Музеи государственные и частные, удачные и неудачные… Создание музеев, как мы поняли из прошлой беседы, является вопросом, который на себя должны принимать только специалисты. Практика в России и в мире это подтверждает. А нам приятно, что о музеях можно поговорить с Алексеем Лебедевым — признанным специалистом в этой области.
Интервью с А.В. Лебедевым (А.Л.) для журнала SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ
— Алексей Сидельников (А.С.) и Михаил Тренихин (М.Т.)
Прошлая наша беседа нашла большой отклик у читателей. И мы благодарны, что Вы нашли время на новую встречу.
А.С.: Музеи исторически вырастали из частных собраний богатых владельцев. Но сегодня не так много Медичи и Сфорца. Хотя и сегодня на основе коллекций отдельных людей создаются музеи. Но между даже очень хорошей коллекцией и музеем огромная разница. Что Вы мы можете тут отметить, общие моменты?
А.Л.: Коллекция – это набор предметов, который может принадлежать как музею, так и частному лицу. А музей – это социокультурный институт, предназначенный для сохранения, изучения и предъявления памятников истории и культуры. Кроме того, музей выступает игроком на рынке досуга, туризма, имиджа, используется как инструмент развития и продвижения территории… Частного коллекционера все это может не интересовать. Но если он преследует хотя бы некоторые из названных целей, то неизбежно придет к идее создания музея. Потому что человечество не изобрело ничего лучшего для сохранения, изучения и предъявления памятников истории и культуры.
М.Т.: Если коллекционер дарит (завещает) коллекцию крупному музею – это история про музей, но не про его коллекцию. А они обычно рассеиваются по уже имеющимся музейным фондам? Или выделяются в отдельный?
А.Л.: По-разному случается. Бывает, что не только не рассеиваются, но даже экспонируются по коллекционному принципу (т.е. по собирателям). Например, Музей личных коллекций так устроен. Кстати, даже если предметы выставляются порознь, это совсем не означает забвения дарителя. Произведения, подаренные Третьяковым, сегодня составляют 1% от собрания ГТГ, но Павла Михайловича никто не забыл. И собрание сохраняет заложенную им структуру. В любом случае, для музея важен провенанс предметов, поэтому источник поступления и имя дарителя тщательно документируются.
А.С.: Вернёмся к ситуации, когда некто сам создает частный музей, чтобы публично предъявить свою коллекцию. Чаще всего, какие это коллекции? Произведений искусства, или же, например, естественно-научные?
А.Л.: Естественно-научные редко, преобладают художественные, технические (ретроавтомобили, звуковоспроизводящие устройства и другая техника) и музеи, которые можно условно назвать этнографическими (утварь, одежда и т.п.). Кстати, из числа последних хочу отметить растущие, как грибы, музеи СССР. В реальности это, конечно, не музеи СССР, а музеи советского быта – того, что называется городской этнографией. Их много и они, в основном, частные.
М.Т.: Насколько разнится ситуация в России, Европе, Штатах и в Азии?
А.Л.: Ситуация разнится кардинально, и ее нужно рассматривать не по частям света, а по отдельным странам. Например, в Штатах подавляющее большинство музеев – частные. Государству принадлежат только музеи Смитсоновского института, но их мало – девятнадцать на всю страну. А во Франции, как и в России, жесткая система государственного управления культурой. Другими словами, говорить о частных музеях в любой отдельно взятой стране нужно в контексте всей системы ее музейного дела. И порой тут даже сравнить трудно. Взять, например, Метрополитен-музей. Он негосударственный – таким был и остается. Но сопоставлять его корректно с государственными Лувром и Эрмитажем, а не с частными музеями в России и Франции.
М.Т.: Удачные зарубежные примеры?
А.Л.: Наверное, имеет смысл говорить о частных музеях, появившихся в историческом смысле недавно – за последние лет 30-40. На меня очень сильное впечатление произвел Инзель Хомбройх, о котором я рассказывал в первой части интервью.
А.С.: Неудачные?
А.Л.: Вы видели в Угличе и Переславле всякие музеи утюгов, чайников и т.п.? – Входишь и не понимаешь куда попал – то ли в антикварную лавку, то ли на блошиный рынок. На Западе таких тоже предостаточно, нет смысла перечислять.
М.Т.: Удачные примеры в России?
А.Л.: Тут, конечно, хочется уточнить – в каком смысле удачные? Ограничусь двумя критериями – уровнем экспозиций и качеством работы с публикой. По этим показателям из художественных я бы отметил Музей Фаберже и Музей русского импрессионизма. Особняком стоит «Гараж», который с публикой работает прекрасно, но это не вполне музей – скорее, центр современного искусства. Из технических музеев я бы выделил «Огни Москвы», а из комплексных – Музей Черномырдина.
