Публикуем статью покойного исследователя Евгения Витальевича Лозовского, любезно предоставленную его сыном Павлом Евгеньевичем, также коллекционером и участником нашего форума (ник loz-junior) и нашим другом.

Цитируем по Лозовский Е.В. Всем известная медаль // Избранные очерки по фалеристике Российской империи СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2014. 24—39.

Заместитель главного редактора журнала "SAMMLUNG/Коллекция",
кандидат искусствоведения
Михаил Тренихин

Е.В. Лозовский

Всем известная медаль:

история учреждения

Медаль в память русско-японской войны не считается редкой и в художественном отношении ничем не примечательна. Тем не менее, ни одна российская медаль не упоминается в различных публикациях столь же часто как эта. Причиной тому история, сначала передававшаяся изустно, я затем ставшая кочевать по страницам различных изданий. Наиболее подробное ее изложение находим в воспоминаниях генерала А.А.Игнатьева “Пятьдесят лет в строю”. Вот он, в то время капитан, вернувшийся из Манчжурии, рассматривает выданную ему медаль: “Медаль представляла, собой плохую копию медали за отечественную войну, бронзовую вместо серебряной; на обратной стороне, её красовалась надпись “Да вознесёт вас господь в своё время”. – “В какое время? Когда?” – пробовал я спросить своих коллег по генеральному штабу. – “Ну что ты ко всему придираешься?” – отвечали мне одни. Другие, более осведомленные, советовали помалкивать, рассказав “по секрету”, до чего могут довести услужливые не по разуму канцеляристы. Мир с японцами еще не был заключен, а главный штаб уже составил доклад на “высочайшее имя” о необходимости создать для участников манчжурской войны особую медаль. Царь, видимо, колебался и против предложенной надписи: “Да вознесёт вас господь” – написал карандашом на полях бумаги: “В свое время доложить”. Когда потребовалось передать надпись для чеканки, то слова “в свое время”, случайно пришедшиеся как раз против строчки с текстом надписи, присоединили к ней»[1].

Книга А.А.Игнатьева не единственная, где изложена эта версия происхождения надписи на медали в память русско-японской войны, писатель Д.Н.Семеновский приводит ее в своих воспоминаниях со слов А.М.Горького[2]. Она столь широко была распространена и столь крепко засела в умах современников, что, стоило только известному коллекционеру и исследователю В.Г.фон Рихтеру обратиться за разъяснениями к знатоку русских наградных медалей военному историку полковнику А.И.Григоровичу, как тот без колебаний подтвердил ее достоверность[3]. Мнение А.И.Григоровича было тем более авторитетным, что он во время описываемых событий был библиотекарем Главного и Генерального Штабов. Не мудрено, что эта версия стала общепринятой, и никто в ней не усомнился и не пытался ее проверить.

Впрочем, считавший надпись из четырех слов более подходящей и более вразумительной, В.Г.фон Рихтер оказался провидцем, когда писал, что разрешение этой загадки находится в наших архивах. Проект медали с пометками Николая II был обнаружен в фондах Российского Государственного Военно-Исторического архива В.А.Дуровым: “На предложенном для рассмотрения рисунке изображалось два варианта лицевой стороны и пять – оборотной стороны проектируемой медали. Император поставил крест рядом с одним из вариантов лицевой стороны (лучезарное всевидящее око, ниже даты “1904-1905”), который, будучи таким образом утвержден, перешел и на металлический образец. Парный к лицевой стороне рисунок оборотной стороны медали царь перечеркнул тем же карандашом, а в верхней части листа начертал: “Да вознесёт вас господь в своё время”, что и стало текстом медали”[4]. Наконец Д.И.Петерс опубликовал сам описанный рисунок[5].

Должно быть, канцеляристы не продублировали, как это было принято, пометки и резолюцию Императора, поскольку, пересылая 11 декабря 1905 г. рисунки в Капитул Орденов, Начальник канцелярии Министерства Императорского Двора А.А.Мосолов в сопроводительном письме указал на их принадлежность Императору[6]. Канцлер Орденов барон В.Б.Фредерикс, препровождая их на следующий день в канцелярию Министерства, также сообщил адресату, что “крестик (синим карандашом), у лицевого изображения медали под №1, проставлен рукою ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, равно и надпись на оборотной стороне медали (на верху рисунков) также начертана Собственною ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою”[7].

