Андрей Каращук — шотландец, советский партизан, французский солдат и художник, художник, художник… Художник и в рисовании, и в фотографировании, и в жизни.
«Русские, как известно, во всё умеют воплощаться»
Василий Розанов
Третья завершающая часть первого интервью с Андреем Каращуком. Это мы пишем с грустью, т.к. работа над этим интервью доставила удовольствие. Надеюсь, что и для вас, прочтение также будет интересным. Надеемся увидеть положительные отклики. Ну а понравится вам — будет и новая встреча с замечательным мастером.
Беседовали Алексей Сидельников и Михаил Тренихин
Читать начало интервью Андрей Каращук. «Я — рисовальщик!»:
Андрей Каращук: Я — рисовальщик! Часть 1
Андрей Каращук. Я — рисовальщик! Часть 2 [О фалеристике]
________________________
А.С.: Про ветеранов интересно рассказываете. Живые истории!
А.К.: Им сейчас уже по 90 лет… Мы вот делали историческую площадку в Измайловском районе Москвы. А там была встреча ветеранов Школы юнг Северного флота. И я запомнил одного ветерана, потому что у него было редкое имя Револьт. И он тоже рассказал свою историю.
Да у меня тогда была первая в клубе СВТ [7,62-мм самозарядные винтовки системы Токарева образцов 1938 и 1940 годов] и я ей очень гордился. А как раз у моряков штатно были СВТ. И все ветераны увидев её говорили: «Эээ…, говно винтовка, ой капризная!», и наши ребята стали меня подкалывать: « вот, видишь , что ветераны говорят, а ты тут выпендриваешься, ходишь с СВТ». И тут подходит еще один старичок, внимательно посмотрел на СВТ, которая висела у меня на груди и говорит: «Gutes Gewehr!». У наших ребят сразу глаза округлились! Но это отступление.
Ему было 15 лет, но был рослый для своего возраста. Москвич. Решил сбежать на фронт. Отец у него был командиром, он взял его старую форму без знаков различия, переоделся и пошел на Казанский вокзал и стал по нему слоняться. Его тормознул патруль, а документов нет. Он сказал, что отстал от эшелона — заранее придумал такую отмазку. Ему повезло. Потом уже понял, что могли и не на фронт отправить — диверсантов боялись. Но комендант вокзала оказался мудрым и добрым человеком, сразу понял, что парень никакой не отставший и не диверсант, сжалился над ним, выписал документы и направил в ближайшую маршевую роту. До 1942 воевал, заслужил медаль «За Отвагу». Получил очень тяжёлое ранение. Причём, как он сказал, сработала их примета-поверие: если кого-то награждают Красной Звездой — то в следующем бою человек или погибнет, или получит тяжёлое ранение. «Вечером вызывают к замполиту: «За боевые подвиги награждаешься Орденом «Красной Звезды»». У меня все опустилось… Утром идти в атаку. Лучом ордена замполит продавил дырку в гимнастёрке…» Я удивился, как такое возможно, но ответил дед, что гимнастёрка уже была сильно заношенная. Продавил, повесил на гимнастёрку. Ста грамм нет, говорит замполит, но могжет дать поспать два часа перед побудкой в сарае на сухом сене. На улице всю ночь дождь шёл… И всё. В бою пулемётной очередью пробило парню руку, раздробило кость. Госпиталь.
А в госпитале его нашёл отец, он всё это время его искал. Парень-то сбежал из дома. Не было 16-ти лет. И его, как непризывного возраста, направили на Северный фронт в ту самую Школу Юнг.
А.С.: А такой вопрос — как художнику не интересно рисовать природу, цветы? И с этим выставиться, например.
А.К.: Ну это же тоже надо уметь рисовать! (общий смех). Ну вот гинеколог сможет зуб лечить?
А.С.: Ну по крайней мере с интересом к этому отнесётся. И наоборот тоже! (общий смех).
А.К.: Наоборот скорее! Ну иногда приходится рисовать какой-то фон.
А.С.: По надобности.
А.К.: Да. И надо этому постоянно учиться, чтобы делать хорошо. Да и во всем постоянно надо учиться. Новую технику пробуешь. Как лучше изобразить фактуру материала и т.п.
А.С.: А выставки художников-униформологов проводились, участвовали где-нибудь?
