 произведений живописи и скульптуры из коллекции Сергея Щукина, в том числе картины К. Моне (13 работ), П. Сезанна (7 работ), П. Гогена (13 работ), А. Матисса (24 работы), П. Пикассо (24 работы), А. Дерена (13 работ) и А. Руссо (5 работ).
Музеи-участники: ГМИИ им. А.С. Пушкина, Государственный Эрмитаж, Государственный исторический музей, Государственный музей Востока, Музеи Московского Кремля, Государственный музей керамики и «Усадьба Кусково XVIII века», Музей изобразительных искусств (Будапешт).
- Илья Доронченков и Алексей Сидельников
Царицыно. Интервью с Елизаветой Фокиной
Коллекция Костаки. Третьяковская галерея
75-летие Отдела нумизматики ГМИИ им. А.С. Пушкина
Коллекция братьев Морозовых. Париж
_________________