В тот же день, 12 декабря 1905 г., помощник Начальника Военно-походной канцелярии князь В.Н.Орлов направил Канцлеру Орденов для объявления Военному Министру следующую собственноручную записку Императора: “В память Японской войны 1904-1905 г.г. учредить медали трех категорий: 1) Серебряная – для защитников Порт- Артура. 2) Светло-бронзовая – для всех участников в кампаниях бывших в сражениях и 3) Темно-бронзовая для всех не принимавших участие в боях, но бывших на Дальнем Востоке в районе военных действий”[8].

Медаль «В память Русско-Японской войны 1904-1905»

Чуть больше месяца ушло на доработку документов, и наконец 21 января 1906 г. медаль для ношения на груди на александровско-георгиевской ленте была официально установлена и были определены правила награждения ею: “I. Серебряная медаль назначается нижеследующим лицам, находившимся постоянно или временно в Порт-Артуре и его укрепленном районе в период после Цзинь-Чжоуского боя (12 мая 1904 г.) до конца осады (20 декабря 1904 г.): 1). Всем чинам военного и морского ведомств, пограничной стражи и Квантунских дружин из добровольцев. 2). Чинам других ведомств, если они находились в Порт-Артуре, во время осады, по обязанностям службы. 3). Священникам, врачам и прочим медицинским чинам, санитарам и сестрам милосердия, состоявшим на службе в военном и морском ведомствах, в обществе Красного Креста и в других врачебных заведениях, подававших помощь больным и раненым воинам, и 4). Жителям Порт-Артура, которые участвовали в защите этого города. II. Светло-бронзовая медаль назначается нижеследующим категориям лиц, если они участвовали в течение 1904-1905 годов в одном или нескольких сражениях против японцев на суше или море: 1). Генералам, офицерам и нижним чинам военного и морского ведомств, а также чинам: Государственного ополчения, пограничной стражи и добровольцам, находившимся в войсках и особых дружинах. 2). Всем вообще классным и медицинским чинам, священникам, санитарам и сестрам милосердия, а равно лицам, не принадлежащим к военному званию, если они во время боя исполняли служебные обязанности при частях войск и отрядах, а также на судах флота, принимавших в нем участие. 3). Лицам всех сословий, награжденным знаком отличия Военного ордена или медалью с надписью “за храбрость”. III. Темно-бронзовая медаль назначается всем, не принимавшим участие в боях, но состоящим на службе в действовавших армиях и в приданных им учреждениях, а равно и в частях, Управлениях и заведениях военного и морского ведомств, расположенных во время войны – в период с 26 января 1904 года по 1 декабря 1905 года, т. е. по день ратификации мирного договора, на Дальнем Востоке и вдоль Сибирской и Самаро-Златоустовской железных дорог, в местностях, объявленных на военном положении, а именно: 1). Всем вообще чинам: военным, морским, пограничной стражи и ополчения. 2), Священникам, врачам и прочим медицинским чинам, санитарам и сестрам милосердия, состоявшим на службе в военном или морском ведомствах, в пограничной страже, Обществе Красного Креста и во всех врачебных заведениях, подававших в районе военных действий помощь больным и раненым; лицам, не принадлежащим к военному званию, если эти лица находились по обязанностям службы при войсках и врачебных заведениях. 3). Разным чинам военного, морского и гражданского ведомств, а также лицам женского пола, состоявшим при разных Управлениях и учреждениях по делам службы, равно и командированным в места их расположения. 4). Вольно наемной прислуге из отставных и запасных нижних чинов и тем из вольнонаемных, не принадлежащих к военному званию, находившихся при войсках, непосредственно действовавших против неприятеля, кои оказали военные отличия, и вообще лицам всех сословий, оказавшим в течение войны с Японией какие-либо особые заслуги, по удостоению этих лиц начальством тех войск и учреждений, при которых они в то время состояли <…> не имеют права на получение <…> медали: а). находящиеся под судом или следствием, если, по окончании производящихся о них дел, подлежать будут исключению из военного или морского ведомств, и б). контрактованные маркитанты и вольнонаемные люди, находившиеся при войсках, за исключением поименованных в пункте 4»[9].

