В наивном искусстве есть свои «табели о рангах». Самый высокий уровень – художники, которые вошли в мировую энциклопедию наивного искусства. Сергей Георгиевич Степанов (1923–1995) – один из них[1].
Произведения могут вызывать у некоторых зрителей реакцию: «Так бы и я смог!..» Или чуть менее категоричную: «А я так смогу?» Ответ на этот вопрос проводит демаркационную линию между наивным и самодеятельным искусством. Самодеятельный художник стремится усвоить приёмы и образы профессионального искусства, тогда как художник-наив передаёт личное видение с помощью собственных выразительных средств. Поэтому для занятий самодеятельным творчеством необходимо желание, усердие – и, пожалуй, ничего более. Хочешь быть самодеятельным художником – будь им. А вот наив – это особая система мировидения, дар, данный с рождения. Про таких людей, как Степанов, говорят, что их Бог в лоб поцеловал. «Мне было пять лет, я очень любил рисовать. Отец очень мной удивлялся и двоюродный брат, Коршунов Владимир Тимофеевич, который жил у нас и учился на инженера», – вспоминает в своей автобиографии Сергей Степанов[2].
Самодеятельный художник стремится усвоить приёмы и образы профессионального искусства, тогда как художник-наив передаёт личное видение с помощью собственных выразительных средств.
Нередко творчество наивных художников определяют как непрофессиональное искусство, ставя во главу угла отсутствие академической художественной выучки. Но этого явно недостаточно, чтобы понять его отличие от дилетантизма, ремесленничества, самодеятельности. Начав как самоучка, С. Г. Степанов уже во взрослом возрасте получил художественное образование. В 1971 году он с отличием окончил Заочный народный университет искусств (ЗНУИ). Образование это было своеобразным: из студентов не стремились вырастить художников, работающих в академической манере. Напротив, в них пытались сохранить их самобытность.
Наив – это особая система мировидения, дар, данный с рождения. Про таких людей, как Степанов, говорят, что их Бог в лоб поцеловал.
После ЗНУИ в картинах Степанова сохраняются контурность, уплощённое пространство, декоративность – приёмы, присущие детскому рисунку. Конечно, взрослый не может рисовать как ребёнок, но он может по-детски непосредственно воспринимать окружающее. «Наивное» – это не только «неученое», но и простодушное, бесхитростное – непосредственное, нерасчленённое, не знающее рефлексий ощущение действительности.
Картина и изображённый на ней мир ощущаются автором как реальность, в которой он сам существует. Наивный художник рисует не столько то, что видит, сколько то, что знает. Стремление передать свои идеи о вещах, людях, мире, отразить наиболее важные моменты из жизненного потока непроизвольно приводит мастера к схематизации и ясности – состоянию, когда чем проще становятся вещи, тем они значительнее.
Картина и изображённый на ней мир ощущаются автором как реальность, в которой он сам существует. Наивный художник рисует не столько то, что видит, сколько то, что знает.
Выставка С. Г. Степанова, открытая весной 2023 года в Музее Черномырдина охватывает почти тридцать лет его творчества – с конца 1960-х до начала 1990-х годов. Что же видит посетитель на представленных картинах и рисунках? Интерьеры изб, рыбалку, работу в поле и на огороде, сцены в больнице и санатории… На первый взгляд – мир обыденный, ординарный, даже немного скучноватый. Но вглядимся внимательнее в эти нехитрые сценки. В них рассказ не столько о быте, сколько о бытии: о жизни и смерти, добре и зле, любви и ненависти, труде и празднике… Изображение конкретного эпизода воспринимается здесь не как фиксация момента, но как притча на все времена. Художник неловко выписывает детали, не может отделить главное от второстепенного, но – о чудо! – за этой неумелостью встаёт система мировидения, напрочь отметающая случайное, сиюминутное. Неискушенность оборачивается прозрением: изображая частный эпизод, Сергей Степанов рассказывает о неизменном, вечно сущем, незыблемом.
Изображение конкретного эпизода воспринимается здесь не как фиксация момента, но как притча на все времена.
- Выставка «Жизнь и приключения Сергея Степанова, нарисованные им самим», Музей Черномырдина, 2023 год. Кураторы: Лебедев А.В., Лебедева Е.А., Кандыбина В.В. При поддержке Президентского фонда культурных инициатив
Наивное искусство парадоксальным образом соединяет детскую раскрепощºнность, незашоренность художественных решений с приверженностью к ограниченному кругу тем и сюжетов, цитированием однажды найденных приёмов. В основе этого искусства лежат первоэлементы, соответствующие общечеловеческим представлениям, типические формулы, или архетипы: пространство, родина, герой, начало и конец, праздник, любовь, изобилие. Эта классификация применима и к творчеству С. Г. Степанова. В то же время у его искусства есть своя специфика.
