Скульптура и музей

Ирина Седова — заве­дующий отде­лом скульптуры Госу­дарст­венной Третья­ков­ской гале­­реи. Раз­би­вая при­вычный стерео­тип мы узнаем, что Третья­­ков­ская галерея не огра­ни­чи­вает­ся собра­­ниями живописи, с которыми мы привыкли её ассо­ции­­ровать, но и являет­ся местом, где можно увидеть заме­ча­тель­ную скульптуру. Не­ко­торые воп­ро­сы-отве­ты ре­дак­ции журнала «КОЛЛЕКЦИЯ» (Алексей Сидельников (А.С.) и Михаил Тренихин (М.Т.)) представ­­ляем ва­шему вни­манию.

М.Т.: Скульптура всегда нахо­дится как будто на задвор­ках. Воз­можно, это осо­бен­ность, даже не конкре­тно музеев, а всего культурного кода, начиная с отрицания идолищ? Хотя, если брать католическую традицию, скульптуры много… У нас это, в основном, пермская деревянная скульптура, иногда изображения Николы Можайского. Но ушли в глубь веков, вернёмся к дню сегодняш­нему.

Ирина, доб­рый день! Как Вы пришли к скульптуре? Прежде Вы ведь работали в одном из отде­лов ГТГ — Музее Анны Голубкиной. Формат дома-музея скульптора — он понятнее и удобнее для работы? Вроде бы, есть дом, есть коллек­­ция работ… На уровне гале­реи стало рабо­тать мно­го слож­нее? Сегодня Вы руко­во­дите фондом скульптуры одного из самых крупных и значи­мых музеев. Каково это?

И.С.: К скульптуре я пришла вообще очень странным и необычным путём. Потому что до определённого момента своей жизни я её просто не любила. Наверное, потому что не понимала. Но получая второе высшее образование в качестве искусствоведа и культуролога, я обратила внимание на несколько книг по скульптуре, связанных с именами Голубкиной и Родена из моей собственной библиотеки. Меня это заинтересовало и я решила выбрать тему, необычную для меня – «Роден и Голубкина: творческие параллели». Их пластика настолько меня воодушевила, что я начала над этим размышлять. И с этой целью я пошла в музей Голубкиной в Москве, который мне прежде был незнаком. Пришла туда впервые. Голубкину как скульптора я не знала… и меня поразила её скульптура до такой степени, что я вышла совершенно оглушённая! Я одномоментно написала эту курсовую, которая получила отличную оценку. И с тех пор скульптура начала завоёвывать моё внимание всё больше и больше. Готовясь к выпуску из института, я стала членом одного из творческих союзов, где уже лично позна­комилась со скульпторами. Начала ездить по мастерским.

И вот как-то постепенно скульптура вошла в мою жизнь. Свой выпускной диплом по второму высшему я посвятила уже твор­честву совре­мен­­ников. Это – Виктор Корнеев, Михаил Дронов, Дмитрий Тугаринов и Александр Рукавишников. Анали­зируя их творчество с позиции символа в совре­менной художест­­венной культуре, я очень глубоко погрузилась в тему совре­­менной станковой пластики. И второй моей мечтой была работа в Третьяковской галерее. К ней я шла совершенно сознательно и себя к этому готовила. Хотя и не очень верила, что смогу стать участницей этого велико­­леп­ного худо­жест­вен­ного процесса, который творится в стенах этого прекрас­ного и любимого мною заве­дения.

Но удивительным образом я подру­жилась с сотруд­никами музея Голубкиной, когда писала свою курсовую. И они готовы были принять меня в свои ряды. Там была сложная ситуация с вакантным местом. Но, тем не менее, после того как я закончила с отличием второе образо­вание, прежний дирек­тор после собе­седования согла­силась открыть для меня ставку. И я начала там работать в качестве обычного научного сотруд­ника, занималась активно изучением уже не только совре­менной пластики, но и скульптуры рубежа веков. Сама работа этого требовала. И весь XX век уже так или иначе охвачен моим вниманием и исследо­ваниями в области отечест­венной скульптуры.

Я стала разрабатывать тему динас­тичес­кой традиции в москов­ской скульптурной школе, что подвигло меня больше знакомиться с историей именно москов­ской скульптуры.

Таким образом я и приш­ла к скульптуре. Резуль­татом стала, уже позднее, канди­датская диссертация и ещё, в бытность работы в музее Голубкиной, я органи­зовала несколько твор­ческих встреч с крупней­шими скульпторами совре­менности. Эти встречи имели огром­ный успех. Также в моём послужном списке был такой интерес­ный и полезный опыт, как занятия с заикающимися. И эта моя попытка познакомить их с пластическими опытами скульпторов, внедрить в их сознание новый худо­жественный опыт, имела большой успех. Те, кто заканчивал у меня занятия, приходили потом с последующими учениками и продолжали эти занятия, что было для меня очень отрадно.

Возможно, учитывая все эти обстоя­тельства, мне предло­жили должность заведующего отделом скульптуры Третьяковской галереи. Конечно, для меня расши­рить свой профес­сиональный опыт и сферу интересов и познаний и руководить таким богатым фондом, заботиться о нём, пополнять его – это очень интересная и ответственная работа. От таких предложений не отказываются. Я с радостью пришла на эту должность! С самого начала, не скрою, было безумно страшно и сложно, но с первых дней было чувство, что я пришла в свой дом, что я на своём месте. Сейчас – это дело и смысл всей моей жизни.