А.С.: Кстати, не знаете, почему создание частного музея в России пробуждает большое желание уехать за границу? Это, конечно, не юмор. Можете прокомментировать что-нибудь с точки зрения законодательства и Вашей информированности?
А.Л.: Если без юмора, то я не вижу связи между созданием частного музея и отъездом его владельца за границу. Тут уместно вспомнить известную шутку Бобби Хендерса о влиянии количества пиратов на глобальное потепление. Хендерс пишет, что «глобальное потепление, землетрясения, ураганы и другие природные катастрофы – прямое следствие сокращения количества пиратов с 1800 г.» и на графике показывает, что с уменьшением числа пиратов повышается средняя температура климатической системы Земли. Получается, что статистически совпадающие вещи не обязательно взаимосвязаны. Возвращаясь к заданному вопросу: отъезд за рубеж Бориса Минца и братьев Ананьевых связан не с их музеями. Кстати, детище Минца – Музей русского импрессионизма – продолжает прекрасно работать в его отсутствие.
А.Л.: А с законодательством в этой области у нас, действительно, серьезные проблемы. Во многих странах человек, занявшийся меценатской деятельностью, получает ощутимые налоговые льготы. У нас имеет место обратная ситуация: не только нет никаких преференций, но открыв частный музей, вы автоматически увеличиваете свое налоговое бремя. Например, у вас есть коллекция. Если вы хотите превратить ее в настоящий музей (чтобы он по 54-ФЗ считался музеем), то вы создаете частное учреждение «Музей» и передаете туда свою коллекцию. Коллекция ставится на баланс как имущество принадлежащей вам организации (закон этого требует). С этого момента ваше учреждение начинает платить налоги с движимого имущества. Чем ценнее коллекция – тем выше налог. Кроме того, для музея нужно помещение, за которое вы платите либо аренду, либо – если оно ваше – налог на недвижимость. Но будем справедливы: в нескольких регионах России уже введены (а кое-где обсуждаются) налоговые льготы для частных музеев.
М.Т.: Есть ли на Ваш принципиальные различия между изданиями частных и государственных музеев? По опыту скажу, что как раз доводилось сотрудничать с Музеем русского импрессионизма.
А.Л.: Уровень музейного издания определяется квалификацией тех, кто над ним работал (авторов, составителей, дизайнеров). Ситуации, когда музей – частный или государственный – имеет их в полном наборе, достаточно редки. Приходится привлекать со стороны. А в этом деле организационно-правовая форма музея не имеет значения.
- «Россия в пути. Самолётом, поездом, автомобилем. Живопись и графика 1920-1990» и «Юрий Анненков. Революция за дверью»
А.С.: Частный музей и галерея. Многие ли видят разницу? И насколько близко могут подойти эти два явления друг к другу? Не пересекаются ли они?
А.Л.: Поскольку галерея – это место, где экспонируются и продаются произведения искусства, будем считать, что сравниваем ее с частным художественным музеем. Разница между ними в целях. Галерея имеет коммерческие цели, музей – культуртрегерские. Владельцы эту разницу прекрасно понимают, но посетители могут особо и не ощущать: картины на стенах, этикетаж, подсветка – все похоже. Есть и еще одна точка схождения внешних признаков. И в музее, и в галерее действуют три главных субъекта: художник, посетитель и коммуникатор. Последний может называться экскурсоводом, научным сотрудником, экспертом, консультантом, галеристом, но в любом случае, это своего рода толмач, объясняющий, что хотел сказать художник и в чем ценность его высказывания. На первый взгляд может показаться, что «перетягивание каната» идет только между зрителем и художником – первый хочет понять, второй – быть понятым. А коммуникатор, вроде бы, нейтрален – просто переводит пластические образы в вербальную форму. На самом деле это не так: в музее коммуникатор играет в команде зрителя (у них общая цель – познать), а в галерее – в команде художника (у них общая цель – продать).
М.Т.: Лаборатория музейного проектирования занималась созданием частных музеев?
А.Л.: Нашей Лабораторией разработаны проекты более 60 музеев, среди которых два негосударственных. Что приблизительно соответствует соотношению государственных и частных музеев в нашей стране (пропорция та же).