Пространство для наивного художника не является чем-то заданным, существующим как объективная реальность. Оно формулируется самим автором, и его параметры определяются смыслом изображаемого события. Пейзаж на холсте – результат внутреннего путешествия, где воспоминания об увиденном ландшафте соединяются с представлением о том, каким он должен быть в идеале. Кисть рифмует возникающие в сознании образы, выстраивая их в ритмический ряд. В результате непроизвольно создается гармоническая картина мира.
Таковы многие пейзажи Степанова. В каждом его произведении – модель идеального мироустройства. В картинах «Нетронутый уголок природы», «Рыбаки», «Скотина на Урале» окружающая природа представляется ему в виде райских кущей, где мирно сосуществуют люди и животные. Но очевидно и отличие. У подавляющего большинства наивов подобные «райские видения» относятся к невозвратному прошлому, к сладостным воспоминаниям детства. В искусстве Степанова одна из наиболее устойчивых мифологем человеческого сознания – мечта о «золотом веке» – реализуется в настоящем.
У подавляющего большинства наивов подобные «райские видения» относятся к невозвратному прошлому, к сладостным воспоминаниям детства.
- Степанов С.Г. Нетронутый уголок природы. 1988. Картон, масло. 49х69. Частное собрание. На обороте авторская надпись (здесь и далее орфография и пунктуация автора): Не тронутый уголок природы, заказ сделал Степанов Виталий Сергеевич в 1988 году апрель месяц)
- Степанов С.Г. Рыбаки. 1990. Картон, масло. 35х50. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Степанов С.Г. и Храмшин Владимир В. на речьги Риклинка от Ударника 7 км. На рыбалке и видели лося летом 1989 года
Степанов нередко использует фризовое построение пространства. Этот приём изменяет эмоциональную окрашенность изображённого. Так, сюжет картины «Посевная в 1943 году в колхозе “Новая жизнь”» напряжённый, даже трагичный: лошади реквизированы для нужд фронта, в качестве тягловых животных используются коровы. Но ощущения драматизма нет, картина воспринимается как логическое и гармоничное продолжение жизненного цикла. Это достигается благодаря двум приёмам: чередованию фризов, в которые вписаны люди и животные, и специфическому движению персонажей, подобному чинному шествию. Мотив шествия часто используется в наивном искусстве при изображении свадеб, народных гуляний и крестных ходов. Фризовое построение композиции Степанов использует и при изображении батальных сцен. Вне зависимости от того, какую войну рисует художник – Гражданскую или Отечественную, на переднем плане у него всегда «наши» (большинство персонажей повёрнуто спиной к зрителю), на дальнем – маленькие фигурки врагов.
- Степанов С.Г. Сапёры. Кумакские высоты. 1977. Картон, масло. 50х70. Владимиро-Суздальский музей-заповедник. На обороте авторская надпись: Куматски высоты. Бой 1 Орского полка в августе 1918 году
- Степанов С.Г. Первый лыжный комсомольский батальон. 1975. Картон, масло. 50х69. Владимиро-Суздальский музей-заповедник. На обороте авторская надпись: Особо 1 лыжный комсомольски батальон у первого миномета, наводит миномет Степанов С.Г., зарежает миномет Елесеев Иван
Понятие «Родина» вызывает у наивных художников целую цепь ассоциаций. Картины детства, образы родителей, семьи, домашнего очага пробуждают воспоминания о живущих и ушедших из жизни близких, вызывают ощущение принадлежности к неразрывному целому, именуемому родом. Но у Степанова свои особенности.
Большинство наивных художников России родились и выросли в деревне. Впечатления детства выплескиваются у них на холст и бумагу в виде ярких непосредственных сцен сельской жизни, окрашенных ностальгическим чувством. Тема позволяет воссоздать в красках облик родного дома, исчезнувшей, а некогда процветавшей деревни. Художники опираются на представления о крестьянской жизни как первобытии человека, в основе их произведений лежит миф о потерянном рае.
У Степанова архетип Родины (рода) выглядит иначе. Во-первых, он большую часть жизни прожил в городе (Орске, Оренбурге). Во-вторых и в главных, детство художника было настолько трагическим, что он не мог вспоминать о нём как о рае даже многие годы спустя. В восьмилетнем возрасте Степанов лишился отца, в 10-летнем пережил страшный голод: «Это было в 1933 году. У меня на руках умирает четырёхлетний брат. Брата схоронили, на второй день умирает шестилетняя сестра. От голода на третий день и я слёг. Но врачи меня вылечили»[3]. Обострённое чувство личной незащищённости приводит к тому, что тема Родины трансформируется у художника в образ героя-защитника, в поисках которого он обращается к периоду до своего рождения.