М.М. Антокольский. Петр I. 1872. ГТГ; Неизвестный скульптор второй половины XVIII века. Павел I. ГТГ

А.С.: Как относятся коллеги к скульптуре? Не видят ли в ней лишь фон или декорацию для заполнения пространства между картинами? В основном, скульптура дополняет постоянные экспозиции и временные выставки? А как насчёт собственно скульптурных? Это редкость?

И.С.: Отношение к скульптуре, Вы дейст­ви­тельно правы, достаточно сложное. В разных слоях насе­ления, музейной публики, даже коллег. Здесь ведь дело не в том – нравится или не нравится. Важно, что скульптура – трёхмерный объект и он много сложнее для вос­приятия, чем объект плос­костной. Просто с точки зрения устройства челове­ческого мышления. И не каждый может воспринимать трёхмерные объекты во всей их полноте. Это во многом не от человека зависит. Кому-то дано, кому-то нет. Есть среди зрителей любители, почитатели скульптуры и есть те, кто проходит мимо неё равнодушно и идёт смотреть живопись. И в этом не надо видеть какой-то уж очень большой проблемы. Даже какой-то трагедии, которую, кстати, видят сами мастера, скульпторы! Я пытаюсь всё время донести до них, что скульптура – это специ­фический вид искусства. И к нему надо готовить человека. Это дело семьи, тех кружков, в которые он ходит, культурного окружения. И то, и в этом случае человек может не прийти к тому, чтобы воспринимать скульптуру с благоговением, или просто адекватно. И это нормально. Я не вижу в этом проблемы.

Что касается скульптурных выставок, то их сейчас в нашем музее, я считаю, стало достаточно. И за последние четыре года, с того момента, как я стала заве­дующим отделом скульптуры, мы с коллективом, «не поднимая головы», работаем именно над скульптурными проектами, помимо тех проектов, где скульптура присутствует просто как участник всеобщей экспозиции. Также могу сказать, что мы сейчас разра­батываем концепцию новой экспозиции Третья­ковской галереи на Крымском Валу, которая должна быть после реконструкции. И в этой концепции – не буду раскры­вать всех тайн, (так как всё может меняться), но в этой концепции много внимания уделено скульптуре.

• Фальконе Этьен-Морис. Петр I. Уменьшенное повторение памятника, установленного в 1782 г. в С.-Петербурге. ГТГ
• Клодт фон Юргенсбург. Николай I. 1856. Эскиз памятника. ГТГ

М.Т.: А как к скульптуре относятся посетителя музея? Замечаете, что они понимают или не понимают идею автора? Как оценивает музей уровень восприятия, запросы публики по Вашему направлению? Книга отзывов? Комментарии в соцсетях? То есть Вы совместно с пиар-отделом даёте обратную связь посети­телям? Учитываете какие-либо опросы?

И.С.: Что касается работы с пиар-отделом и соцсетями – всё строится по-разному. В зависимости от ситуации и загруженности и нашего отдела, и пиар-отдела. Безусловно, мы находимся в тесном контакте. Прежде всего это касается выста­вочных проектов. Есть определённый алгоритм работы и прод­вижения выставок и он исполняется, имеет хороший результат. Что касается соцсетей, когда я пришла, для популяризации коллекции и привлечения зрителя мы на протяжении года или полутора, практически, ежедневно делали с коллегами публикации в соцсетях по произведениям из нашей коллекции. Они были приурочены к датам, праздникам, дням рождения скульпторов. Писали очень много, это возымело действие – скульп­турные выставки стали посещаться лучше. И сейчас я занимаюсь активной пропагандой нашего собрания и наших выставок в соцсетях – на своей личной странице в Фейсбуке (у меня их две – собственная и профессио­наль­ная – «Скульпторы о скульптуре»), Инстаграме (тоже две страницы) – рассказываю о наших выставках и об этом виде искусства вообще, в том числе, и в этом формате. Сейчас у нас открылась выставка «Скульптор Сарра Лебедева. Избранное». И уже очень многие мне пишут, задают вопросы. Очень хороший отклик был на выставку Александра Рукавишникова, многие пришли после открытия галереи по завершении карантинного периода. Для такого рода выставки народа приходило много. В один из дней, записывая фильм о Рукавишникове для канала «Культура», мы буквально не могли разойтись с публикой в залах. И люди вынуждены были стоять в ожидании окончания ответа на очередной вопрос журна­листов. Потом камеру выключали и люди группками переходили смотреть другую часть выставки. И это было очень отрадно наблюдать.

А.С.: А сколько примерно экспонатов в фонде (фондах / коллек­циях) музея? Фонд скульп­туры ГТГ пополняет­ся новыми экспо­на­тами? Это закуп­ки, или дары? Делят­ся ли они внут­ри по време­ни, мате­риалу изго­тов­ле­ния: брон­за, мра­мор, фар­фор, кера­мика? Как всё это хранит­ся?