Из приведённых документов видно, что роль Николая II в разработке проекта медали в память русско-японской войны была велика: ему принадлежат авторство основных положений, наградных правил и окончательной редакции надписи оборотной стороны (по-моему, первым её источник указал в небольшой заметке писатель и коллекционер из Костромы В.В.Пашин[10] – в “Первом соборном послании Святого Апостола Петра” сказано: “Итак, смиритесь под крепкою рукою Божию, да вознесёт вас в своё время”)[11]. Для надписи на медали использована реплика второй части этой фразы – пожелание награжденным удостоиться после смерти (каждому в своё время!) Царствия Небесного. Изображённое же на лицевой стороне медали Око Провидения должно было означать, что результат войны – воля Божия[12].

Представляется вполне возможным, что роль Николая II в проектировании самой медали не ограничилась выбором и утверждением рисунков её лицевой и оборотной сторон, хотя документов, подтверждающих это, пока обнаружить не удалось.

Обратим внимание на проектные рисунки. Они расположены на одном листе в три ряда: в верхнем ряду на ленте – лицевая сторона, получившая утверждение Императора и оборотная – с надписью “На тя Господи уповахом, да не постыдимся вовеки”; в среднем ряду – лицевая сторона с изображением Всевидящего Ока, но без дат, оборотная сторона с надписью как на предыдущей, но с датами, а затем две оборотных стороны с надписями, являющимися двумя разными репликами того же стиха из послания Святого Петра, что и утверждённая; наконец в нижнем ряду – изображение оборотной стороны с надписью “Да будет воля Твоя” и датами.

Изображения лицевых и оборотных сторон соединены тонкими линиями, что позволяет судить о том, какие варианты медали предлагались к утверждению: 1) л.с.: изображение Всевидящего Ока, внизу по окружности даты; об.с.: надпись “На тя Господи уповахом, да не постыдимся вовеки”; 2) и 3) л.с.: то же изображение; об.с.: варианты реплик стиха из послания Святого Петра; 4) л.с.: изображение Всевидящего Ока; об.с.: надпись “На тя Господи уповахом, да не постыдимся вовеки”, ниже – даты; 5) л.с.: то же изображение; об.с.: надпись “Да будет воля Твоя” и даты под разделителем.

Думается, причины, по которым были отклонены 1-й, 4-й и 5-й варианты – понятны: первые два представляли собой механический гибрид медалей в память Отечественной войны 1812 года и в память войны 1853-1856 гг., а последний имел столь бессильно-пессимистическую надпись, что она вряд ли подходила для медали, предназначенной для массовой раздачи.

Два оставшихся варианта имеют лишь некоторые отличия в надписи оборотной стороны, восходящей к одному источнику, так что их можно считать одним вариантом, который просто был утверждён в новой редакции.

Сейчас уже невозможно сказать, как Императору вообще пришла мысль использовать для надписи на медали эту фразу из Библии, но есть ряд обстоятельств, на которые стоит обратить внимание.

