И была жизнь. Иван Селиванов

Выставка «И была жизнь. Иван Селиванов» во Всероссийском музее декоративного искусства продолжает серию проектов, посвящённых наивным художникам.

Эта тема, начиная с 1960 годов, приобрела в Россию особую популярность. О наивных художниках писали журналисты, снимали телевизионные передачи, а в 1983 году вышел художественный фильм «Серафим Полубес и другие жители земли» (реж. В. Прохоров). Одним из прототипов главного героя стал Иван Селиванов. Главный герой, Серафим Полубес, собирательный образ наивного художника, предстаёт философом из деревни, воплощением многовековой мудрости народа, её транслятором, способным утешить и вразумить современного человека.

Иван Селиванов для современников стал олицетворением идеали­зирован­ных представлений о патриархальной деревне. Человеку не от мира сего, отличающемуся от общей нормы, дозволено больше, возможно, именно эта внутренняя свобода и привлекала иссле­дователей в наивном художнике. Предположение А. С. Мигунова^[1] и Н. А. Хренова^[2] о том, что в фигуре наивного художника раскрывается юродивость, применимо и в данном случае. Это было время второй волны развития фолькло­ризма. Начались экспедиции в поисках песенного и устного творчества, предметов деревенского быта, была обра­зована Комиссия по народному искус­ству в Союзе художников, её сотрудники искали потомственных мастеров и работали с ними над восстановлением забытых промыслов. Г.С. Островский в 1978 году ввел в оборот термин «изофольклор»^[3], куда отнес и наивное искусство. Именно фольклором и называли современники творчество Селиванова^[4]. Иван Селиванов считал себя частью безличного большинства, являющего собой основу русской культуры. Угадывали в нём пресловутый «культурный код» и совре­менники: «Это грусть русского человека о чем-то порою непонятном, но сокровенном. В песнях этот феномен называют “славянским минором”. Он заключается в формуле: “чтобы очиститься, надо помучиться”»^[5]. В условиях потребности культуры в каком-либо феномене этот феномен должен был стать ярким, иначе он бы остался незамеченным. В обществе появился запрос на такой типаж, как деревенский чудак, где-то смешной, а где-то мудрый, в словах и действиях которого можно найти утерянный опыт предыдущих поколений. Наивный художник представал зеркалом «души» народа, казалось, что через его произведения можно воочию увидеть коллективное бессознательное, что, разгадав эти произведения, можно будет понять важные истины и определить вечные ценности. В наивном художнике виделась фигура архаичного творца, синкретичного в своей деятельности. Подобно первобытному художнику, не разделявшему ритуал, миф и творчество, не отделял и наивный художник свою биографию от веры и творчества. Несомненно, именно эта целостность и привлекала в наивном искусстве. Ю.Г. Аксёнов сравнивал творчество Селиванова с выдающимися произведениями синкретического искусства древних веков: «Вот как на новом витке исторической спирали, снова объявилась эта форма, вылепленная без светотени, “без анатомии”, но живей живого. В этом одна из загадок раннего и стремительного взлёта вдруг проснувшегося таланта художника»^[6].

Творчество Селиванова можно разделить на ранний и поздний периоды. В начальном этапе выделяются ученические работы, ценные комментариями художника и педагогов, по которым мы можем понять, какими невероятными усилиями ему давалось овладение формой и цветом. Но уже ранние работы привлекли внимание столичной публики.

