Последнее время кажется, что попал в окружение интересных людей. Они настолько увлечены, что невозможно не заразиться их увлечением. Слушая Рому Урусова ищешь значки до 1945 года выпуска. Андрей Хазин не отпускает увлечённостью из Европейских наград. Дмитрий Решмет возвращает в комсомол. Андрей Лобанов объяснил, что фотографировать тоже нужно учиться и уметь!
Алексей Темников сразу показал, что художником мне не быть. Но, видя меня огорчённым, познакомил меня ещё с одним художником, имя которого я слышу много лет и мне очень нравятся его работы.
И сейчас я нахожусь в обществе своего друга Роберто Паласиос-Фернандеса, известного художника, скульптора и специалиста по истории военного костюма, восстановившего много исторической форменной одежды. А также он один из тех, кто создал известнейший (а мной просто любимый!) журнал «Цейхгауз». Но, если мы на “ты”, то для интервью общаемся на “вы”. Нам показалось, что это будет правильно.
Беседовал Главный редактор Sammlung/Коллекция Сидельников Алексей
А.С.: Здравствуйте, Роберто! Спасибо, что откликнулись и согласились на интервью для проекта «Фалеристика.инфо». Мы обязательно поговорим и о журнале, и о рисунках, но сначала о Вас.
Р.П.-Ф.: Добрый день!
А.С.: Первый вопрос, наверное, часто на него отвечаете, но тем не менее!.. Роберто! Вы можете рассказать о происхождении и появлении Вашей фамилии Паласиос-Фернандес в России (или, скорее всего, в СССР)?
Р.П.-Ф.: Всё очень просто. Папа из так называемых «детей войны». В 1937 году его привезли из Испании, думали на время. Но война закончилась победой не тех, на кого в Москве ставили. Соответственно, детей оставили в Советском Союзе. В Великую Отечественную про них вообще забыли. Но это отдельная история. Их умудрились эвакуировать из Москвы под Сталинград – в самое спокойное и тихое место в 1941 году. Кто же знал, что там будет летом следующего года. Но как-то выжили. После войны собрали тех, кто не погиб, отправили кого-куда учиться. Так мой папа остался в СССР. В 1962 году, когда случился Карибский кризис – была такая идея – набрать тех, кто более-менее может служить переводчиками с испанского. А поскольку испанский язык здесь не преподавался вообще, то отыскали почти всех испанцев, которые здесь уже были двуязычными и решили отправлять нашему кубинскому новому другу. А т.к. отправлять из Советского Союза неженатых мужиков было не принято, то в 1962 году мой папа экстренно женился и в 1963 году я экстренно родился. Тут, знаете, у американцев был бум рождаемости в 1962 году. Это было связано с Карибским кризисом. Они решили, что всё равно мира больше не будет, так поэтому чего же контрацепцией пользоваться. У них в 1962—1963 году стооолько детей родилось! Будем считать, что я тоже дитя Карибского кризиса. Только с нашей стороны.
А.С.: Испанская культура в семье была? Испанский язык знаете? Используете для общения?
Р.П.-Ф.: Имя испанское, т.к. двойная испанская фамилия. С русским именем Паласиос-Фернандес звучит странно. Но в семье говорили на русском. Испанский язык я каким-то образом подпитывал. Когда приезжали папины испанские друзья, они переходили на испанский. Язык у меня очень забавный: слов знаю мало, но говорю практически без акцента. Хотя переводил с испанского тексты. В глубокой молодости. Униформологические.
А.С.: О как! А родственники в Испании остались?
Р.П.-Ф.: Очень много. Но мы не общаемся.
А.С.: А в семье традиция осталась детей называть испанскими именами?
Р.П.-Ф.: Конечно!
А.С.: Деваться некуда?
Р.П.-Ф.: У меня три мальчика: Антонио, Рамон и Энрике. Антонио и Рамон взрослые самостоятельные люди. Оба работают со своей мамой, занимаются пошивом дорогой качественной одежды.
А.С.: Интернет не помог мне найти информации, которая могла бы что-то рассказать о Вас. Для меня это всегда было загадкой, учитывая всеобщий интерес к журналу «Цейхгауз». Существует несколько сильных художников-униформистов…
Р.П.-Ф.: Давайте будем называть их художниками-униформологами.
А.С.: Годится! Но почему о Вас так мало информации? Фамилия ведь на слуху. Но мы только поговорили по телефону и Вы сразу согласились на встречу. Мне очень приятно! Вы закрытый для общения человек?