А.К.: Пару раз участвовал… но это как то не заинтересовало, возни с этим много… В «Стэксе» делал. До того, как пошли заказы собственно рисовальные, я несколько лет занимался оловянной миниатюрой, и скульптурой, и росписью. Когда ушёл из музея, был такой кооператив «Стекс». Мы делали фигурки. Мы сидели в длинной и узкой комнате, и рабочие столы стояли в ряд друг за другом, как сидения в автобусе, поэтому наш цех и команду так и стали называть «Автобус». Когда наш цех закрылся, ещё долго по нашим мастер моделям делали солдатиков разные люди, даже было видно, что не с оригинальной мастер-модели, а уже пятая-шестая переформовка отливки — их продавали и до сих пор продают на Вернисаже. А это были 1990-е годы.
Потом цех солдатиков руководителям кооператива стал не интересен, стали приоритетными другие направления. Уже стали появляться в офисе крепкие ребята… Я понял, что надо уходить. И вот мне Михаил Хвостов предложить сделать свою фирму. Мы её назвали «ARTS» — Anglo-Russian Toy Soldiers. Совместное российско-английское предприятие. Делали фигурки, достаточно хорошо. На те деньги я тогда себе купил первый компьютер, Macintosh.
А.С.: Я помню, я был на выставке солдатиков, как-то она называлась…
А.К.: Военно-историческая миниатюра!
А.С. Да! Она проходила в Английском, или Романовском доме на улице Разина, рядом с Министерством торговли СССР. И народу было много. Впечатление произвело колоссальное. Там и открытки были и всякая всячина. Сидел жутко строгий дядька. И я спросил, сколько же стоит, какая цена такой фигурки. Он на меня злобно глянул и сказал: «Всё равно у тебя денег не хватит. Иди отсюда!». Самое смешное, что тогда как раз были деньги…
А.К.: Его можно понять. Я участвовал несколько раз в разных выставках… Когда один и тот же вопрос тебе задаёт уже 50-й человек… (улыбается).
А.С.: А я бы как раз купил в то время!
А.К.: Я ушёл «на вольные хлеба». Я познакомился со Стефано Понтекорво — атташе по культуре Посольства Италии. Большой поклонник военно-исторической миниатюры — был на выставке, которую мы делали в «Стэксе» и оставил свои контакты. Он мне давал фигурки и я их расписывал. Коллекционная роспись. На таких фигурках делают даже блики на зрачках. Вот так я и подрабатывал.
М.Т.: А краски специальные?
А.К.: Акрил, масло. Я предпочитал масло. Можно делать более плавные переходы.
А.С.: Акрил сохнет быстрее.
А.К.: Сохнет точно быстрее. Но я любил масло. А акрилом делал грунтовку.
А.С.: А не темнеет со временем?
А.К.: Зависит от качества краски. Почему ещё масло. Я когда красил «под сукно» — добавлял чуток зубного порошка и получалась чуть-чуть бархатистая фактура. Сочетание блестящего и матового, рыхлости. Шинель — побольше порошка — получалась рыхлая поверхность с ощущением шинельного сукна. С акрилом такого не сделаешь. А потом потихонечку стали появляться заказы на рисование.
А.С.: А в «Цейхгаузе» есть и статьи и рисунки авторские?
А.К.: Да.
А.С.: А рисунки к чужим статьям.
А.К.: Да.
А.С.: А есть авторы, с которыми удобно работать? Или и с кем некомфортно?
А.К.: Ну да, есть зона комфорта. Из авторов, с которыми мне приятно работать — конечно, Саша Кибовский. Он такой же увлекающийся как я. Он заводится. Вот, например, эта книжка (Сибирский цирюльник. Правда и вымысел киноэпопеи). Всё начиналось как рецензия к фильму «Сибирский цирюльник» в журнал «Цейхгауз». Но мы увлеклись, и в результате эта рецензия выросла в отдельную книгу.
А.С.: У меня такая книга была. Я её подарил, человек выпросил. Потому что фильм, дух нравится. А когда являешься специалистом — глаз цепляется.
А.К.: Мы это с Сашей обсуждали. А мне, кстати, фильм не понравился именно по духу. Атмосфера эпохи не передана абсолютно. не аутентично. Не аутентично эпохе. Ещё на уровне сценария. Нужно знать и понимать, как и чем жило военное училище того времени. Среда юнкеров — это отдельная история, со своими негласными и неписанными правилами, причём в каждом училище они были своими. Надо помнить, что это было общество классовое и кастовое. Какие-то вещи были непозволительны. Просто непозволительны. И Саша об этом написал. Мы с ним как-то сидели у него на кухне, я эту мысль развивал: что было как в армии, или синагоге. Александр засмеялся: «Ты уж определись». Я сокрушенно: «Если посмотреть на нашу историю, то всегда либо как в армии, либо как в синагоге, по-другому не получается». Так что с Сашей просто интересно работать. С Сергеем Дробязко тоже интересно и комфортно работать, мы как бы на одной волне. А у Александра ещё есть дар — кто с ним работает — того он зажигает. Половины иллюстраций в этой книги не должно было быть. Но он меня завёл, и у меня возникло желание сделать побольше иллюстраций.