Для раннего периода творчества Селиванова характерна распластанная, аморфная форма, которая всегда дана объемно, с оттушёвкой, фигуры кажутся полыми внутри. В «Портрете девочки»[7] (ВМДПНИ КП-38244) еще нет понимания анатомии, жесткий и упругий силуэт головы статичен, можно говорить о сферической лепке, улыбка напоминает архаическую мимику древнегреческих скульптур^[8]. В оттенках лица присутствует некоторый лаконизм, противоречиво граничащий с изысканностью и вызывающий в памяти краски суровой северной природы. Художник выражает пространство через цветовые и пластические характеристики формы, интуитивно использует обратную перспективу (голова как будто увеличивается к затылку), несмело обводит зыбкий контур. Свет не имеет направления, создается ощущение, что он находится внутри изображаемого объекта, светотень используется для лепки формы. Ранние работы особые по цвету, это, по сути, графика, подцвеченная акварелью или цветным карандашом, цветовые переходы мягкие, доминирует прием сфумато. Живописные произведения, такие как «Собака» (ММСИ КП-5245), декоративны. Живопись и графика мало отличаются друг от друга, они пребывают в состоянии синкретичности: в живописи доминирует линия, в рисунках цветным карандашом убедительно и крепко выявляется объём.

• Иван Селиванов. Лошадь с санями. 1957. Бумага, акварель. 36,2×23,9. Из собрания Московского музея современного искусства 
• Иван Селиванов. Бумага, масло. 38×30. Из собрания Московского музея современного искусства 
• Иван Селиванов. Корова. 1950-е. Бумага, акварель. 43×28. Из собрания Московского музея современного искусства

• Иван Селиванов. Соседка кормит кур. 1950-е. Бумага, акварель. 36,5×27. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства 
• Иван Селиванов. Жена. 1953. Бумага, акварель, карандаш. 43×31. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства

• Иван Селиванов. Банка. 1950–1960-е. Бумага, акварель. 30×21. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства 
• Иван Селиванов. Портрет девочки. 1950-е. Бумага, акварель, карандаш. 42×32. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства

• Иван Селиванов. Лев. 1957. Бумага, карандаш, акварель, белила. 37×32. Из собрания Московского музея современного искусства 
• Иван Селиванов. Стол со стаканом. 1940–1950-е. Бумага, акварель. 22×22. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства

Со второй половины 1960-х годов Селиванов начал выбирать более крупный формат для работы. В живописных произведениях при помощи скупых средств ему удается придать своим персонажам одухотворенность: холодные и теплые оттенки играют на лице, вдыхая в куцый клочок бумаги жизнь. И уже овладев цветом, он самостоятельно приходит к манере письма, сходной с пуантилизмом: смешивая краски на каёмке фарфоровой тарелки, пишет точками — и мельчайшие штрихи создают «марево» цветовых переходов, колебания теплых и холодных оттенков дают ощущение вибрации воздуха. Особенно интересна манера письма точечными мазками в портретах: цветные точки словно вылепливают форму, в неяркой цветовой гамме иногда появляются ярко-красные точки, что вносит в изображение динамику. Пуантилизм причудливо сочетается с доминирующим теперь тенебросо. Палитра художника ограниченна, в этом проявляется его искренний реализм — небо всегда голубое, а земля «карей масти»^[9].

• Иван Селиванов. Рабочий. 1965. Холст, масло. 85×49. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства 
• Иван Селиванов. Портрет жены. 1977. Холст, масло. 82×61,5. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства

Несмотря на то что живопись Селиванова становится сочной, объемной, линия по-прежнему играет важную роль, что дает удивительное сочетание декоративности и зрелого живописного мастерства в пейзажах. Например, картина «Моя Родина — мой дом» (ВМДПНИ КП-38238) совмещает в себе живописные приёмы и условные обозначения: колосья в поле — это ровный орнамент из чередующихся штрихов желтого и охристого цветов. Холодные и теплые оттенки на изображении крыши передают колебания светотени, а жёлтая краска на коньке крыши, верхнем крае брёвен на срубе и изгороди даёт ощущение жаркого летнего дня. Безоблачное небо насыщено мазками белой и голубой краски, градиент создаётся за счет уменьшения и учащения белых мазков к горизонту.