Р.П.-Ф.: Абсолютно нет. Просто не занимаюсь собственным пиаром.
А.С.: А это пиар?
Р.П.-Ф.: Да. Этим надо целенаправленно заниматься. Если мы пойдём по району, то все будут со мной здороваться. Я здесь занимаюсь с местными детьми посадкой деревьев. Но никто не знает, что я художник. [Позже, когда Роберто меня провожал, его останавливали и с ним действительно здоровались дети]. В жизни много всяких аспектов. Есть семья, есть одна работа, есть другая.
А.С.: В соцсетях есть Ваши странички?
Р.П.-Ф.: Участие в соцсетях, на мой взгляд, не имеет перспектив. У меня есть мёртвая страница в ЖЖ. Мне её сделал специально художник из Санкт-Петербурга Николай Зубков, один из самых великих сейчас по качеству работ. Я эту страницу и не стал развивать. Нужна была мне лишь для того, чтобы комментировать в ЖЖ моих друзей-знакомых. Живой журнал практически прекратил своё существование. А сколько на него было потрачено сил и было надежд у людей. В результате – идёт бесконечная лента новостей в Фейсбуке и Вконтакте. Сегодня есть – завтра нет. По большому счёту – это жизнь одним часом.
А.С.: Я персонально, честно говоря, тоже отсутствую в соцсетях.
Р.П.-Ф.: Тут надо оговорится, что участвовал в Интернет-форумах. Это произошло странно и много лет назад.
Хорошие темы для обсуждения более-менее остаются на форумах. Но и там люди то ли постарели, то ли просто стали выдыхаться. Я много времени потратил на один из форумов, поднимал интерес, вступая в какие-то жуткие диспуты. Но сейчас там многое существует по инерции. Мне важна была площадка, на которой можно объединить людей, занимающихся русским XVIII веком. Но такой площадки вообще сейчас не существует. Люди устают, молодёжи мало приходит, она «разъедена» модными коммуникациями. Энтузиасты «прыгают» в районе 50 лет. Кто ещё «прыгает». Тридцатилетних исследователей практически нет. Мы, когда делали «Цейхгауз» мне было 26—27 лет. Возраст, когда ты можешь работать по 20 часов в сутки, с удовольствием. Можешь ожидать от жизни многое.
С компьютером у меня произошло всё достаточно странно, много лет назад. На меня ругался Андрей Каращук, которого я всё время просил найти информацию. Он искал мне нужное по полдня, распечатывал. Сделал это три раза, а потом сказал: «Всё! Покупай себе компьютер, или услышишь много приятных слов».
А.С.: У вас, получается, собралась группа друзей и единомышленников? Каращук, Темников?
Р.П.-Ф.: Конечно! Мы все, даже, если поругаемся, прекрасно друг друга понимаем.
А.С.: Как вы объединились? Познакомились где-то, учились вместе?
Р.П.-Ф.: Это объединение произошло при работе над самым первым нашим «Цейхгаузом» в 1988 году. Когда я ещё учился в институте и познакомился с Владимиром Перидерием. Володя и сейчас продолжает быть главным редактором журнала, уже под названием «Старый Цейхгауз». Вот мы познакомились с Володей и он предложил: «Давай сделаем журнал!». Ведь на самом деле в конце 1980-х годов этот журнал должен был ещё и очень хорошо кормить. Потому что тогда мы издали 50 000 (реально напечатали 47 000 экземпляров) первого номера! И почти все были проданы. И на тот момент это было великолепно.
А.С.: А я помню, что после первого номера я долго искал второй.