С февраля 1905 г. журнал “Вестник военного духовенства” начал публиковать “Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке” М.В. Серебрянского, в котором эти слова повторяются неоднократно[13]. Известно, что Николай II много читал, хотя, как правило, не отмечал в своем дневнике ни авторов, ни названий прочитанных книг. Нет там никаких упоминаний и о дневнике о. Митрофана Серебрянского. Впрочем, для того, чтобы проникнуться настроением, которым пропитан дневник, ему, скорее всего, даже не нужно было брать его в руки. Дело в том, что Шефом 51-го драгунского Черниговского полка, в котором служил о. Митрофан была сестра Императрицы Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна, с которой он переписывался. Совершенно не обязательно, что в первых же письмах из Маньчжурии он поделился с Великой Княгиней своими настроениями, но 4 февраля 1905 г. она потеряла мужа, Великого Князя Сергея Александровича, убитого бомбой террориста Каляева, и о. Митрофан сначала послал ей телеграмму, а затем письмо, в котором как мог пытался её утешить[14]. Мог он при этом процитировать и упомянутый отрывок Первого соборного послания Святого Апостола Петра. Между тем, в дневнике Императора Николая II отмечено, что, начиная с весны 1905 г. Елизавета Фёдоровна часто приезжала из Москвы и по нескольку дней, а то и недель, гостила в царской семье. Так было и в те дни, когда утверждался и, по-видимому, разрабатывался рисунок медали в память русско-японской войны[15].

Сказанное выше, конечно, нельзя считать вполне научной версией происхождения надписи на медали, но совпадения, согласитесь, любопытные, хотя совпадениями они могут так и остаться.

Таким образом, появление именно этой надписи на медали не было следствием случайности, Император знал этот фрагмент Священного Писания, и тогда история, изложенная А.А. Игнатьевым не имеет под собой основания. Ещё менее правдоподобна она в изложении А.М. Горького, пересказанном Д.Н. Семёновским. Игнатьев или тот, от кого он эту историю услышал, по крайней мере, чётко представлял себе порядок разработки и утверждения медалей в память войн, о чём ни Горький, ни Семёновский ни малейшего представления не имели. Достаточно сказать, что виновниками недоразумения у них названы “министры”. Между тем, именно эти должностные лица менее чем кто бы то ни было, могли стать его причиной, поскольку полученные ими распоряжения Императора передавали исполнителям в исключающей двоякое толкование форме, что, кстати, чётко прослеживается и в цитированных выше сопроводительных записках к проектному рисунку рассматриваемой медали.

Таким образом, версию Горького можно считать вторичной, а первичной, по-видимому, является версия, изложенная Игнатьевым. Тогда с большой долей вероятности можно предположить, что родилась эта легенда в офицерской среде, ещё точнее – в среде офицеров Генерального Штаба, к которой принадлежал и сам А.А. Игнатьев. Это объясняет и первоначально сравнительно небольшую её распространенность – офицеры Генерального Штаба составляли в армии довольно замкнутую касту, строевые офицеры их недолюбливали и ядовито именовали “моментами”. До Горького же эта легенда дошла из десятых уст и исходила, вероятно, от кого-то из солдат, подслушавшего разговор офицеров.

В том, что “нижние чины” живо интересовались содержанием разговоров своих командиров и начальников, никакого сомнения нет. Так, В.П. Костенко отмечает в своём дневнике 4 октября 1904 г.: “За обедом я часто замечаю, что тот или иной из обслуживающих стол вестовых задерживается совсем не для того, чтобы собрать тарелки или разнести очередное блюдо, а чтобы дослушать последнюю фразу старшего офицера <….> или только что пришедшего с ходового мостика вахтенного начальника. Из обрывков слов в буфетной делаются свои выводы, которые через четверть часа уже становятся всеобщим достоянием на баке и в кубриках”[16]. И хотя здесь говорится о флоте, нет оснований полагать, что в армии дело обстояло по-другому.

Если считать, что в результате вышеприведённых рассуждений с большой долей вероятности определены среда, в которой возникла эта легенда и пути её дальнейшего распространения, то остаётся ответить, пожалуй, на самый главный вопрос – отчего она вообще появилась?

Решение о прекращении войны было принято российским правительством в тот момент, когда добившаяся крупных успехов на сухопутном и морском театрах военных действий Япония оказалась в очень тяжелом положении. Огромное напряжение материальных и моральных ресурсов дорого ей обошлось: экономика и финансы были истощены, среди широких слоев населения росло недовольство. Русские в Манчжурии хорошо видели, что боевой дух японских войск постепенно ослабевал, стало возрастать число пленных.