И.С.: Что касается экспозиций – сейчас в Третья­­ковской галерее абсолютно иные подходы к форми­­рованию экспозиционного пространства. И здесь учитывается и опыт мировых музеев, потому что к скульптуре сейчас очень много внимания и оно растёт. Это радует! И экспози­ционеры прекрасно понимают, что скульп­тура – тот объект, который прежде всего формирует пространство. И зачастую нужно отталкиваться от пространства. Скульптура способна очень сильно аккумулировать на себе внимание, отвлекая его от всего остального. И это нужно учитывать. И мне радостно, что это понимание есть.

В фонде скульптуры более 5.000 произве­дений. Коллекция скульптуры делится по времени: и XX век, и фонд XVIII—XIX веков. После 1917 года – на Крымском Валу, в Новой Третьяковке. Дореволюционное – в запасниках в Лавру­шинском переулке, в т.н. депозитарии. Где запасник позволяет – мы ранжируем по материалам. Бронза отдельно, дерево отдельно, камень отдельно.

Конечно же, фонд пополняется, и это – одна из приори­тетных форм работы для нашего отдела. Галерея, безусловно, принимает активное участие в пополнении фондов скульптуры. Это не только дары, но и закупки. А поскольку закупки происходят на спонсорские деньги, то тут огромная роль нашего генерального директора Зельфиры Исмаиловны Трегуловой, за что ей огромное спасибо!

Принцип отбора очень строгий. Безусловно, на мне, как на заведующем отдела одного из крупнейших музеев не только страны, но и мира, лежит ответственность за качество того, чем мы пополняем фонд. Мы не имеем права спустить планку, она должна быть очень высокой. Отбор жёсткий. Но, в то же время, мы приносим благодарность тем, кто согласился подарить в фонд Третьяковской галереи свои работы, потому что мы преследуем цель, чтобы все периоды развития скульптуры были у нас представлены и зачастую приходится вести длительные переговоры с владельцами, или их наслед­никами. Мы стараемся проявить максимум диплома­тичности, такта, любви и уважения и с благодарностью принимаем их дары.

• Александр Рукавишников. Микеланджело Буонаротти. 1972
• Александр Рукавишников. Старая музыка. 1982
• Александр Рукавишников. Лето в городе. 1985

А.С.: Выставка работ Александра Рукавишникова. Очень рады, что пригласили и благодарны Вам за персональную экскурсию, подарки. Выставка неожиданная, потрясающая. Понимаем, что много сложностей в организации, но и уровень подачи экспонатов, когда видим что даже освещение установлено с подтекстом, подчёр­кивающим работы.

М.Т.: Долго готовили этот проект? Расскажите что-нибудь «из закулисья» подготовки!

И.С.: Эта выставка – не просто проект Третья­ковской галереи, но и результат моей многолетней научной работы. Примерно с 2011 года я занимаюсь творчеством динас­тии Рука­виш­нико­вых. Это был сложный путь познания. Александр Иулианович Рукавишников — его скульптура сложна, неодноз­начна, зачастую прово­кативна. И мне понадо­билось на тот момент достаточно много интел­лектуаль­ных и эмоцио­нальных усилий для того, чтобы проникнуть в мир автора, понять и почувствовать его. И когда это произошло – появилось более глубокое осознание его творчества в целом. Сама по себе выставка, как и любой выставочный проект Третья­ковской галереи, готовилась длительное время, почти два года. Потому что начинается всё с идеи, составления и утверждения концепции. Далее идёт подбор работ, работа с дизайнером, с самим художником. Художники – люди не простые. И их настроение, мнение всегда необходимо учитывать. Из закулисья – это не тайна, но тем не менее – разногласия с Александром Иулиановичем у нас были принци­пиальные. Моей идеей была выс­тав­ка-ретро­спек­тива. И мне удалось эту идею реализовать. Казалось бы, ретро­спективная выставка – в идее нет ничего нового. Все выставки художников, зачастую, таковы. Но в случае с Рука­вишни­ковым это была уникальная идея, потому что, во-первых, за его творческий путь вообще было мало персональных выставок, во-вторых – ретроспективных не было вовсе. И уже появилось не одно поколение зрителей, которые просто не знают раннего Рукавишникова, с чего он начинал, из чего вышел. А ведь в раннем творчестве у него было много разных открытий, которые сейчас являются в мировой скульптуре общим местом, но на тот момент он во многих вещах был первопроходцем. Необходимо было показать путь мастера, сделать серьёзный отбор вещей, задействовав все реперные точки. Но при всём этом, Александр Рукавишников был против ретро­спек­тивы, показа его раннего твор­чества и настаивал на том, чтобы выставка продемонстрировала только его зрелые работы. И вот тут у нас было много трений. Очень много. Не знаю, как удалось его переубедить! За это большое спасибо Нине Глебовне Дивовой, заведующему выставочным отделом ГТГ. Мы с ней вместе приходили в мастерские, отбирали работы, убеждали его. Потому что Нина Глебовна при­ветст­вовала идею о ретро­спективной выставке. И она была согласна со мной, что это будет интересно и необычно. Самое интересное, что ранние работы вызывали у зрителей море положи­тельных эмоций.

А.С.: Какая из представленных работ наиболее Вам интересна?