Р.П.-Ф.: Первый, по сути, был сделан в 1989 году. Собран и свёрстан. А сдали его только в 1991 году. К этому времени из проекта я уже ушёл. Теперешний «Старый Цейхгауз» делается в течении двух месяцев. Его делать сейчас в сотни раз проще, огромное количество авторов, которые сдают отличные материалы. В первом «Цейхгаузе» запомнилась единственно прилично сданная статья Сергея Лётина из Петербурга. Он был прекрасным специалистом по русскому XVIII веку. Нам его много лет не хватает… Это была единственная напечатанная на машинке статья с приложенными оригиналами иллюстраций, остальные надо было перенабирать. Остальные авторы, ныне знаменитые и пишущие активно (а это было 30 лет назад!) сдавали тогда совершенно неподготовленные статьи. Когда работали над номером, в него никто не верил. Издание же его уже ко мне не относится, это осуществили Владимир Перидерий, как главный редактор журнала и Алексей Степанов, который зарегистрировал издание. А делал его как художник я, мне пришлось половину нарисовать, собирать материалы. Как раз тогда пригласил Андрея Каращука. Теперь он очень профессионально вырос! Там была его статья про русских лётчиков Первой Мировой войны. Не было бы первого номера – проект бы не состоялся, не было бы сейчас и «Старого Цейхгауза». Именно этот первый номер как проект уже не могли бросить. Если бы можно было посвятить этот журнал кому-то, то я бы, как ни странно, посвятил бы его моей тёще, бабушке старших сыновей — ныне покойному прекрасному человеку. Она сделала всё, чтобы я мог работать по двадцать часов в сутки. В 1990-м году все были энтузиасты, думали, что мы сделаем что-то такое огромное и оно будет процветать. И мы будем процветать вместе с ним. Кому-то удалось. В 1988 году я закончил институт и распределился-то я в другой проект, который сейчас называется фирма «Звезда». И вот там, вместе с Константином Кривенко, ныне покойным генеральным директором, это всё затевали. Я делал там иллюстрации ко многим коробкам наборов солдатиков «Звезды». Был там главным художником и одновременно главным скульптором и отвечал за всю печатную продукцию (коробки, каталоги реклама…). Всё в одном флаконе.
А.С.: Мне интересно, как Вы стали художником, увлечённым исторической реконструкцией? Так получилось, что я Вас знаю исключительно как замечательного художника. Но для начала можете рассказать, когда появилось у Вас желание заниматься именно этим? С детства было стремление изображать людей в форме или батальные сцены?
Р.П.-Ф.: Всё из детства. Мы пытаемся найти из-за чего, но вряд ли найдём, это, видимо, какой-то «вирус», который получаешь в детстве и начинаешь интересоваться историей военного костюма. Какая-то инфекция! Мне в этом несказанно повезло, у меня была чудовищная школа в Пролетарском районе, 469-я (Её в начале 2000-х снесли под ноль. Как только ещё солью это место не засыпали в стиле Карфагена) Снесли конечно из-за ветхости, но школа была чудовищная. Потом другую на её месте построили. Единственное, что было хорошо – наш Виктор Михайлович, учитель истории, которого в школе ненавидели другие учителя, потому что в День учителя цветы дарили только ему. Он был человеком, который в то время на серьёзном уровне занимался историей военного костюма. Он очень помог мне в то время. Он делал таблицы военных костюмов всего мира, со всеми униформами, какие ему только попадались. Раскладывал по разным странам. Он меня направил, объяснил в какой библиотеке посмотреть, например, «Историческое описание…» Висковатова. Это сейчас он в сети есть. Тогда только в очень крупных библиотеках! А чтобы весь комплект?! А ещё из него в конце 1980-х постоянно вырезали картинки, выносили и продавали в антикварных магазинах… И когда смотрел, всё время не хватало каких-то страниц!
— А многие ведь перерисовывали из Висковатова? Узнаваемы фигуры, позы…
Р.П.-Ф.: Это была очень чёткая государственная работа, финансировавшаяся из бюджета. На это потрачено золотых и серебряных рублей немеряно.
А.С.: Но там и ошибок много?
Р.П.-Ф.: Скажем так, XVIII века – сплошной косяк. Со второго по пятый тома, до Павла Петровича. Павел Петрович с иллюстрациями Губарева ещё туда-сюда. Тоже много ошибок, но можно пользоваться. Всё что от Петра I до Екатерины II – это как раз можно назвать словом «косяк». Висковатов работал по принципу «Партия приказала – народ выполнил». Чиновнику Висковатову приказали и чиновник Висковатов собрал команду, создавшую эти тома. Итоговая работа всем очень понравилась. Но самым страшным результатом всего этого дела было то, что, когда вышел Висковатов, в архивах целенаправленно стали уничтожать дела по военному мундиру. «Есть же Виковатов, зачем нам эти бумаги держать, откройте, там всё написано!». А он не освоил и десятитысячной части массива по военному костюму. Самые шикарные дела, которые сохранились в Российском военно-историческом архиве, с картинками, с очень интересными текстами – это те дела, которые приговорили к уничтожению, но они по каким-то причинам этого не сделали. Теперь мы можем себе представить, что было в тех документах, которые не забыли уничтожить. У любого хорошего дела часто бывают чудовищные последствия.