А.С.: Недавно ходили на лекцию Кибовского в Исторический музей. Там был он и ещё один выступающий. Несравнимо, конечно!
А.К.: Видно, что Саша увлекается и увлекает слушателей!
М.Т.: Да, вот Лёша шёл с некоторым скепсисом. Вроде Александр и человек известный, и позвал нас Андрей Хазин. Ну как-то лекция… вечер… можно ещё чем-то заняться. Но Лёша с такими довольными горящими глазами выходил!
А.С.: Да! Есть талант! Дано!
А.К.: Ну тут и личное отношение к объекту исследования.
А.С.: Но тут ещё и знаниями надо обладать. А видно, что знания глубокие! Понятно, что для всех он не копает вглубь. Даже для понимающих бывает сложно. А я ещё тогда, помню, спросил, надолго ли. После лекции глянул на часы и понял, что просидели почти часа три (смеётся). А есть кто-то из авторов, кто позвонит, или напишет что-то вроде: «Андрей, нарисуй, надо бы мне такое». И посмотрев фамилию прикидываешь, что надо ответить, что занят, или уезжаешь, нога болит, рука болит. Лишь бы не пересекаться?
А.К.: Ну есть конечно…
А.С.: Или уже это как бизнес?
А.К.: Да. Если ты профессионал — работаешь ровно со всеми. С кем-то приятно, а с кем-то просто работаешь. Здесь меня многому научил Михаил Хвостов, именно этике профессионала, причем мягко и тактично, и за это я ему очень благодарен
А.С.: То есть: «Предоставишь мне такие-то данные, такие-то сроки, такая-то сумма»?
А.К.: Техзадание. То есть вот Вы историки и должны предоставить художнику иконографию, образцы. Я могу это сам. Но это уже дополнительная работа. Для того, чтобы нарисовать шапочку, надо просмотреть десятки, сотни фотографий только чтобы понять, как она сидит на голове. И авторам, которые заказывают иллюстрации, я всегда говорю: «Чем больше ты предоставишь материала, тем точнее я передам то, что ты хочешь».
А.С.: А приходилось самому сказать автору: «Давай я тебе нарисую!».
А.К.: Приходилось! Это была очень забавная история! Когда я делал книжку «Георгиевские кавалеры». Автор — Юрий Лубченков, детский писатель, пишет исторические книжки для детей. И редактор в издательстве сказал, что первый раз видит художника, который консультирует автора. С этой книжкой мне опять-таки помог Александр Кибовский. Он писал диссертацию по атрибуции портретов. А кавалеры — конкретные люди. Александр нашёл для меня портреты кавалеров, которые упоминаются в книге, но тут возникла сложность, на многих портретах они уже немолодые генералы. А нужно было их нарисовать лет на 20-30 моложе, на тот момент, когда они получали своего первого Георгия. Это была интересная работа.
М.Т.: Воссоздаёте историю и воспитываете?
А.К.: Повторюсь, что у меня есть понимание некоей миссии. Есть вещи, которые нужно сделать хорошо, потому что понимаешь, что это может очень повлиять на людей. Роберто мне рассказал историю, которая меня поразила. И во многом я в этой истории нашёл оправдание тому, что я делаю. Ведь в мире столько всего красивого и прекрасного, а я рисую, по большому счёту — убийства. Смерть, кровь и не самые хорошие, приятные вещи… А Роберто мне позвонил и рассказал, что увидел репортаж. Один из парней… парнишек, который погиб в Чечне, чуть ли не вот тот, который из горящего БМП отстреливался… до последнего… Он откуда-то из Подмосковья. И вот журналисты были у него дома, брали интервью у мамы героя. Рапидом показали его комнату, рабочий стол. И у него на стене были наклеены картинки с коробок «Звезды». То, что Роберто рисовал, то, что я рисовал. Из журналов картинки, открытки Олега Пархаева… И вот то, что он вырос, этот мальчик, мужчиной и воином… Конечно, прежде всего это заслуга его родителей. Но и мы своими рисунками приняли в этом, пусть небольшое, участие. Это не зря. В этом есть смысл.