И.С.: Говорить о том, какая работа на выставке мне понравилась больше всего – достаточно сложно. Потому что Александр Рукавишников принадлежит к тем авторам, которых надо воспринимать в сово­купности. По одной работе не скажешь ничего о скульпторе. Ну просто ничего. И здесь проект был хорош тем, что нам удалось создать особое пространство – мир скульптора. Поэтому, кроме разделов раннего и зрелого творчества, мы выделили ещё два раздела – «Тема язычества» и «Тема матери», оформив их в самостоя­тельные пространства. Эти две темы проходят в его творчестве красной нитью, то есть получился рассказ в рассказе. Помимо этого, кто был на выставке вспомнит, что вход на выставку был фланкирован двумя зеркалами, которые тоже работали как произ­ведения искусства, сделанные автором. Они специально были повешены друг напротив друга и симво­лизировали портал. Когда вы вставали между ними – то там было много-много отражений, как символ входа в иной мир, мир идей скульптора, иное измерение. И мне хочется побла­годарить нашего дизайнера Алексея Подкидышева, который очень внимательно, очень дотошно изучал творчество мастера. Я его приводила в мастерские к Александру Иулиановичу, много расска­зывала про его творчество, показывала свои статьи, каталоги. И Лёша проникся, загорелся, сделал потрясающее пространство, очень изысканно и тонко использовал натураль­ные материалы. Старые доски – как ощущение старой разрушенной деревни. В нижней галерее было выделено отдельное пространство, посвящённое теме матери. И там бронза, мрамор и гранит, из которых созданы работы, были пред­ставлены в прос­транстве, обитом войлоком, что созда­вало ощущение теплоты и уюта, которые связаны с образом матери.

В качестве очень яркой работы, которой завершалась экспозиция, и которая была создана специально к нашей выставке (в числе нескольких), я бы могла назвать работу «Фаина». Она мощная энер­гетически и пласти­чески, аккумулирует в себе все те приёмы и идеи, которые скульптор пронёс через весь свой  творческий путь. Я считаю, что это гениальное произ­ведение!

М.Т.: Современные отечествен­ные скульпторы. Кого бы Вы выделили? Есть ли любимые авторы? Или так ставить вопрос неверно? Возможно зару­бежные авторы интересуют? Срав­ниваете ли их произве­дения с произве­дениями русских авторов?

И.С.: Про современных отечественных скульпторов я не буду говорить и выделять кого-нибудь, поскольку это неэтично.

Что касается зару­бежных авторов, к сожалению, или к счастью – срав­нение здесь неуместно. У нас разный менталитет, разный подход к пластике и разные школы, которые проходят скульпторы. Поэтому там всё ориенти­ровано на доступность восприятия, а у нас менталитет такой, что мы копаем вглубь. И на передний план выходят внутреннее само­ощущение, душа. А это требует более сложных, более глубоких пласти­ческих подходов. Из-за этого я бы не стала сравни­вать: они хороши по-своему, мы – по-своему.

М.Т.: Стоит ли сегодня перед музеем задача образовательного «продвижения скульптуры в массы»? Это вообще нужно и возможно ли? С античными произведениями такого, наверное, не требуется? Все представляют образы Венеры, Аполлона, Ники Само­фракийской. А чем ближе к совре­менности, тем сложнее?

И.С.: Что касается образо­вательного прод­вижения в массы – это сейчас в большой степени соцсети. Я лично много работаю с творческими ВУЗами. И привлекаю к этому своих молодых сотрудников. А в массы, если говорить действи­тельно о массах, продвинуть скульптуру невозможно. Потому что это не массовый вид искусства, не для массового понимания. Это история, требующая длительного осмысления, вдумчивости, длительного разглядывания, рассматривания и сложной душевной и духовной работы. Поэтому мы даже не ставим себе задачи продвижения скульптуры в массы. У нас есть свой зритель. И мы стараемся находить этого зрителя и работать с ним.

Александр Рукавишников. Гребущая. 2008

Относительно восприятия совре­менной скульптуры – если скульптором был исполь­зован нетра­диционный пластический метод при создании работы – она сложнее для понимания зрителя. Но есть люди, у которых восприятие, скажем, абстрактного искусства и каких-то необычных вещей тоже очень сильно развито. Конечно, то, о чём вы говорите – Венера, Аполлон, Ника Само­фракий­ская – вещи широко известные, широко раз­рекла­мирован­ные в хорошем смысле этого слова. И, безусловно, люди едут на них посмот­реть, конкретно на них, специально.

Но, если говорить о совре­менности в скульптуре – она должна быть совре­менной. И если есть какие-то пластические находки в творчестве тех или иных скульпторов – это надо привет­ствовать. И они не сразу, как это показывает история, но находят отклик у зрителя. И эта вещь будет жить. И я в этом просто убеждена, это – моё непреклонное мнение.

• Александр Рукавишников. Лучница. 1979
• Александр Рукавишников. Женщина с лопатой. 1984

М.Т.: Совместные выставки на основе экспо­натов музеев с работами, предостав­­ленными авторами, как мы видим на примере Рука­виш­никова, могут быть. Авторы настаивают на включении в экспозицию работ, интересных только им?