• Иван Селиванов. Окраина шахты. 1940–1988. Холст, масло. 51×64. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства 
• Иван Селиванов. В поле. 1977. Холст, масло. 52×64. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства

В портретах формообразование у Селиванова родственно скульптуре: твердые локоны и кудри, жесткие морщины, статичные бороды, одинаково четко выписаны лица и фактуры тканей одежды, нет акцентов. Например, «Спартак» (ВМДПНИ КП-38242) сочетает условность и реалистичность: рельеф тела (грудь, ключицы) подчеркивается единым движением кисти как бы вразлёт, напоминающим частый прием декоративной росписи. Эти мазки служат не для передачи реалистичности изображения, они лишь становятся знаком, обозначающим части тела. Детальная проработка лица при обобщённом решении костюма, ровная плиссировка на тунике, твердые, словно вешалка, плечи — все это складывается в своеобразный «декоративный реализм». Не цветом и не светом, а чередованием условных и реалистичных приемов художник выделяет на полотне главное, а главное для него — это лицо изображаемого героя. Остальное не важно, остальное — это оформление. Потому и портреты чаще всего выполнены на одинаковом серо-голубом фоне.

Он передавал не просто внешнее сходство, но выражал важные, существенные черты личности через собственное отношение к миру, через глаза портретируемых и скульптурно вылепленную жёсткую форму. Возросшее внимание к рельефу формы не мешает по-прежнему целостно решать изобразительную плоскость. Такая выразительная монументальность снимает обыденность с изображенных людей, животных и пейзажей, создаётся впечатление, что сквозь привычное на зрителя смотрит вечность. Про это зрительное ощущение от полотен художника писала К.Г. Богемская: «На них животные и люди живут, потому что не изображены, а сотворены художником, вложившим в работу вместе с мускульным усилием руки свою пульсирующую духовную энергию»^[10].

• Иван Селиванов. Автопортрет. 1978. Холст, масло. 80×61. Из собрания Всероссийского музея декоративного искусства 
• Иван Селиванов. Портрет матери. 1986. Холст, масло. 73×55. Из собрания Московского музея современного искусства 
• Иван Селиванов. Портрет режиссера М. С. Литвякова. 1984. Холст, масло. 80,5×58,5. Из собрания Музея изобразительных искусств Кузбасса

«В уме рисую, рукой пишу» — так комментировал в своих письмах художник процесс создания образа. Человек, животное или дом — объект, на который направлено внимание художника, — становятся гигантами, словно массивное космическое тело, искривляющее пространство-время. Связь макро- и микрокосмоса ощущал и сам художник: «Исследование космических пространств, т. е. Вселенной, это есть не что иное, как человек исследует и изучает самого себя»^[11]. Словно нейтронные звезды, притягивающие все ближайшие объекты, притягивают к себе внимание глаза персонажей картин, в которых ощущается особая сосредоточенность, определенность взгляда. Через них говорит сам художник: во взгляде жёлтых, направленных на внутреннее созерцание глаз кота на синем снегу выразилась тоска живописца по умершей жене. Убеждения художника о супружеской верности можно прочитать и во взгляде петуха-семьянина. Через автопортреты транслируется нам жизненная позиция Селиванова.

В переписке с Ю. Г. Аксеновым Селиванов раскрылся как самобытный философ. Его цельный образ, «образ последнего крестьянина старой России»^[12] (стрижка под горшок, одежда, отношение к животным, язык, мудрость, внешность), привлекал к себе внимание журналистов, кинематографистов-документалистов^[13], искусствоведов, художников. Не зря один из автопортретов художника кинорежиссер Эльдар Рязанов охарактеризовал одним словом: «Пугачев»^[14].