А.С.: Да… Это важный момент. (общая пауза). А приходилось со «Звездой» тоже работать?
А.К.: Роберто меня пригласил. И я достаточно долго у них работал. Рисовал боксарты для коробок.
А.С.: Они так красиво все сделаны, что их можно просто на рабочий стол ставить и любоваться.
А.К.: Я хочу отметить разницу. Книжная иллюстрация — это одно, а боксарт — совсем другое. То есть область-то одна, но всё имеет свою специфику. Это уже промграфика. У тебя там другие задачи. Книжка — это перед носом. А тут — издалека. И чтобы было видно на прилавке. Чтобы глаз выхватил. И чтобы ты взял и возникло желание это непременно купить.
А.С.: И там же приходится в пространство ставить эти фигурки. А они все там в какой-то деятельности.
А.К.: Да. Когда работал со «Звездой» — давали конкретные фигуры и их надо было обыграть. А, допустим, с «Миниартом», там другое: уже я определяю фигуры, позы, что должно быть на них одето а по ним скульптор лепит. Иногда ты внутренне не согласен с тем, что и как делает скульптор. А со «Звездой» — вообще коллективное творчество. Концепцию поз на уровне эскизов разрабатывал Роберто, что-то он сам лепил, что-то отдавал скульпторам, а у меня заказывал иллюстрацию. Потом одновременно матом крыл и меня, и скульптора! Мы ему отвечали также (улыбается). Но до мордобоя не доходило. Вы же у Роберто интервью брали — видели, что он тоже мальчик не маленький. Мы как-то с ним сильно поругались и он говорит: «Андрюха, стоп-стоп! Учитывая наши габариты, мы лёгкими телесными не обойдёмся!».
А.С.: А в реконструкции все высокие?
А.К.: Вообще не все — мне повезло!
А.С.: Мишель, где мы были, генерал-то французский ходил… Колоссального роста!
М.Т.: А, так это Рощин! В Мосгордуме, куда нас Андрюха Лобанов позвал на мероприятие.
А.С.: Точно!
А.К.: Ну он такого же как я роста.
М.Т.: Ну так там какой головной убор! И сапоги!
А.К.: А вот тут как раз интересно! У высоких головных уборов две функции. Первая — создавать иллюзию высоких людей. Во-вторых — помогает сбивать прицел для артиллерии. Потому что пушки, орудия, стреляли чугунными ядрами. А ядра летят так же, как когда камушки плоские по воде кидаешь: пум-пум-пум… Скачет. И хороший наводчик старался прицелиться так, чтобы ядро перед строем отскочив, влетало в строй на уровне голов. Плотность сопротивления голов меньше. Если влетало в туловища — поражало двух-трех, первого просто разрывало. А когда на уровне голов — сносило до семи рядов… Поэтому высокие головные уборы, султаны, когда они идут в массе, плотной коробкой, сбивали прицел и отскок шёл выше.
М.Т.: То есть шапки посшибает, а людей это сбережёт.
А.К.: В этом тоже был смысл. Ну, конечно, визуально — эстетика, солдаты выглядели выше своего действительного роста. Вот по Крымской войне, я, как занимающийся реконструкцией, прочёл массу источников, воспоминаний — приходится очень много всего раскапывать, накапливается объём знаний, понимания по той эпохе — так вот, когда во время Альминского сражения шотландская бригада пошла в наступление «…ражие парни с голыми коленками в диковинных шапках», всё в дыму, и оттуда выдвигается в молчании такая масса… И всё это имело психологический эффект. Один русский батальон от увиденного растерялся….и отступил. Внешний вид выполнил одну из своих функций.
М.Т.: Бросать шотландцев в бой первыми, как психологическое оружие? (смех)
А.С.: А приходилось быть шотландцем?
М.Т.: А ты не видел фото?! Но там не только шотландец Крымской войны примечателен. Кстати, интересен разговор о том, какие периоды самые популярные для реконструкции, а где много белых пятен. И что не делают вообще. Хотя, я не спец. Наверное, всё уже обсуждалось и публиковалось.
А.К.: Скажу так, в выборе объекта реконструкции есть два подхода. Комплект делается:
1. Под конкретное мероприятие или фестиваль;
2. Потому что очень нравится.
Например, Крымская война. Когда в Севастополе ребята начали эту тему активно развивать, мои друзья стали меня агитировать пошиться на шотландцев на Крым. Я скептически отнёсся к этой идее. Потому что при первом знакомстве с темой, стало понятно, что если делать хорошо, — а плохо делать не имело смысла, — то проект получается очень сложным как с точки зрения технологии, так и с точки зрения сметы.