И.С.: По поводу желания авторов о включении работ в экспозицию – мы, конечно, имеем ввиду временные выставки – в этом и сложность работы с худож­никами. Куратор может видеть выставку одним образом, а скульптор видит её по-другому. Но для чего нужен куратор? Это не просто техни­ческий сотрудник, который занимается оформлением документов, привозом и отвозом вещей и т.д. Куратор – это человек, который формирует идеи. Бывают и случайные кураторы, я говорю не о нашем музее, а о музеях вообще. Да, бывают. У нас делают выставки по тем научным темам, раз­работкой которых научные сотрудники занимаются не один год. Основная задача куратора состоит в том, чтобы увидеть творчество мастера объективно. Во всех деталях, подробностях, плюсах и минусах. И составить экспозицию так, чтобы она наиболее интересно и достойно демон­стриро­вала Художника, который внутри своей «худож­нической скорлупы» порой может видеть это по-другому. И не осмыс­ливать себя в данном контексте. В этом и заклю­чается сложность работы с авторами.

• П.А. Ставассер. Сатир и нимфа. 1850. ГТГ
• В.А. Беклемишев. «Как хороши, как свежи были розы». 1896. ГТГ
• Б.И. Орловский. Парис. 1840. ГТГ

М.Т.: А с другими музеями сотруд­­ничаете? Как это происходит? 

И.С.: Конечно, Третьяковская галерея сотрудничает с другими музеями. И наш отдел готовит интересный и серьёзный проект (не могу озвучить его сейчас), запланированный на следующий год (если всё будет хорошо). Меж­музейное сотруд­ничество в этой области – это обычная практика для всех музеев. Создаётся концепция выставочного проекта. И если под неё подходят какие-то вещи из других музеев, то она высылается туда с запросом конкретных экспонатов, или с просьбой посетить их запасники. Или с просьбой консультации у хранителей. И если всё в порядке и предмет может быть выдан – он выдаётся. А дальше доставка, приём на хранение… но это всё известно, можно сказать – общее место.

А.С.: А как насчёт частных кол­лекцио­неров? Кстати, вообще у нас есть коллек­ционеры скульптуры? Существует практика в Третья­ковской галерее обращаться к коллек­ционерам за материа­лом для выста­вочных проектов?

И.С.: Конечно, Третьяковская галерея сотруд­ничает и с коллек­ционе­рами. Не всегда их имена афиши­руются, потому что не все люди, коллекцио­нирующие произ­ведения искусства, этого хотят. Но очень часто на выставках в галерее, даже в экспозиции, появляются вещи из частных коллекций. В экспозиции – это, как правило, уже дар частного коллек­ционера. А на временных выставках они принимают участие и в выставках скульптуры они также участвовали.

Коллекционеры скульптуры су­ществуют. Их не так много. Но я не могу, по понятным причинам, сейчас назвать их имена. Это люди с огромным вкусом, насколько я знаю их собрания. Это достойно всяческого уважения! Это люди, прекрасно знающие историю мирового искусства, прекрасно разбирающиеся в нём. И в свои собрания они берут вещи действительно уникальные. И сотрудничать с ними, безусловно, очень приятно и почётно.

М.Т.: Более-менее понятно, когда соби­рают фарфо­ровую пластику — бюсты императоров, советские статуэтки. По опыту работы на Импера­торском фарфоровом заводе могу отметить, что на скульптуру всегда «голод» у соби­рателей.

И.С.: Насчёт «голода» на скульптуру – не могу про­коммен­тиро­вать. Но я знаю, что, если человек скульптуру любит – для него ни размер, ни материал не имеют значение. Он может собирать произведения от фарфоровых статуэток до масштабной полно­фигурной композиции, например, Манизера, Мухиной, Цадкина, Андреева, Конёнкова. Да кого угодно! Если коллекционер видит произведение, и оно отвечает его вкусам, запросам – то размер не имеет значения.

А.С.: Приходилось ли сталкиваться с вопросами атрибуции скульптуры? 

И.С.: По поводу атрибуции скульптуры – это одна из форм нашей деятельности. Атрибуцией занимаемся постоянно. И это очень интересно, потому что в любом музее, где есть большое собрание, особенно раньше, когда большими партиями поступали произведения искусства – история датировок, названий зачастую была перепутана, или терялась, или документы были неправильно оформлены. Всякое случалось в давние лихие годы. Но, тем не менее, теперь это – благородная работа. Помимо того, что мы даём вещи её реальную настоящую жизнь, восстанавливая информационное сопровождение, мы пополняем и свои знания, перелопачивая море литературы. Я всегда радуюсь, когда мои сотрудники занимаются такой работой. Я сама, работая над кандидатской, много занималась подобной деятельностью.

А.С.: Реставрация скульпту­ры слу­чается? Третья­ковская галерея занимается этим?

И.С.: Третьяковская галерея – это круп­нейший музей феде­рального уровня и у нас полно­ценные рестав­рационные мастер­ские по каждому виду искусства: и графика, и живопись, и скульптура. Это постоянный вид работы галереи. Случается, что помогаем в этом и другим музеям. Это ежегодная, ежедневная плановая работа, без этого мы не можем существовать.