В картине «Мать пасёт лошадей I Орского полка» и на конных портретах родителей облик победителя, хорошо знакомый по лубочным картинкам (Аника-воин, Илья Муромец, Суворов), приобретает черты героя Гражданской войны. Все они являются интерпретацией образа змееборца, хранящегося в глубинах генетической памяти, и восходят к иконографии Святого Георгия, поражающего дракона.
- Степанов С.Г. Конный портрет матери. Конец 1970-х гг. Оргалит, масло. 34х28. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Мать Надежда Кирилловна в Бузулуки
- Степанов С.Г. Конный портрет отца. Конец 1970-х гг. Оргалит, масло. 34х28. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Отец Георгий Семёнович в Бузулуки
Наряду с героем-защитником в наивном искусстве широко распространён противоположный по сути образ героя-творца. Акцент в нем переносится с внешнего действия на внутреннее напряжение воли и духа. Особенно популярны у наивов образы художника и поэта. Чаще всего используется один и тот же композиционный приём: изображается сидящая фигура с книгой, листом бумаги и пером или кистью в руках («В полдень», «Нелли на природе на этюдах». Эта универсальная схема служит формулой поэтического вдохновения, а всё остальное выступает в качестве деталей, подтверждающих глубокую достоверность происходящего. Этот образ особенно близок наивному художнику, поскольку он всегда видит себя в картинной вселенной рядом со своими героями, вновь и вновь переживая вдохновение творца («Завтрак на траве»).
Наряду с героем-защитником в наивном искусстве широко распространён противоположный по сути образ героя-творца.
Как и другие художники-наивы, С. Г. Степанов неоднократно обращается к архетипу начала и конца. И здесь его прочтение темы в чем-то типично, а в чём-то индивидуально. Райским уголком выглядит пейзаж за окном в картине «Кормление синиц». Этот и многие другие портреты сына написаны Степановым после смерти Виталия («Портрет сына у новогодней ёлки», «Автопортрет с сыном на рыбалке в селе Надеждинка» и др.). Таким же обитателем райского сада выглядит Геннадий Твердохлебов. Это тоже ретроспекция: картина написана уже после трагической гибели изображённого. Идиллия понимается живописцем как изначальное состояние «пока все прекрасно». Его искусство словно возвращает нас к периоду блаженного незнания и благополучия.
- Степанов С.Г. Кормление синиц. 1993. Картон, масло. 31х24. Орский краеведческий музей. На обороте авторская надпись: Степанов Виталий и отец. Кормление синиц салом
- Степанов С.Г. Портрет сына у новогодней елки. 1989. Картон, масло. 70х50. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Елка на Новый год в новой квартире
- Степанов С.Г. Автопортрет с сыном на рыбалке в селе Надеждинка. 1990. Оргалит, масло. 74х48. Музей Черномырдина. На обороте авторская надпись: Степанов С. и Виталий в 1986 г были последний рас на рыбалки в поселке Надеждинке Саракташском раионе. Оренбургской обл.
Но кроме идиллического начала существует и драматический конец. Несколько раз – в живописи и графике – Степанов обращается к изображению смерти зятя, погибшего «от другого тракториста раздавлением головы», трижды рисует гроб с его телом. Не менее трагичен по сюжету «Автопортрет у гроба сына». Трудно найти другого наивного художника, который бы так часто обращался к теме смерти. А Степанов вдобавок использовал редкую разновидность портретного жанра – изображение «на смертном ложе». Возможно, таким способом художник избавлялся от мучивших его воспоминаний.
Впрочем, нельзя не отметить еще одну особенность трагических произведений Степанова: в них есть та же отстранённость, что в идиллических сценах. Даже «Автопортрет у гроба сына» поражает сдержанностью эмоций: это не надрывное оплакивание, а торжественное предстояние. Тщательно выписанный интерьер с множеством обыденных деталей усугубляет ощущение равнозначности жизни и смерти.
Наиболее устойчивой, мифологически насыщенной формулой наивного искусства является народный праздник. У большинства наивов эта тема ретроспективна: обращена к прошлому, к воспоминаниям детства. Поскольку детство Степанова было безрадостным, то и образ праздника претерпевает у него заметную трансформацию. Он превращается в «культурный отдых». Так, в картине «Отдых в колхозе» акцент переносится с ритуала на конкретную ситуацию, в которую в равной степени вовлечены все участники.