А.С.: Как художник, Вы всегда рисуете людей в униформе. А в свободное время рисуете что-нибудь для себя?
Р.П.-Ф.: Так это я и рисую для себя!
А.С.: Букет? Пейзаж?
Р.П.-Ф.: [Пауза…] Нет. Пейзаж – только как задний план. Я сейчас занимаюсь русским XVIII веком.
— Это как иллюстрации? Или есть большие полотна?
Р.П.-Ф.: Пока полотен нет, но я, наверное, к этому прийду. Уже есть мастерская и надо попробовать маслом писать. Тем более, заказ на это существует. Надо пробовать. Идём к этому.
А.С.: Я правильно понимаю, что даже маленькая иллюстрация требует большой подготовительной работы? Элементы одежды, позы – кто-то мог позволить стоять себе там в то время, а сейчас себя так не ведут.
Р.П.-Ф.: Именно так! К сожалению, сейчас достаточно много иллюстраций, которые сделаны по лёгкому пути. Мы же художники, у многих семьи, нам надо их кормить. А если я сам пишу статью, делаю иллюстрации, а потом мне предлагают за неё 15000 рублей в лучшем случае… а я потратил на неё три недели своей жизни! И ты понимаешь, что это убыток, постоянный минус. Поэтому, когда берут заказную работу, иллюстрацию, зачастую пользуются фотографиями современных реконструкторов в новодельной униформе. И они его рисуют, переводят в другие полки, меняют цвета. Вроде бы всё легко: и фигура выставлена, и типаж подобран, и одежда надета и свето-тень есть на фото. По результатам я очень плохо отношусь к подобной работе. Хуже этого нет. Это не реконструкция того, что было в те времена – а реконструкция реконструкторов. Если реконструктор где-то ошибся, то может быть двойная, тройная ошибка.
Как Сергей Альбертович Летин работал и я так же считаю — образцом для иллюстрации по какому-то периоду могут быть только ИЗО и предметы того времени. Иначе ты идеально не попадаешь в эпоху: ни в человека, ни в фигуру, ни в манеру держать оружие, ставить ноги. В общем – никуда не попадаешь.
А.С.: Отвлечёмся немного. Поговорим о кино. Говоря о реконструкции, оно сразу приходит в голову. Что можно сказать про сегодняшние ленты, требующие реконструкции костюмов?
Р.П.-Ф.: Перманентно жаль за потраченные деньги. Сегодня задача не создать историческую картину, а отчитаться за полученные деньги. Все объясняют, что для того, чтобы фильм отбить – им надо получить в два раза больше. Вопрос о достоверности даже не стоит. Кстати, и одного раза не получают по итогам.
А.С.: Я-то «Викинга» ещё не смотрел. Это если из свеже-вышедшего.
Р.П.-Ф.: Это чудовищно. Это очень-очень плохо. Так делать нельзя, но так будут делать. Такое кино делают нам те же люди, которые втюхивают нам «Голубой огонёк». Вытаскивают Пугачёву с друзьями и они должны нас типа радовать.
А.С.: Я закончил смотреть эти передачи на «Старые песни о главном». Это было хорошо. Тогда.
Р.П.-Ф.: Когда-то это было хорошо. В этом году не понравилось одинаково практически всем. Им «удалось» в этот раз. Эти же люди финансируют и «надзирают» за нашим историческим кино. Я слышал такую ситуацию, Клим Жуков озвучил, пока его ещё не выкинули с проекта «Викинг» (меня же тоже в своё время приглашали в консультанты, потом выгоняли, было так не один раз с разными картинами. Потому что, если у исторического консультанта имеется принципиальная позиция – а у меня не бывает такого, чтобы «договориться» — впечатления остались безрадостные. Даже когда ты работаешь с умным и очень тактичным человеком, не хамом ни в коей мере. Мне довелось какое-то время работать с Хотиненко. Он очень пластичный, умный, улыбчивый, успешный человек. Но при всём при этом, если не готов мириться с режисссёрским «я-так-вижу», то кроме нервотрёпки ничего не предвидится.
А.С.: Вы рисуете для себя. Или заказ. А как вообще начинается работа?