М.Т.: Много ли в России современных действующих скульпторов, активно работающих? Бронза. Исторические работы, например, Лансере. Тут всё ясно. Или же современные, раскрученные, как Даши́ Намдакóв. Но вот что касается большинства современных авторов… Как они вообще живут? Можете отметить кого-нибудь из молодых авторов, кто в последние годы стал заметен благодаря таланту и неорди­нарности?

И.С.: Современных активно действую­щих скульпторов, безусловно, много. Уровень их различный. Конечно, надо начать с плеяды тех мастеров, которые вышли на арену художественной жизни в конце 1970-х—1980-е годы. Это и Георгий Франгулян, Леонид Баранов, Александр Рукавишников, Владимир Соскиев. Чуть моложе Михаил Дронов, Виктор Корнеев, Дмитрий Тугаринов. Это был всплеск отечественной скульптуры, очень неординарной, где каждый скульптор имеет своё лицо, свой стиль, своё видение пластики, свой взгляд на мир. Мощный был прорыв! Сейчас выходит на арену уже следующее поколение. Названные же мастера продолжают активно работать и радуют нас своими, не побоюсь этого слова – шедеврами. Ряд прошедших в последние годы персо­нальных выставок, показал, что названные мною мастера активно работают и многие занимаются не только монумен­тальной скульптурой, но и станковой пластикой. Многие из них преподают. Та молодёжь, которая их окружает – она смотрит на них, на их творческую активность. Даже на тех, кто не является их непо­средствен­ными учителями. Они общаются с мастерами, зачастую работают вместе с ними на крупных скульптурных проектах.

Вы спрашиваете, как они живут… все по-разному. Сейчас стало намного сложнее существовать скульптору, поскольку отсутствует система госзаказов, которая была в советское время. И это большая сложность для авторов, потому что скульптура – много­­затратный вид искусства. Здесь один материал требует больших вложений. Мастер­ская должна быть обязательно. Если живописец, или график хоть как-то может работать в домашних условиях, то скульптору это сделать невозможно. И, конечно, у всех студентов, выпускающихся из творческих ВУЗов, всегда возникает первая проблема – где найти мастерскую. Она должна быть хорошей, просторной, там должен быть определённый свет. Это очень непростая финансовая история. Поэтому живут сложно… И честь и хвала тем, кто умудряется не отойти от творчества, не уйти только в коммерческие заказы, а всё-таки развивается как личность в искусстве. Это сложно на сегодняшний день. Но многих особенно талантливых молодых поддер­живают наши крупные мастера, потому что они работают вместе на их заказах. Это неотъемлемая часть работы молодого скульптора. Здесь нет ничего странного, или недостойного, как может показаться человеку не сведущему в вопросах и тонкостях становления в данной профессии. Но помогать ведущим мастерам в таких проектах – это большая честь и удача.

М.Т.: В Москве готовят студен­тов-скульпто­ров Суриковка и Строгановка как минимум. Много ли молодых выпускается ежегодно? Вы рабо­таете со студентами? 

И.С.: Молодых сейчас много и работают они по-разному. Сейчас, как мне кажется, происходит всплеск новой плеяды имён. По этическим соображениям я не буду никого называть, это не очень хорошо. Но, наблюдая не первый год выпуски творческих ВУЗов и то, как молодые выставляются на творческих проектах, могу сказать, что у нашей скульптуры есть будущее. И, что мне нравится, некоторые из них – не все – овладев мастерством техни­ческим, начинают говорить на каком-то своём новом, современном языке. Они получают свободу и на этой полученной «ремес­ленной» базе, начинают выкристал­лизо­вывать свои мысли, идеи. Мне нравится, что язык скульптуры осовре­мени­вается. Не опрощается, а именно осо­вре­менивается. Потому что совре­менное искусство – это искусство, совре­менное нам. Мы всегда будем искать долю совре­менности. Оно должно «резонировать» с нашей жизнью. Это сложно верба­лизи­ровать. Но отклик должен быть. Искусство всегда в социуме. Оно не может быть вне его. Оно не должно быть мега­­актуаль­ным, реакцией непосредственно на какое-то событие. Но струна современности, пульс времени, биение той жизни, которой мы живём, это всё должно присутствовать. Это моё твёрдое убеждение.

Я работаю со студентами. Бываю в их мастерских. С наиболее яркими и перспективными выпускниками я стараюсь общаться, насколько хватает времени. Я являюсь рецензентом выпускных дипломов на кафедре скульптуры Суриковского института. Этой деятельностью занимаюсь с 2013 года, то есть довольно давно. И считаю тем, без чего невозможно обойтись человеку, серьёзно занимающемуся современной скульптурой. Важно видеть, как, из чего развивается новое поколение, как они думают, как растут, как меняются. Поэтому я бываю не только как рецензент на экзаменах, прихожу и на закрытые просмотры кафедры скульптуры, где педагоги проходят по всем мастерским с первого до последнего курса. Идёт всегда горячее обсуждение работ, очень внимательное. Студент может получить любую оценку. Бывает, что студент-троечник, который еле-еле «тащился» всю учёбу, к выпускному курсу выдаёт такое произведение, такую глубину мысли – радуешься, что человек оказался на своём месте. Конечно, педагоги в Суриковке высококлассные.