Наставник Селиванова по ЗНУИ Ю. Г. Аксенов предложил своему ученику писать дневники. Словесные опыты Селиванова производили большое впечатление на тех, кто их читал, его тексты сравнивали с прозой Андрея Платонова^[15]. Обратившись к тетрадям с записями Селиванова, обнаруживаем порой целостный текст, представляющий собой то ли наставительное письмо, то ли декларацию, то ли философско-политический трактат. Он представляет собой неподражаемый результат специфических стилистических трансформаций официозных штампов, очень сильно мутирующих под воздействием селивановской индивидуальной стилистики. В отношении его текстов мы можем говорить о дискурсивной бриколажности, которая порождает определенный художественный эффект — например, когда чужая (официальная) речь соединяется с индивидуальным опытом: «Пролетариат мира одной стороны, пролетариат мира другой стороны. Та и другая сторона, есть стороны кровны по труду и быту. Различие между ними имеется по крови и цвету кожи — лицо и только… Мне серовно, какие бы мы не были люди по цвету нашей кожии по языку-национальности. Труд есть труд, любой народности»^[16]. И эти собственные (псевдо)философские модели внезапно разбавляются сказовой прозой: «Жили в те далекие времена только одни хищны звери и зверки. Человека в те времена на здешних местах вообще не существовало, это известно мне от моих дедов их прадедов»^[17].

Пожалуй, именно в этом отношении уместно сопоставление Селиванова с Андреем Платоновым: «У того же Платонова происходило искажение идеологической речи, которая обретала неустранимую двойственность, вызывая тревожное чувство чужеродности»^[18].

Ещё одно сближение Платонова и Селиванова можно обнаружить в методе «неостранения», рассмотренном Ольгой Меерсон: «неостранение — это не отсутствие литературного приема, не “прозаизм”, а нарочитый отказ от приема остранения, описанного Шкловским. Если остранение показывает обыденное как незнакомое, заново, то неостранение — это отказ признать, что незнакомое или новое необыкновенно, причем сам этот отказ признать необыкновенность часто приобретает вопиющие формы и уж, во всяком случае, никогда не бывает эстетически нейтрален»^[19]. У Селиванова «неостранение» является важной конструктивной чертой его сновидческих и визионерских записей, но они не столь форсированы, как в тексте Платонова, где главенствует эстетическая задача.

Перед нами тексты, явственно построенные на смещенной логике сна. В отличие от фольклорных вещих снов или обмираний, построенных на четкой системе трактуемых символов, видения Селиванова бесцельны и не ориентированы на предсказание или какое-то семантически однозначное толкование. Предметы здесь могут быть зыбкими («они лежали как бы в моей избе, но фактически эта изба не моя»^[20]) или четкими, но в любом случае, при всей обыденности происходящего, они всегда подразумевают возможность немотивированного поворота, который должен был бы удивлять рассказчика, однако не удивляет. В отличие от многих наивных художников, одновременно выступающих и в качестве наивных писателей, Селиванов был свободен от жанровых ограничений: он не писал ни стихотворений, ни пространной нарративной прозы. Его несколько эксцентричная, но тем не менее определимая авторская субъектность требовала свободной формы, которая, ко всему прочему, не была ограничена требованиями институционального характера и поэтому приобрела уникальный характер даже на фоне многообразной и очень разнородной наивной словесности.

• И.Е. Селиванов в своем доме и его «воспитанник» петух. Прокопьевск, 1982. Фото Юрия Роста. Из книжки-альбома Ю. Я. Светлакова «Житель Марса Иван Егорович Селиванов». Кемерово, 2017 
• И. Е. Селиванов у трамвайной остановки ДК им. Горького продает картофель, выращенный на своем огороде. Прокопьевск, примерно 1985. Фото Елены Светлаковой

• И. Е. Селиванов и скульптор А. И. Брагин на открытии персональной выставки И. Е. Селиванова. Новокузнецкий художественный музей, 22 октября 1986. Фото Александра Трофимова. Из личного архива Г. С. Ивановой 
• Иван Селиванов на Кузнецкой крепости. Новокузнецк, 23–27 апреля 1986. Фото Владимира Шкоды и Сергея Шакуро

Иван Егорович Селиванов (1907-1988) – принадлежит к плеяде самодеятельных художников 1940-1980-х гг. Он родился в деревне Васильевской Архангельской губернии, как говорил художник, «в нищенском сословии», семья рано лишилась кормильца. Ивану было 17 лет, когда он ушел из деревни, был странником в большой меняющейся стране, брался за самую разную работу и снова пускался в путь. В 39 лет он поступил В Заочный народный университет искусств и находился в переписке с педагогами до конца жизни. Затворником он жил вместе со своей женой Варварой Ларионовной в маленьком доме на окраине Кемерова, а когда она умерла, остался совсем один. Но о нём помнили в столице, писали ему искусствоведы, журналисты и кинематографисты. Его работы экспонировались в Москве и за рубежом, его имя вошло во «Всемирную энциклопедии наивного искусства» (Белград, 1984). О нём снято множество документальных фильмов, к концу жизни был представлен к званию «Заслуженный работник культуры РСФСР».