Только три года ушло на сбор информации. Чем больше находилось информации, тем больше появлялось белых пятен. Ответ на один вопрос сразу ставил новых два-три вопроса. Причём информации прикладного характера: одно дело подвязки на картинке, другое дело из чего сделаны, какие размеры, какое плетение, какая манера завязывания. Чем больше погружался в тему, тем больше возникало вопросов. К тому же практически все источники находились в зарубежных музеях и архивах. И не всегда доступны, да и не всегда есть то что нужно. Плюс к этому, практические все материалы — сукно, тартан, тесьму, фурнитуру — пришлось заказывать «там», потому что у нас этого просто не производится. Пять лет работы плюс стоимость подержанной машины и в результате мы смогли выйти на фестиваль «Альминское дело». Но и до сих пор, продолжаем, что то переделывать, доделывать, если находим информацию из новых источников.
Или Франко-индейская война XVIII века. Тут я комплект дела не под мероприятие, а для души. Я когда увидел фильм «Последний из могикан» 1992 года, мне так понравилась эта тема, эта период, а от музыки в фильме до сих пор мурашки по телу пробегают. Я решил, что обязательно когда-нибудь сделаю себе комплект на этот период. И в течении 20 лет только об этом грезил. И в какой момент понял, что если сейчас за него не возьмусь, то уже не будет сил и времени воплотить мечту. К тому же познакомился с ребятами, которые тоже этой темой интересовались, и уже что делали.
М.Т. А мне по фото образ на Первую Мировую очень понравился!
А.К.: Так это моё любимое. Я за этим пришёл в реконструкцию. Это — первая любовь. Я тогда зачитывался Ремарком. «На Западном фронте без перемен» — это была моя любимая книжка. И мемуары Родиона Малиновского «Солдаты России» про экспедиционный корпус во Франции. Первая Мировая — моя любимая тема: немцы и русские. Я один из первых в Москве, кто сделал себе комплект немецкого пехотинца на Первую Мировую войну. Удалось купить сукно похожее. Знакомая реставратор из Питера, она до этого во Франции работала с известным коллекционером, работала с подлинными вещами, в т.ч. и по Первой Мировой. Я её попросил пошить и она сделала.
М.Т.: А как? Вот первый и единственный в Москве. И вдруг интерес. Сейчас-то огромные баталии.
А.К.: Нет, тема-то была всегда. Но скорее на уровне перформанса. Надо понимать, что во второй половине 1980-х этот «белогвардейский ренессанс», «хруст французской булки» был очень моден. И все «Господа офицеры», «Поручик Голицын»… В этом был какой-то шарм, мы этим увлеклись. Переделывали советские полевые фуражки, погоны мосфильмовские. И всё на этом уровне. Это не было реконструкцией. Многие и не воспринимали это как реконструкцию, скорей как внутренний протест. А потом, когда произошло развитие реконструкторского движения, переосмысление — уже стали подходить к Первой Мировой не как к политическому, идеологическому перформансу. А во многом в конце 1980-х одеть белогвардейскую форму означало показать свою политическую платформу, что ты против коммунизма, за идеи монархизма, Единую и Неделимую, и подобного рода. А когда появилась уже реконструкция, началось: «Давай, давай, надо делать!». Ребята очень хорошо уже делали Русскую Императорскую армию. И им нужен был так же хорошо сделанный противник. Опять же чтобы было видно, что русские побеждали не каких-то клоунов малахольных, а врага сильного, подготовленного и во все оружии. Я всегда начинал с «русской» реконструкции, и в какой то момент переходил во «враги». Долгое время был в РККА, потом перешел в немцы, потому что их не хватало для качественной реконструкции боевых эпизодов. Сейчас снова вернулся на «советскую» сторону. Тоже самое с французами на 1812 год, сперва делал русского, потом для баланса перешёл во французы…
А.С.: Дорого переходить-то туда-сюда. Да и сложно! Плохо пошить уже нельзя.
А.К.: Это да. А с другой стороны — тут есть определённый момент. Тебе никто не мешает иметь два комплекта. Многие ребята имеют и немецкий мундир, и красноармейский. И в зависимости от того, кого не хватает, выходят в том, или другом.