Что касается работы со студентами в рамках Третьяковской галереи, мы начинали некую работу с творческими ВУЗами, к нам приходили студенты и у меня была идея, чтобы по скульптурным выставкам с ними работали специалисты моего отдела. Это достаточно сложно, потому что этим должен заниматься специальный человек в отделе, а у нас это по нагрузке невозможно. Но случаются разовые контакты с группами из ВУЗов. Однако есть некоторые идеи относительно регулярного взаимодействия со студенческой аудиторией после реконструкции Третьяковской галереи на Крымском Валу. Дело в том, что у нас будут открытые запасники (по крайней мере, в архитектурном дизайне помещений они заложены). Мы их сейчас с руководством концептуально обсуждаем, прорабатываем, как это может функционировать, какие виды деятельности там могут быть. Это и запасник, и экспозиция, и пространство для серьёзной работы в направлении образо­вательных программ. Здесь, конечно, виды деятельности будут очень продуманными, а наши контакты с творческими ВУЗами, я надеюсь, углубятся и улучшатся.

М.Т.: Камерная скульптура. Монумен­тальная скульптура. Вы с памят­никами не работаете? Но замечаете их? Можете отметить инте­ресные работы последнего времени?

И.С.: Что касается мону­ментальной скульптуры… Конечно, я их замечаю. Как их не заметить? Мы живём в этом городе и общаемся с его про­странс­твом ежедневно. Но Вы должны понимать, что всё, что касается мону­ментальной скульптуры – это прежде всего заказ. А заказ имеет определённые рамки, жёсткие условия. И не сочтите моё мнение предвзятым, но я считаю, что самой яркой мону­мен­тальной скульптурой последних лет является работа Александра Рукавиш­никова «Спартак», которая была установлена на стадионе «Открытие Арена» в Тушино. Это первая и един­ственная в России форма­листи­ческая скульптура, где нет ничего от анатомии как таковой. И, тем не менее, мы видим человека. Это совершенно уникальное произ­ведение. Здесь скульптор работал очень плотно с заказ­чиком. И заказчик, Леонид Федун, дал ему карт-бланш, возможность сделать так, как он мыслит. Сама архитектура стадиона достаточно футу­рис­тична, и заказчику не хотелось, чтобы статуя была выполнена в традиционной манере. Поэтому здесь желания Рука­вишни­кова и Федуна сошлись. Я думаю, что это – скульптура будущего. Сейчас немногие смогут по достоинству оценить этот прорыв в оте­чествен­ной пластике.

М.Т.: А как насчёт медалей? Вот их точно коллек­ционируют активно. И нас­тольные, и наг­радные. И это, строго говоря, тоже скульптура. В фондах Третья­ковки они есть, или не Ваш профиль?

И.С.: В Третьяковке большая коллек­ция медалей. Наград­ных нет, но медаль, как произ­ведение искусства, является составной частью нашего собрания. И не так давно они выставлялись в музее «Коло­менское», куратором была Кате­рина Шмакова, с которой мы плотно сотрудничаем. Она раннее работала в отделе скульптуры Третья­ковской галереи и хорошо знает наше собрание, всегда с большим пиететом относится к тем вещам, которые есть у нас.

М.Т.: Можно ли поговорить о ближай­ших планах Третья­ков­ской галереи в области скульптуры? Можете ли намекнуть о  готовящихся проектах, или пока всё секретно?

И.С.: Пока готовили наше интервью, у нас откры­лась выставка Сарры Лебедевой. Проект совер­шенно уникальный по дизайну, наполнению, внутренней возвы­шенности. Редкий проект, позволяющий почувст­вовать мир скульптора благодаря особой «внутренней тишине». Удачный творческий союз куратора и дизайнера даёт зрителю почувст­вовать то, какой была эта женщина-скульп­тор: крупнейший мастер совре­менности, виртуозное мастерство портре­тиста. Даже небольшие её этюды очень сильно работают вместе со скульптурой «Девочка с бабочкой», не теряются в этих пространствах. Это говорит о том, что Сарра Лебедева по своему мышлению была мону­мента­листом. Она, фактически, к сожалению, в этом аспекте не реализовала себя. Но этот проект показал, что она была не только блестящим мастером камерного, интимного портрета, но и безусловным скульп­тором-мону­мента­листом.

Недавно открылась выставка Андрея Красулина. Это скульп­тор-шести­десят­ник, мастер иного толка. Но всё равно стоит особняком, потому что это человек идеи. Это и не скульптор, и не график, и не живописец. И в то же время – это и скульптор, и график, и живописец, и инсталлятор, и просто уникальный придумщик. Я его называю «Мастер-идеи», у него можно черпать всем. Он из бумаги способен сделать такое, что может быть воплощено в любом материале, с любыми пласти­ческими вариациями. Такие люди рождаются редко.

В следующем году нас ждёт масштабный проект, включающий не только скульп­туру, но и живопись. Но истоком и импульсом к этому послужили скульп­турные объекты. Но это пока наша тайна и интрига, над которой мы работаем большой командой.

Также, осенью следующего года зрители увидят очень изысканную, тонкую выставку, где будет пред­ставлено творчество уни­кального семейного дуэта — скульптора Татьяны Соколовой и графика Гурия Захарова. Этот проект наш отдел готовит совместно с отделом графики XX века.