Само словосочетание «культурный отдых» (так называются несколько произведений художника) лишний раз напоминает о том, что Сергей Степанов был советским человеком. Не случайно в его портретном творчестве сформировался образ типичного героя советской эпохи – труженика, передовика производства («Передовая огородница М. И. Ожогина»; портреты А. М. Кондратова и В. Г. Погодина ). При этом жанровые сцены превращаются под кистью наивного художника в нечто большее, чем иллюстрации к «советскому образу жизни». В картине «В совхозе Заречном на парниках» совхозницы в обеденный перерыв обсуждают «Основные направления развития народного хозяйства СССР». В глазах сегодняшнего зрителя эта сцена выглядит несколько анекдотично, но Степанов совсем не склонен иронизировать. Создавая образ «коллективного» человека, он предельно серьёзен. Скованность поз, создающая ощущение несвободы и искусственности происходящего, является издержками творческого метода, а не сознательной критикой.
- Степанов С.Г. Передовая огородница М.И. Ожогина. 1975. Картон, масло. 70х50. Всероссийский музей декоративного искусства. На обороте авторская надпись: Ожогина Мария Илларионовна. План будет перевыполнен в 10 пятилетке
- Степанов С.Г. Портрет Владимира Георгиевича Погодина. Середина 1980-х гг. Оргалит, масло. 44х31. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Погодин Владимир Георгиевич, сварщик совхоза «Заречный» Новоорского р-на
- Степанов С.Г. Портрет Александра Максимовича Кондратова. 1986. Картон, масло. 55х40. Частное собрание. На обороте авторская надпись: Кондратвов Александыр Максимовичь строитель элеваторов Оренбургской области
Рассказывая о любви, наивный художник проявляет целомудрие. Степанов изображают влюблённых в сценах встреч и расставаний, по композиции очень похожих друг на друга («Знакомство у стана с Полиной Андреевной Степановой», «Любовь на берегу»). Тем самым обозначается начало и конец любовного романа, а его кульминация остается вне холста. Наивному искусству близки также темы несчастной любви, ревности и жестокой расплаты за неверность («Ссора»).
- Степанов С.Г. Любовь на берегу. 1993. Оргалит, масло. 41х49. Частное собрание
- Степанов С.Г. Ссора. Конец 1960-х – начало 1970-х гг. Бумага, карандаш. 19х14. Частное собрание
Натюрморты Степанова типичны для наивного искусства, воспринявшего от фольклора приём умножения, избыточности изображенного («Овощи»), в результате чего главным героем становится изобилие. В отличие от «учёного» постановочного натюрморта, где все части должны быть уравновешены, в наивном натюрморте композиция складывается постепенно, обычно от центра, непрестанно усложняясь, обрастая новыми и новыми предметами («Розы II»). Теми же приёмами пользуется художник, рисуя птиц («Птицы»).
Сергей Георгиевич Степанов прожил трудную жизнь, «мало что видел хорошего», но при этом остался удивительно добрым человеком: любил своих домашних (правда, досаждал жене сценами ревности), устраивал детские праздники для своих и соседских ребятишек, кормил бездомных животных. «Я люблю писать всё, что окружает меня», – говорил он. Художник лишился на войне пальца правой руки, ещё один палец был парализован. Держа тремя пальцами тоненькую кисть, он начинал писать с любого угла картины, медленно продвигаясь к другому и покрывая плоскость мелкими мазками. «…За день наработаюсь, да ещё и общественная работа была. Сяду вечером и рисую до часу, до двух, а иногда засну за столом. Подойдёт мать или Виталий, или жена разбудит… А иногда намажу на рисунке, очнусь, давай тогда исправлять»[4].
Даже в последние годы жизни, когда начало подводить зрение, Степанов продолжал рисовать. В Орске, куда он вернулся в 1959 году, существовало сообщество художников, члены которого называли Степанова «дядя Серёжа», отдавая должное его таланту, самоотдаче и масштабу личности.
А.В. Лебедев, доктор искусствоведения Изображения предоставлены Музеем Черномырдина (с. Черный Отрог Оренбургской обл.)
[1] См. Bihalji-Merin, О. World encyclopedia of naive art [Text]: a handred years of naive art / Oto Bihalji-Merin, Nebojsa-Bato Tomasevic [editors]. – London: F. Muller, 1984.
[2] Степанов С. Г. Автобиография (1988).
[3] Степанов С. Г. Автобиография (1988).
[4] Степанов С. Г. Автобиография (1988)
Лебедев Алексей Валентинович (Москва), доктор искусствоведения.
Автор более 300 публикаций по истории искусства и музейному делу.
С 1979 по 1997 год работал в Государственной Третьяковской галерее.
С 1997-го по 2013-й — в Российском институте культурологии, где возглавил Лабораторию музейного проектирования.
В настоящее время Лаборатория работает как самостоятельная организация.
Музей частного коллекционера (А.В. Лебедев)
О музейном проектировании (А.В. Лебедев)
__________________