А.С.: Но это ещё можно понять. Но я видел фотографии Ваши, которые Миша присылал. Там же сколько видов? Там не два, не три и не пять…
А.К.: В XX веке проще. В наполеонике сложнее. Вот я сейчас из армейских инженеров перешиваюсь в гвардейские. Уже и по возрасту как бы… Уже просто на армейца не тяну. Тоже очень важный момент, как сказал один из наших старых реконструкторов: «В реконструкции надо вовремя менять амплуа, чтобы не выглядеть смешным». Почему я собственно и перестал выходить по РККА и по Вермахту. У нас основная площадка — 1941 год. А тогда были солдаты все не старше тридцати. С обеих сторон. А когда смотришь на реконструкторов красноармейцев, или солдат Вермахта пузатых и седых — это примерно также, как в «Сибирском цирюльнике» Олег Меньшиков в 38 лет изображал 16-летнего юношу… Неубедительно. Даже с точки зрения эстетики. Поэтому приходится находить что-то соответствующее твоему возрасту.
А тема возраста в реконструкции больная. На Западе в реконструкцию переходят, как правило, люди, которые вышли на пенсию. За дом выплатил, образование детям выплатил, ты на пенсии и чтобы себя как-то развлекать — занимаешься реконструкцией. А молодежь как правило — дети и внуки реконструкторов. И поэтому, было приятно, когда мы делали реконструкцию на австралийцев…
М.Т.: В Галлиполи в 1915-м?
А.К.: Нет, не Первая Мировая. Делали на Вьетнамскую войну. У одного из моих заказчиков, был знакомый американец, но он австралиец, который как раз воевал во Вьетнаме.
М.Т.: Это ещё АНЗАК (Австралийский и новозеландский армейский корпус)?
А.К.: У них до сих пор АНЗАК. День АНЗАКа 25 апреля, кстати. И заказчик мне пишет, давай я ваши фото покажу своему другу, вдруг, что подскажет и посоветует. Я подобрал ему фото. По обмундированию он сказал единственный момент: «Мы так не носили бандольеры, на рюкзаках, в других подразделениях практиковалось, у нас нет». Я ему ответил: «Мы делаем 6-й батальон». Ответ: «А, да, эти так носили». И он несколько раз отметил, что ему особенно понравилось, что мы по возрасту и по кондиции похожи на настоящих солдат! Я был тогда моложе и худее. Эта проблема есть в реконструкции. Когда пришли, были молодые. А сейчас уже тридцать лет прошло… В теме Второй Мировой я сейчас в иррегулярном подразделении, ополчении. Там, где возраст аутентичен. В XIX, XVIII веке с этим проще…
А.С.: 25 лет службы…
А.К.: Условия жизни изменились. Тогда были очень плохие. И все выглядели старше своего возраста в нашем понимании. В 30 —уже немолодой. 40 лет — дряхлый старик. А сейчас люди намного моложе выглядят своего биологического возраста.
М.Т.: То-то у меня до сих пор паспорт в магазине спрашивают! (общий смех).
А.К.: Да! Срок жизни в реконструкции в XVIII и XIX веках чуть больше именно из-за этого. Поэтому я перестал заниматься страйкболом современной армии. Потому что по возрасту я только генералом могу выходить!
А.С.: Генералов будет ну очень много! (общий смех).
А.К.: Вот! Отдельные генеральские роты!
А.С.: А в реконструкцию приходишь как отдельный человек? Или надо вступить в какой-то клуб?
А.К.: Конечно, клуб. Клуб-подразделение. Проще. В клубе уже есть наработки: где что купить, где достать, где лучшее качество. Некоторые сами делают. Выбираешь клуб либо по теме: парашютистов, или моряков. Либо выбираешь компанию: мне по фигу — ребята классные, а во что будем одеты — без разницы.
А.С.: Просто пообщаться?
А.К.: Да! Вырваться из рутины, из офиса. Побыть на природе. А потом, ведь, это адреналин. Когда срабатывает имитатор взрыва и на тебя секунд десять падает земля… Земля трясётся. Чувствуешь физически, как адреналин в кровь впрыскивается! Или когда ты идёшь в атаку, или на тебя идут! А адреналин сжигает жир и уничтожает тромбы в сосудах. Есть же адреналинщики, с адреналиновой зависимостью. Очень сильный наркотик. И в реконструкции адреналина достаточное количество.
А.С.: А самое длительное участие какой? Выход на сколько?
А.К.: В основном два-три дня. Уикенд с запасом. Но в страйкболе бывает больше. Вот как раз с Вьетнамом, там полное погружение. На неделю.
М.Т.: Ушёл в джунгли на неделю!