А.С.: Чем скульптура является для Вас лично? Созидательным сложением и вычитанием? Чему отдаёте предпочтение?

И.С.: Для меня скульптура – это моя жизнь. И выделить аспекты того, как она влияет на меня и чем конкретно – невозможно. Я с этими мыслями просыпаюсь, с ними же засыпаю. Я этим занимаюсь в течение дня, думаю об этом в отпуске, в выходные, праздничные дни. Я либо пишу статью, либо готовлю выставочный проект, либо размышляю о планах. Либо читаю (постоянно) какие-то книги, исследования. Всё-таки я занимаю большую и ответственную должность. И всегда должна быть опорой для сотрудников, а для этого надо постоянно повышать свой профессиональный уровень. Поэтому скульптуру теперь любит вся моя семья, и начали, кстати, в ней  очень неплохо разбираться. И они меня в этом очень поддерживают. Я считаю, что это очень большое счастье, когда твоя работа – это твоя жизнь. Ты приходишь на работу с радостью, даже несмотря на проблемы, которые возникают, даже несмотря на тяжёлые, казалось бы, неразрешимые ситуации. Но это – безусловная любовь к этому виду искусства и такой ответственный пост, на котором я должна не только сберечь то, что мне доверили, но и пополнить новыми произведениями. Здесь нужен и вкус, и профессионализм, и знания. Поэтому ежедневная постоянная работа над собой – мой удел. И мне это доставляет радость и удовольствие.

Предпочтений у меня нет. Наш отдел занимается всей скульптурой на двух площадках – раньше это было два отдела, сейчас он единый и не делится в соответствии с временными рамками. Это вся скульптура Третьяковской галереи. Мы пополняем собрание современными работами. И чем дольше я работаю на этой должности, тем больше я «внедряюсь» во все исторические периоды. Сложно что-то выделить, ко всем авторам и произведениям отношусь как к шедеврам, которые я очень люблю. Одинаково восхищаюсь и Шубиным, и Клодтом, и Голубкиной, и Конёнковым, и Антокольским, и Рукавишниковым, и Комовым, Шадром, Мухиной, Барановым, Дроновым и Корнеевым, и Пологовой. Имён много. И каждое имя вызывает тёплое чувство. Важно не только знать скульптуру, но и чувствовать. Чтобы, когда видишь произведение искусства – у тебя дух захватывало! И как искусствовед, очень много пишущий о скульптуре, могу сказать, что чем талантливее произведение, тем сложнее о нём писать! Потому что ты замираешь в восхищении и каким-то десятым чувством понимаешь, что это – гениально. А как это происходит – объяснить сложно… Много говорить можно о плохом произведении. А о хорошем можно только молчать.

А.С., М.Т.: Спасибо за уделённое время! 

И.С.: Благодарю Вас за возможность высказаться, очень рада была поработать с Вашим журналом. И хочу пожелать читателям почаще приходить и в Третьяковскую галерею, и в другие музеи и останавливаться перед произведениями пластики. И даже если нет внутреннего тяготения, всё же постоять рядом, обойти вокруг, постараться почувствовать. И я уверена, это обогатит внутренний мир.

Желаю удачи Вашему изданию!

При оформлении статьи использованы фотографии Андрея Лобанова
и Алексея Сидельникова (выставка работ А. Рукавишникова)

Отдельно благодарим Марину Маршакову
за содействие в организации материала

Изображения работ Государственной Третьяковской Галереи:

М.М. Антокольский. Петр I. 1872. ГТГ
Неизвестный скульптор второй половины XVIII века. Павел I. ГТГ
Е.А. Лансере. Святослав. 1886. ГТГ
Фальконе Этьен-Морис. Петр I. Уменьшенное повторение памятника, установленного в 1782г. в С.-Петербурге. ГТГ
Клодт фон Юргенсбург. Николай I. 1856. Эскиз памятника. ГТГ
П.А. Ставассер. Сатир и нимфа. 1850. ГТГ
В.А. Беклемишев. «Как хороши, как свежи были розы». 1896. ГТГ
Б.И. Орловский. Парис. 1840. ГТГ
С.И. Иванов. Мальчик в бане. 1858. ГТГ
И.Я. Гинцбург. Иван Иванович Шишкин. 1892. ГТГ
М.О. Микешин. «Тысячелетие России». 1859-1862. Модель памятника. ГТГ
А.М. Опекушин. Александр Сергеевич Пушкин. 1875. ГТГ
М.М. Антокольский. Христос перед народом. 1876. ГТГ
С.М. Волнухин. Портрет П.М. Третьякова. 1899. ГТГ

P.s. После подготовки этого материала мы побы­вали на выставке работ Сарры Лебедевой в Инженерном корпусе Третья­ковской галереи. И напишем совре­менно: рекомендуем, есть на что посмотреть.

Увидеть неизвестное. Живопись и скульптура XVII–XXI веков из фондов Третьяковской галереи

Скульптор Шадр. К 135-летию со дня рождения

Дети Великой Отечественной

Скульптор Шадр. К 135-летию со дня рождения

Наум Могилевский. Скульптура и графика

_________________

Обсудить материал >>>