• Кадр из д/ф «Иван Селиванов». Реж. Михаил Литвяков (Ленинградская студия документальных фильмов, 1989) 
• Краски Ивана Селиванова. 1969. Кадр из д/ф «Иван Селиванов». Реж. Михаил Литвяков (Ленинградская студия документальных фильмов, 1989)

• Кадр из д/ф «Иван Селиванов». Реж. Михаил Литвяков (Ленинградская студия документальных фильмов, 1989) 
• На съёмках к/ф «Люди земли Кузнецкой», 1969. Кадр из д/ф «Иван Селиванов». Реж. Михаил Литвяков (Ленинградская студия документальных фильмов, 1989)

К выставке был подготовлен альбом-каталог «Иван Селиванов. Между небом и землей», который включает живописные и графические произведения Ивана Селиванова из коллекций всех государственных музеев России. Иллюстративный ряд дополнен выдержками из дневниковых записей художника, подписей на обороте произведений, комментариями составителей. Публикуется каталог с дополнительной информацией о произведениях, хроника жизни с фотографиями и биографическими документами. Издание можно приобрести в магазине Всероссийского музея декоративного искусства.

Проект реализован с использованием гранта, предоставленного ООГО «Российский фонд культуры» в рамках федерального проекта «Творческие люди» национального проекта «Культура».

Над проектом работали: Елена Титова, руководитель; Татьяна Синельникова, куратор; Наталья Стрижкова, координатор; Надежда Мусянкова, научный консультант; Андрей Ёлкин, Ирина Агафонова, реставраторы.

Организатор проекта: Фонд развития Всероссийского музея декоративного искусства и поддержки творческих инициатив.

Партнёры проекта: Всероссийский музей декоративного искусства, директор Елена Титова; Московский музей современного искусства, исполнительный директор Василий Церетели; Государственный институт искусствознания, директор Наталия Сиповская; Государственный Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, генеральный директор Екатерина Проничева; Кузбасский государственный краеведческий музей, и. о. директора Ольга Владимирова; Музей изобразительных искусств Кузбасса, генеральный директор Марина Чертогова; Новокузнецкий художественный музей, директор Лариса Ларина; Прокопьевский городской краеведческий музей, директор Светлана Гафарова; Культурно-выставочный центр «Вернисаж», директор Олег Комаров; Галерея Ильи Глазунова, директор Инесса Орлова-Глазунова.

Татьяна Синельникова
с использованием материалов Данилы Давыдова

Изображения – альбом-каталог «Иван Селиванов. Между небом и землей», сост. Н.А. Мусянкова, Т.А. Синельникова, ООО Бюро Маяк, М.: 2023. 224 с.

Примечания

[1] Мигунов А. С. Философия маргинальных явлений и искусство аутсайдеров // Странный художник / Сост. А. С. Мигунов. М.: Standartu Spaustuve, 2015. С. 5–15.

[2] Хренов Н. А. От юродства инока Авраамия до перформанса О. Кулика // Странный художник / Сост. А. С. Мигунов. М.: Standartu Spaustuve, 2015. С. 15– 38.

[3] Островский Г. С. Городской фольклор — часть народного творчества: Проблемы взаимосвязи самодеятельного и профессионального искусства // Декоративное искусство СССР. 1978. № 6. С. 26–27.