А.К.: Да, в Подмосковье! Копаешь базу, через два километра Вьетконг свою базу копает. И вы неделю живёте, делаете рейды, патрули, разведки, в том числе и ночью. Идёшь пописать в кусты и обязательно берёшь с собой «автомат». И были случаи, когда тебя ловили со спущенными штанами. Или ночью часовой заснул, пришли, резиновым ножом по горлу провели, разбудили: «Спи дальше, дорогой товарищ! Ваш блокпост вырезали».
А.С.: А если к сегодняшнему кино? Кино использует реконструкторов?
А.К.: В полный рост.
А.С.: Потому что заметно, что лучше стала униформа, хотя само содержание стало хуже…
А.К.: Это да. Но я и тут отметился. Раньше было спорадически. В 2002, когда Николай Лебедев снимал ремейк «Звезды» с Игорем Петренко в главной роли, мне позвонил Павел Борисович Липатов — художник по костюмам на Мосфильме. А у него около ста фильмов, он ещё с Германом работал, личность легендарная. И ему понадобилось что-то по немцам. И я спросил зачем, отвечает:
— «Звезду» переснимаем.
— А не нужны люди уже одетые?
— А вы что, согласитесь?
Назначили встречу с Борисом Пантюхиным, руководителем нашего клуба. Встретились, договорились. Связи появились. Следующее — это «Штрафбат». Там уже в полный рост ребята снимались. Недавно в сериале «Мата Хари». Правда, мало вошло. Меня постоянно приглашают. Несколько раз ездил, было интересно как это и что. Но ты полчаса снимаешься и целый день балбесничаешь. Конечно, это оплачивается. Но я лучше посижу, чего-нибудь порисую.
А.С.: Рисунки собственные остаются? Или уходят заказчикам.
А.К.: Комната не резиновая. Оставляю себе сканы. По условиям договора выкупают чаще. Забирают оригинал. На стенку вешают. Вот сейчас в «Витязях» недавно делал. И меня ещё спросили, почему так в упор поля, паспарту некуда прикрепить. На стенке в офисе висят.
М.Т.: Корпоративная коллекция.
А.К.: Культурологическая ценность.
М.Т.: И не только культурологическая. А заказов много? Вернее, насколько они постоянные.
А.К.: Ну вот у «Миниарт» много, там производство, у них планы, маркетинговые исследования по спросу и т.п. И вот они звонят и говорят: «На год план 20 коробок. Нарисуешь 20?». И уже думаешь. 20 тяжеловато, 15. Хорошо. И знаешь, что в месяц надо по картинке. И дальше планируешь время, прикидываешь график работы. Знаешь, что через пару недель будет время. А с издательствами, сложнее, делать оригинальное издание долго и дорого, не все издательства на это идут. Проще купить готовый контент на Западе, перевести и издать. Считается, что быстрее окупятся деньги. Опять же: «Это же на Западе издано!».
А.С.: Это довольно наивно. Мы с Мишелем недавно смотрели книгу британца по униформе разных стран Первой Мировой и начали придираться. Тут не так изображено, там не так. Начинаешь не доверять.
А.К.: Иностранцы обычно Россию изображают ужасно. Но мне удалось в британское издательство Osprey Publishing попасть. У них есть серия Men At Arms. Мы с коллегами в свое время мечтали: «Вот туда бы… уж мы бы развернулись!».
М.Т.: Это вот та синяя книжка?
А.К.: Да, это к юбилею серии Men At Arms был альбом сделан, в нём по чуть-чуть поместили рисунки художников, всех, кто им рисовал для серии. И всем прислали. И мне, соответственно. Мечтали мы, мечтали… И вот однажды Михаил Хвостов спросил: «Хочешь в Osprey работать, я их адрес знаю. Могу с ними поговорить?». Встретился, переговорил, они сказали что заинтересовались, темы обговорили, сказали что им интересна тема Гражданской войны в России, и мол, мы обсудим и дадим вам знать.
М.Т.: Планы издательства.
А.К.: Но вот там часто от автора зависит. Если есть автор, готовый написать про что-то — под него подбирают художника, который лучше в теме или эпохе разбирается. Вот Русско-японской войной как раз так получилась, к юбилею. Нашёлся кто захотел написать. И они на меня вышли с предложением сделать иллюстрации. А я уже был в пуле. У них художников выбирает автор.