Р.П.-Ф.: Есть чистая работа, просто на исполнение. Просто звонят с вопросом «А возьмёшься ли ты за эту работу?». Я смотрю, что это. XVIII век я рисую «с закрытыми глазами», потому что его неплохо знаю. Дают середину XIX века, более известную, но которой я не живу, я понимаю, что надо обложиться новыми материалами, войти в эпоху. Для того, чтобы я сделал качественную работу, требуется большее напряжение сил и время. Если мне дают иллюстрацию просто на исполнение, обязаны предоставить информацию. У меня есть несколько таких заказчиков, которые даже распечатками заваливают подготовительного. Дальше начинаем думать о сроках и ценах. Проблема в том, что это зачастую друзья-знакомые. А с ними тяжело общаться о деньгах. Я частенько говорю: «Ребята! Если бы мои финансовые проекты за 30 лет удались, то я бы рисовал бесплатно». Но надо кормить семью. Проза жизни.
А.С.: А если вернуться к «Цейхгаузу», я не очень понял, там есть учредители. Вы входите?
Р.П.-Ф.: Нет. И никогда не входил. Когда я этот делал, это было без юридических договорённостей. Мы тогда ни в чём таком особо не понимали.
А.С.: Я просто пытаюсь понять, в первом номере полно шикарных иллюстраций. Они кому сейчас принадлежат?
Р.П.-Ф.: Уже никому. Это были мои рисунки, оригиналы которых просто потеряны в процессе работы над журналом. Не мной конечно. То есть оригиналов нет.
А.С.: У Вас основа – это изображение? Или текст тоже?
Р.П.-Ф.: Сейчас, к сожалению, и текст тоже. В том, что изображаю, я уже часто и автор-исследователь. Большое время провожу в архивах. Но это очень плохо. Крайне плохо, потому что художник должен рисовать. А у меня нет автора текстов, который мог бы дать информацию для реконструкции. Мне приходится быть и тем, и другим. А это неправильно.
А.С.: А как возник интерес к XVIII веку?
Р.П.-Ф.: Достаточно странным образом. Я писал статьи по русскому военному костюму изначально XVII века: стрельцы, солдатские полки. До сих пор ничего сильно лучше нет, хотя это были, как я надеялся, «затравочные» статьи. Думал, что потом «прибегут» историки. Но никто из профессиональных историков не пишет работ по истории военного костюма. Это удел людей без профильного образования. Так всегда было. Например, Сергей Альбертович Лётин – искусствовед и художник, работавший в Государственном Эрмитаже. Он занимался XVIII веком очень хорошо. На тот период его работы были прекрасны, да и сейчас многие на более чем высоком уровне. Они перепроверяются по документам и многое сегодня Серёжа делал бы иначе.
А.С.: В Ваших работах, опубликованных, или находящихся в частных коллекциях, ошибки встречаются?
Р.П.-Ф.: Скажу не из-за пижонства, я задавал себе этот вопрос некоторое время назад. Меня любят обвинять в том, что я публично критикую чужие работы. Но я публикую свои иллюстрации, они существуют в публичном пространстве с 1991 года. И я всем говорю: «Возьмите эти мои бокс-арты на коробки и иллюстрации и скажите, что я там сделал неправильно». Если упираться и нормально делать, то и за 30 лет работы не стыдно.
А.С.: Я так вообще в восторге, мне жутко нравится! А как Вы относитесь к фалеристике?
Р.П.-Ф.: Как к одной из вспомогательных исторических дисциплин с интересом. Но сам занимаюсь изучением униформы. В металле там предметы амуниции. Но они уже фалеристикой не являются.
А.С.: А из чего складывается изучение военной униформы?
Р.П.-Ф.: С советского времени это подраздел вспомогательных исторических дисциплин. Даже геральдика была не основной, а вспомогательной исторической дисциплиной. Почему профессиональные историки не стремились в то время заниматься геральдикой? Потому что защититься по этой теме невозможно было. Если ты научный сотрудник, то ты должен защищать кандидатскую, докторскую потом. А как ты будешь подниматься на дисциплине, которая сама по себе даже не историческая, а вспомогательная? А тем более некой униформологией, которая была подразделом геральдики. Ты мог совершенно спокойно подняться на марксизме-ленинизме. А на геральдике ты бы тихо прозябал до 70 лет. А униформология, или как её называют в Санкт-Петербурге – мундироведение. В Ленинграде у них чётко: поребрики, булка и мундироведение! А у нас в Москве – униформология. На моей памяти, может быть я ошибаюсь, единственная кандидатская, которая защищена на подобную тему, и то ни с первой попытки, а со второй, защитил А. Кибовский — нынешний министр Правительства Москвы. У Александра методология определения портретов со знанием униформологии, фалеристики и т.д. — историко-предметная. Это было уже в 2000-е годы. В 1990-е и 1980-е – это бы не удалось. Соответственно, это стало уделом эн-ту-зи-ас-тов. Вот мы и были такими эн-ту-зи-ас-та-ми. Наверное, так можно написать даже о тех сотрудниках архивов, которые имеют профильное историческое образование, и имеют за спиной издание книг и публикаций по истории военного костюма. В первую очередь это Вадим Егоров, Кирилл Татарников (РГВИА) и Александр Малов (РГАДА). Издание первых двух книг по истории русского военного костюма разве что не разорило…
А.С.: Мне кажется, что так и осталось.