[4] Мирошниченко Ю. Генерал, Машка, Арап и Пещерная бабка (или Портрет драматурга с действующими лицами в картинках и путевых зарисовках): [беседа с драматургом, лауреатом «Приза “Театральная жизнь-87”» Юрием Мирошниченко / Беседовала Валентина Сологуб] // Театральная жизнь. 1988. № 1. С. 20–22.

[5] Цит. по: Кайгородцева Л. …И бесконечная доброта // Кузнецкий рабочий. 13 ноября (№ 218). Новокузнецк, 1986. С. 4.

[6] Аксенов Ю. Смотреть своими глазами // Художник. 1986. № 9. С. 51–55.

[7] Именно про эту работу в 1956 году на выставке учеников ЗНУИ художник Роберт Фальк сказал: «Берегите!», ее называли «самобытной Джокондой».

[8] «Метод обработки лица как плоскости, находящейся под прямым углом к двум другим плоскостям головы, приводит к тому, что черты лица (рот, вырез глаз, брови) закругляются не в глубину, а вверх, и это придает лицам греческих архаических статуй выражение улыбки или удивления» (Виппер Б. Р. Введение в историческое изучение искусства. М.: Изобразительное искусство, 1985. С. 94).

[9] В своих дневниках Иван Селиванов любовно описывает встречаемых лошадей, самыми любимыми для него являются лошади «карей масти».

[10] Богемская К. Г. Указ. соч. С. 397.

[11] Цит. по: Светлаков Ю. Я. Указ. соч. С. 139.

[12] Богемская К. Г. Указ. соч. С. 396.

[13] См.: Там же. С. 397.

[14] Цит. по: Иванова Г. С. Указ. соч. С. 85.

[15] Клубков П. А. Заметки о «наивной литературе» // До и после литературы: Тексты «наивной словесности». М.: РГГУ, 2009. С. 81.

[16] Из тетрадей И. Е. Селиванова // КОКМ ОФ 12889-11-2; КОКМ ОФ 12889-11-3; КОКМ ОФ 12889-11-4. Здесь и далее рукописные тексты И. Е. Селиванова воспроизводятся с соблюдением всех особенностей орфографии и пунктуации автора.

[17] Из тетрадей И. Е. Селиванова // КОКМ ОФ 12889-11-29.

[18] Там же. С. 32.

[19] Меерсон О. «Свободная вещь»: Поэтика неостранения у Андрея Платонова. 2-е изд., испр. Новосибирск: Наука, 2001. С. 8.

[20] Из тетрадей И. Е. Селиванова // КОКМ ОФ 12889-6-15.

Синельникова Татьяна Анатольевна — магистр культурологии, соискатель ученой степени кандидата искусствоведения Государственного института искусствознания. Заведующий сектором наивного искусства Всероссийского музея декоративного искусства. Автор статей, каталогов и сборников по наивному и народному искусству.

Автор и куратор фестивалей и смотров: «Фестиваль маргинального искусства: эстетика бриколажа» (2022); Всероссийский фестиваль «Гончары России» (2020); Всероссийская выставка-смотр «Салют Победы» (2019-2020).

Автор и куратор выставок: «И была жизнь. Иван Селиванов» (2023, Всероссийский музей декоративного искусства), «Вселенная Кати Медведевой» (2022, Всероссийский музей декоративного искусства), «Безымянное искусство. Эстетика бриколажа» (2022, Всероссийский музей декоративного искусства), «Гончары России. Три поколения» (2021, Всероссийский музей декоративного искусства), «Шедевры наивного искусства России» (2021, Всероссийский музей декоративного искусства), «Великому подвигу посвящается…» (2020, Государственная Третьяковская галерея), Всероссийская выставка «Кукла в традиционном костюме» (2020, Государственный Российский Дом народного творчества имени В.Д. Поленова).

Автор курса видеолекций «Цикл мини-лекций о наивном искусстве».

Выставка «И была жизнь. Иван Селиванов»

Всероссийский музей декоративного искусства

Москва, ул. Делегатская, 3

25 августа — 20 октября 2023 г.

В поисках народного искусства

Быт и бытие в произведениях Сергея Степанова

_________________

>>><<<