В то же время военные ресурсы России даже после падения Порт-Артура и цусимского разгрома представлялись колоссальными, на Дальний Восток подвозились снаряжение и войска, которые вскоре могли ринуться на врага. Многие, и в первую очередь офицеры, с нетерпением ждали этого момента, желая закончить войну победоносно и таким образом смыть и с армии в целом, и с себя лично позор предыдущих поражений; заключение мира лишило их этой возможности.

При таких обстоятельствах немудрено, что значительная часть этих офицеров сочла виновником своего позора высшее военное руководство, оказавшееся неспособным привести армию к победе, отстаивать перед царем и в правительстве ее интересы. Однако выступать с критикой “верхов” было небезопасно, опубликовавший ряд критических статей в газетах “Молва”, “Русь”, “Военный Голос” и “Русский Инвалид” генерал-лейтенант Е.И. Мартынов был за это уволен из армии[17]. Прочим недовольным, но не желавшим разделить его участь, оставалось выражать свой протест демонстрируя, так сказать, “кукиш в кармане”.

На всем этом можно было бы поставить точку, если бы медаль с надписью “Да вознесет вас господь” не существовала в действительности, причем во всех предписанных металлах. Автору несколько раз довелось при различных обстоятельствах держать её в руках, а её изображение есть в посмертном собрании трудов В.Г. фон Рихтера, который считал медаль с “четырёхсловной” надписью пробной, изготовленной на Монетном Дворе[18]. Он совсем не обратил внимания на то, что лицевая её сторона носит явные признаки частной фабрикации. Такая невнимательность тем более удивительна, что В.Г. фон Рихтер был прирождённым исследователем, а материала для сравнения у него было более чем достаточно, ибо медалей в память русско-японской войны, изготовленных частными фирмами, известно великое множество.

Медали, изготовленные на Монетном Дворе, имеют скульптурное изображение с лучами сияния, исходящими из одного центра, точкой после даты и плотно прилегающим к кружку ушком. Изображение на “частных” медалях образовано линиями, лучи сияния общего центра не имеют, точка после даты отсутствует, а ушко соединено с кружком небольшой перемычкой. Дополнительными признаками частной фабрикации служат меньшая толщина кружка (около 2,0 мм), а также проба и именник на ушке серебряной медали. Разумеется, медали, выполненные различными фирмами, различаются между собой в деталях.

“Зачем им (частным фирмам – Авт.) было тратиться на изготовление специальных штемпелей и чеканку этих медалей в самом ограниченном количестве экземпляров, – пишет В.Г. фон Рихтер, – или частные фирмы надеялись покрыть свои расходы, снабдив этими “фальшивками” коллекции собирателей, коих, в лучшем случае, было не более десятка. Ведь все имеющие право носить медаль за эту войну приобретали медали только “официальные”«[19]. Здесь “официальными” названы медали, соответствовавшие утвержденному образцу, независимо от места их чеканки.

Владимир Гвидович, думается, неправ. Наибольшую сложность представляло изготовление штемпеля лицевой стороны, которая у обеих медалей была одинаковой. Изготовление же штемпеля оборотной стороны было несложным, и затраты на это с лихвой могли окупиться продажей коллекционерам десятка “пробных” медалей. Также нельзя исключить заказа кем-то из офицеров под впечатлением услышанной легенды медали с “правильной” надписью. Разумеется, в любом из этих случаев изготовитель предпочитал сохранять инкогнито.

Умрёт ли когда-нибудь эта легенда? Не рискну ответить утвердительно, ведь, несмотря на то, что со времени названных выше публикаций прошел уже порядочный срок, заметки, статьи и даже книги с ее пересказом продолжают появляться с пугающей регулярностью. Мало того, возникают новые легенды. Так, И.В.Всеволодов утверждает, что “участники цусимского сражения не могли претендовать на медаль “В память Русско-японской войны” и остались без награды вообще”[20], хотя из правил награждения ею совершенно ясно, что им полагалась светло-бронзовая медаль.