Р.П.-Ф.: Наверное, да.
А.С.: Важный вопрос – использование информации в Интернете.
Р.П.-Ф.: Существует три позиции. Первая – «Ничего без спросу». Вторая – «Всё, но со ссылкой». И третья – «Это открытая информация, если Вы сами выложили это в Интернет, значит сами согласились с тем, что эта информация принадлежит теперь всем». При этом третий тезис легко бьётся тем, что это могло быть выложено не автором, а пиратским образом. Но на это многие отвечают: «Мне всё равно, кто выложил – я могу использовать». Нет «церберов» в Интернете по большому счёту, которые могли бы создать систему «Это Зя, это Низя». Причём, если вдруг появятся «церберы» — может вдруг оказаться, что без них было лучше.
А.С.: Да-да-да! Это как раз к вопросу о том, какое сейчас кино. Вроде бы нет сейчас необходимости в том, чтобы кто-то что-то разрешал, или запрещал. Но иной раз думаешь, что лучше бы запретили. Причём до момента выплаты режиссёру зарплаты.
Р.П.-Ф.: У нас кино не режиссёрское, а продюсерское. Кстати, не договорил про Клима Жукова. Он работал на начальном этапе фильма «Викинг». Они же семь лет его мутили. На каком-то этапе несколько лет назад пригласили художника по костюмам, которого учили – ведь у нас неплохо учат художников по костюму, — мои знакомые преподают и во ВГИКе, и в школе-студии МХАТ и неплохо преподают. И Саша Кибовский преподавал, и Олег Леонов тоже периодически преподаёт. И Павел Алёхин. Это люди, прекрасно во всём разбирающиеся. И они пытаются свои знания передать. Сегодняшние абитуриенты в отличие от абитуриентов 1960-х-1970-х годов получают достаточно хорошую информацию по истории военного костюма. И многие её впитывают. Другое дело, что общий уровень абитуриентов… В советское время человек приходил поступать в высшее или среднее художественное учебное заведение с такими знаниями и умениями, с какими выпускать можно было. Художественных вузов было мало и поступить было тяжело. Сейчас уровень абитуриентов упал ниже плинтуса… Но вернёмся к Климу Жукову и фильму «Викинг». Вот он описывает ситуацию. Художник расстилает лист, там изображён какой-то княжеский дворец, в нём какая-то зала и он всё там нарисовал. И изобразил это близко к тому, как это могло быть в тот период. С той архитектурой, с той достаточно хорошо известной скандинавской материальной культурой и археологией. Он это нарисовал и такой радостный, что у него это получилось, он же нормальный человек и ему сказали, что надо воссоздать эпоху. Но он же не знал, что воссоздавать надо эпоху …по представлению продюсера. Он её нарисовал, за его спиной проходит кто-то, из тех, кто решает. Смотрит и говорит: «Убери всю эту билибинщину, нам нужно средневековье, чтоб всё было брутально, — слово «гАвнище» [орфография приводится по Игорю Губерману] можно сказать? – и вот он себе представил, что вот это «брутальное в гАвнище», а там – «билибинщина». И художник мямлит: «Ну это же так было!». А «как было» есть решать кому в том фильме. И уж точно не тем, кто что-то в этом понимает. Они, даже не моргнув глазом, убеждают нас с экранов Первого канала в том, что оказывается НИЧЕГО про то время не известно — ни как одевались, ни как выглядели. А значит им можно придумывать весь этот вонючий ужас и впендюривать людям под видом исторической правды в первой инстанции. Мерзко.
Продолжение в части 2.
Художник должен рисовать…: Роберто Паласиос-Фернандес. Часть 2
__________________