И вот мы ждём, когда они решатся с нами работать. Михаил мне говорит, давай начнём над книгой работать, пока они там решают. Я спросил «А если они нас с нашей работой пошлют?». Михаил: «А что ты от этого потеряешь?». Написали текст, подобрали фотографии, я сделал иллюстрации. Поехали в Лондон на выставку «Toy Soldier Show» с нашими солдатиками. И в один из дней приехали в издательство Osprey. Нас встретили:
— Да-да, мы ваш вопрос обсуждаем, скорей всего решение будет положительным. Вы за какое время сможете подготовить книгу?
— А мы уже сделали! И иллюстрации тоже.
— КАК?!
— Они у нас с собой, вот смотрите
— …
Мартин Виндроу, главный редактор серии, потом в юбилейном альбоме написал: «Экспрессивное появление русского художника».
Морду кирпичом, и вперед, раз, и всё сделал. Как в Приштине. Русский подход!
М.Т.: А Вы обронили слова «Белогвардейский ренессанс». Мы сейчас всех мучаем, всё-таки столетие революции. И главный вопрос заключается в том, что политические споры больше по 1930—1940-м. А что сказать про собственно Гражданскую? У нас это когда-нибудь отболит? Возможно примирение?
А.К.: Ну, скажем так, я думаю, что это никогда не отболит. Но это уйдёт с политического уровня на бытовой. Как в той же Америке. Дикси не любят янки и наоборот. Это на бытовом уровне. Если вы янки на Юге, нож вам, конечно, не воткнут, но в кофе обязательно плюнут. Или в Англии, я был поражён. Наш партнер по «АРТС», Тони, из хорошей семьи, сын британского адмирала, сам не без странностей, но его друг по Оксфорду, произвел ещё более странное впечатление. Я Тони об это сказал, тот в ответ фыркнул:
— Пфф, ну а что ты хочешь — он же норманн!
— А ты-то кто? — спрашиваю я.
— Я — сакс! Они, норманны, все с прибабахом. В отличие от нас, от саксов!
Отношение такое. А сколько прошло времени?
М.Т. Но здесь это бытовое, но из разряда шуток.
А.К.: А это ещё и не только политическое и бытовое, но и этническое. Так и в Америке с Севером и Югом.
М.Т.: А у нас?
А.К.: А у нас разделение часто было дело случая. По случаю переходили с одной стороны на другую. Кого-то из родственников или друзей убили, и ты перешел на другую сторону. Причём, зачастую, тут даже происхождение не имело значение. Месть за павших друзей. Уже обрастаешь отрицательно коннотацией, вяжешься кровью и сам вяжешь. А сколько у нас семей, где с обеих сторон…
Кстати, о происхождении, на эту тему тоже был примечательный случай. Известный фалерист Валерий Александрович Дуров в конце 1980-х годов меня знакомил с представителями первой волны эмиграции. Во-первых, на что сразу обращаешь внимание — у них абсолютно правильная русская речь. Литературная. Говорят, как пишут. И я задал тогда вопрос, как они относятся к тому, что у нас сейчас в России восстанавливают дворянство, Дворянское собрание… Я-то знал, что никаких дворянских корней у меня нет, по матери рабочие-ткачи, по отцу были казаки. Когда стали возрождать казачество, я тоже хотел податься в казаки, но получил жёсткий отпор со стороны отца: «Казак не тот, кто шашкой машет, а тот — кто землю пашет. Пока у тебя земли своей нет — ты не казак, а голодранец. Увижу в лампасах — получишь соответствующе».
Так вот, по возрождению Дворянского собрания я получил ответ, который меня поразил. Так мог ответить только природный, потомственный дворянин: «Андрей, ну какие же они дворяне, когда все они потомки поротых». Это даже не на бытовом уровне, а на уровне кода, менталитета. Валерий Александрович тут же рассказал, что ему как-то сказал одна русская княгиня что «Сейчас в России мальчики надевают царскую форму и это очень мило. Но ту Россию уже не вернуть. Надо взять всё лучшее, что в ней было и строить новую Россию».
М.Т.: А иначе — лакированный фасад без дома?
А.К.: Да, есть перекос в излишнюю романтизацию, есть даже выражение «От хруста французской булки оглохнуть можно!». В этом больше мифов, чем исторической правды. А как сказал Лев Гумилёв, когда его спросили о том, что такое историческая правда: «История — это набор мифов. И вопрос в том, в какой из мифов Вы верите».
Андрей Каращук: Я — рисовальщик! Часть 1
Андрей Каращук. Я — рисовальщик! Часть 2 [О фалеристике]
Темников сначала рисует лошадь, а потом всё остальное вокруг
__________________