Фонды Военно-Морского архива сохранили сведения о любопытном казусе, вызванном тем, что награждение этой медалью проводилось по спискам, как это бывает при большом числе награжденных, а не индивидуально. Списки же разные начальники составляли независимо один от другого. В результате лейтенант М.С. Рощаковский был награжден серебряной медалью как участник обороны Порт-Артура (миноносец “Решительный” под его командою прорвался в китайский порт Чжифу для передачи важного сообщения был там интернирован, а затем в нарушение международного права захвачен японцами, несмотря на отчаянное сопротивление безоружной команды) и светло-бронзовой медалью как принимавший участие в Цусимском сражении на броненосце береговой обороны “Адмирал Сенявин”. Обе медали упомянуты среди прочих его наград в послужном списке, однако, светло-бронзовая позже вычеркнута. В итоге у М.С. Рощаковского осталась только серебряная медаль как награда более высокого достоинства[21].

Ещё одной инициативой Императора в части награждения участников русско-японской войны явилось введение банта к медали в память этой войны.

7 февраля 1906 г. обсуждение этого вопроса было поручено провести Главному Штабу, который первоначально предложил предоставить право ношения банта “исключительно лицам, принимавшим действительное участие в сражениях с Японцами и притом только раненым, но не контуженным или оставшимся невредимыми, а равно всем строевым чинам Порт-Артурского гарнизона, бывшим в крепости во время осады”[22]. Непонятно, чем руководствовались чины Главного Штаба, предлагая разделить гарнизон блокированной крепости по чисто формальному признаку. Такое предложение может разве что не лучшим образом характеризовать степень их осведомлённости о реальной боевой жизни войск.

Капитул Орденов, заключение которого Главный Штаб запросил 13 февраля 1906 г., в своем отношении 14 февраля, во-первых, совершенно справедливо обратил внимание адресата на то, что “нередко полученные в бою контузии, по своим последствиям, влекут за собою более тяжкие страдания, чем легкое ранение, поэтому включение всех контуженных в одну категорию с ранеными представлялось бы вполне желательным”, и, во-вторых, предложил право ношения банта кроме чинов порт-артурского гарнизона распространить и на “некоторые войсковые части из состава Манчжурской армии, особо отличившиеся в кровопролитных боях этого театра военных действий (Тюренчен, Ляоян, Шахэ, Путиловская сопка и т. п.). Нередко таковые части при упорной многодневной обороне позиций и атаках неприятельского расположения теряли свыше ¹/₂, ²/₃ и более своего состава”[23]. Из документа нельзя понять, было ли последнее предложение Капитула следствием неведения его чиновников о существовании коллективных воинских наград или попыткой введения индивидуальных внешних отличий для чинов, состоявших в воинских частях в то время, когда эти части проявили боевую доблесть, но дальнейшего развития оно не получило.

В письме, отправленном 17 февраля 1906 г. в Главный Морской Штаб, заключение которого по этому вопросу также требовалось для подготовки доклада Императору, Главный Штаб, хотя и привел мнение Капитула Орденов, но продолжал настаивать на своей точке зрения: “В некоторых, случаях, конечно, серьезности контузий отрицать нельзя, но тем не менее, согласиться на огульное приравнение контуженных к раненым нет никаких достаточных оснований, а для награждения целых частей войск, оказавших, во время войны примерное мужество и храбрость законом установлены особые знаки отличия, как георгиевские знамена и штандарты, георгиевские серебряные трубы и рожки, “походы” за военное отличие, знаки на головные уборы и друг[ие], а поэтому Главный Штаб, в целях выделения лиц, бесспорно пострадавших, из общей массы участников минувшей кампании, считает более правильным и вполне справедливым предоставить право ношения упомянутого выше банта ТОЛЬКО ЛИЦАМ, ПОЛУЧИВШИМ РАНЕНИЯ В СРАЖЕНИЯХ С ЯПОНЦАМИ (выделено в документе – Авт.)”[24].

В ответ Главный Морской Штаб 25 февраля 1906 г. несколько меланхолически сообщил, что “Морской Министр со своей стороны вполне присоединяется к предположению Главного Штаба о предоставлении права ношения банта <…> только лицам, получившим ранения в сражениях с Японцами и вместе приказал просить не отказать в проекте всеподданнейшего о сем доклада упомянуть лиц морской администрации и в Порт-Артуре и чинов флота – участников войны”[25].