Но при этом самый масштабный наш проект последнего времени – Музей Черномырдина. Он как раз частный. Мне как-то неловко оценивать собственную работу, поэтому сошлюсь даже не на мнение коллег-музейщиков, а на оценку туриндустрии (экспертов Ассоциации туроператоров России): «Этот объект – однозначно фурор! У меня мурашки – насколько профессионально выполнена экспозиция: задевает эмоции, современные технологии показа, через личную историю, нет фальши…» (Анна Тукмачева, руководитель Приволжского регионального отделения Российского союза туриндустрии).
Один из важнейших факторов успеха этого проекта – высокая степень взаимопонимания, даже кумулятивный эффект от взаимодействия с заказчиком (Виталием и Светланой Черномырдиными).
А.С.: Есть ли разница в проектировании государственного и частного музея?
А.Л.: Есть разница в проектировании музея с нуля и существующего музея. Последние слова не должны восприниматься как парадокс. Я говорю о ситуации, когда музей переезжает в другое здание или получает его в дополнение к имеющемуся. Фактически это тоже проектирование нового музея. Но тут есть важный фигурант – музейный коллектив, с которым мы вступаем в активное взаимодействие. И оно всегда плодотворно: мы лучше знаем технологию, а музейщики – предметную область.
Иное дело – создание музея с нуля. Здесь приходится начинать своими силами, а сотрудников будущего музея вовлекать по мере их появления.
Создание частного музея всегда относится к первому случаю, поскольку изначально существует такой важный субъект как коллекционер (владелец). И понятно, что все вопросы решаются в постоянном взаимодействии с ним.
М.Т.: Какая ситуация Вам видится более удобной. Вариант первый: у коллекционера есть произведения музейного уровня, и он регулярно сотрудничает с государственными музеями, даёт им предметы для временных выставок, печатается в каталогах. Вариант второй: коллекционер рискует создать музей своего собрания.
А.Л.: Это вопрос уровня его амбиций. Первый вариант проще, второй – почётнее.
А.С.: Почему частные музеи нередко закрываются? Например, недавно Музей Высоцкого в Краснодаре был выставлен на продажу со всеми экспонатами…
А.Л.: Многие представляют себе проектирование музея как создание экспозиции. В реальности это не так. Музей – сложная система, в которой экспозиция составляет лишь часть. Например, при проектировании негосударственного музея самое трудное – разработка механизмов его функционирования. Частенько создатели самодеятельных музеев об экспозиции помнят, а вот о том, как дальше музей будет работать, особо не задумываются; мыслят в логике «Главное открыться – а дальше само пойдет». А оно почему-то не идет… Одна из главных причин высокой смертности среди частных музеев – ошибки, допущенные в ходе их проектирования.
М.Т.: В связи с закрытием музеев из-за второй волны эпидемии, Вы как-то сказали по поводу заголовка «Музеи в Москве приостановят работу» в Ленте.ру: «Формулировка покорила меня своей деликатностью. Как изящно сказано: приостановят. Я бы еще взял на вооружение слово приподзакроются…». Как Вы оцениваете всю эту ситуацию в целом, для государственных музеев и для частных в отдельности?
А.Л.: Всем тяжело. Но в разной степени. Я бы тут делил музеи не на государственные и частные, а на тех, у кого есть подушка безопасности в виде внешних источников финансирования (не обязательно бюджетных), и тех, кто живет преимущественно или исключительно за счет собственных доходов. Эрмитаж и Музей Фаберже попадают в первую группу (хотя первый из них государственный, второй – частный). Им трудно, но они устоят. А вот музей «Огни Москвы» сейчас из последних сил борется за выживание, и есть реальный риск его закрытия.
Небезынтересно также следующее обстоятельство: на небольшие дотации, которые государство выделяет для поддержки в условиях пандемии малого и среднего бизнеса, частные галереи имеют право, а частные музеи – нет (они же – не бизнес, а некоммерческие организации).
М.Т.: Надеемся на улучшение ситуации.
А.С.: И спасибо за уделённое время!
Лебедев Алексей Валентинович (Москва), доктор искусствоведения.
Автор более 300 публикаций по истории искусства и музейному делу.
С 1979 по 1997 год работал в Государственной Третьяковской галерее.
С 1997-го по 2013-й — в Российском институте культурологии, где возглавил Лабораторию музейного проектирования.
В настоящее время Лаборатория работает как самостоятельная организация.
Изображения предоставлены А.В. Лебедевым Памятник П.М. Третьякову перед зданием Третьяковской галереи в Москве. 1980 Фотограф А. Лобанов
Свобода. Равенство. Братство в ГИМ
У нас не бывает провальных выставок. Людмила Гаврилова
Царицыно. Интервью с Елизаветой Фокиной
__________________