Не оставляет сомнений, что доклад Военного Министра отражал прежде всего точку зрения Главного Штаба, однако Император принял во внимание и мнение Капитула Орденов. Поэтому Высочайшим повелением 1 марта 1906 г. право ношения банта при медалях в память русско-японской войны из присвоенной этим медалям ленты было предоставлено “всем лицам, получившим ранения и контузии в сражениях с японцами”[26], а ещё через пять лет, 13 августа 1911 г., было объявлено, что «Его Императорскому Величеству <…> благоугодно было Всемилостивейше соизволить на предоставление права ношения при медалях, учрежденных в память всех минувших войн и походов, банта из присвоенной этим медалям ленты всем лицам, получившим ранения и контузии в сражениях, подобно тому, как это с Высочайшего соизволения установлено для участников Русско-Японской войны»[27]. Должен заметить, что по духу и букве последнего документа к числу упомянутых в нём “походов” плавание эскадры под командою адмирала Рожественского относиться не должно – к тому времени лица, состоявшие на кораблях эскадры и получившие там ранения и контузии уже носили бант на полученных ими медалях в память русско-японской войны, и не было никакой нужды отмечать это ещё одним бантом ещё на одной медали.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. – М.: Правда, 1989. Т. 1. С. 401.

[2] М. Горький в воспоминаниях современников. – М.: ГИХЛ, 1955. С. 387-388.

[3] фон Рихтер В.Г. Собрание трудов по русской военной медалистике и истории. Париж, 1972. С. 333.

[4] Военно-исторический журнал. 1990. № 9. С. 85.

[5] Петерс Д.И. Наградные медали России царствования императора Николая II (1894-1917) и периода Временного Правительства. М.: Древлехранилище, 2005. С. 121.

[6] РГИА. Ф. 496. Оп. 2. Д. 2435. Л. 3.

[7] Там же. Л. 4.

[8] РГИА. Ф. 496. Оп. 2. Д. 2435. Л.2.

[9] ПСЗРИ, собр. 3. Т. XXVI. № 27284.

[10] Северная правда. 2 апреля 1989 г.

[11] Первое соборное послание Святого Апостола Петра. Гл. 5. Ст. 6.

[12] См.: Бартошевич В.В. В борении с Наполеоном: Нумизматические очерки. – К., ЧП ПЕКТОРАЛЬ совместно с ООО “КУПОЛА”, 2001 С. 9-10.

[13] Серебрянский М. Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке. – М.: “Отчий дом, 1996. С. 10, 152, 250, 317.

[14] Серебрянский М. Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке. — М.: “Отчий дом, 1996. С. 250, 252.

[15] Дневники Императора Николая II. – Б/м: “ORBITA, б/г. С. 291-294.

[16] Костенко В.П. На “Орле” в Цусиме. Л.: Судпромгиз, 1955. С. 186-187.

[17] Мартынов Е.И. За что я был предан суду и осужден // Военно-исторический журнал. 1989. № 8. С.87-93; Советская военная энциклопедия. Т. 5. – М.: Воениздат, 1978. С. 165.

[18] фон Рихтер В.Г. Указ. соч. С. 333-334

[19] фон Рихтер В.Г. Указ. соч. Там же. С. 334.

[20] Всеволодов И.В. Беседы о фалеристике. Из истории наградных систем. – М.: Наука, 1990. С. 225

[21] РГАВМФ. Ф. 406. Оп. 9. Л. 3600. Л. 4.об.

[22] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 5. Д. 2989. Л. 3 об.

[23] РГИА. Ф. 496. Оп. 2. Д. 2435. Л. 9 и об.

[24] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 5. Д. 2989. Л. 3 об.-4 об.

[25] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 5. Д. 2989. Л. 5.

[26] ПСЗРИ, собр. 3. Т. XXVI. № 27470.

[27] ПСЗРИ, собр. 3. Т. XXXI. № 35737.