За фасадом эпохи

Галерея Ильдара Галеева пред­став­ляет вы­став­ку «За фасадом эпохи». У вас есть уни­каль­ная воз­мож­ность увидеть про­из­веде­ния мос­ковских художников со­­вет­ского пе­риода начала 1920—40-х годов.

Многие авторы картин выходцы из стен ВХУТЕМАСа, поэтому художники могли быть знакомы друг с другом, могли были знакомы с творчеством друг друга, имели общих учителей. Конеч­но, художники этого пе­риода тра­диционно делятся на старших, имевших прошлое в опыте и событиях, и младших, которым предстояло утвер­ждаться, а кому-то и просто цепляться за возможность твор­чества. Но сегодня зрителям это уже не всегда важ­но. Важно — впечатление от про­из­ве­дений. Картины не со­держат рево­люционного пафоса, обходятся без идеологи­ческих клише и плакат­ности, т.е. представляют то, что оставалось за фасадом эпо­хи, а теперь удачно отмечено в названии выс­тавки. Но при этом представленные изобра­жения и печат­ная продук­ция, пока­зывают время, настроение, со­храняют важное авторам мгновение, являют­ся до­ступ­ным само­вы­раже­нием до и после появле­ния строк 1933-го года Осипа Бескина, что «борьба против форма­лизма, как вред­нейшего течения в нашей живо­писи, является од­но­вре­мен­но борь­бой за тех из худож­ников-форма­листов, ко­торые не безнадёжны с точки зре­ния воз­мож­нос­ти пере­стройки…». И тем не менее это был один из самых продук­тив­ных и инте­реснейших худо­же­ст­вен­ных пе­риодов.

Со своей стороны мы благодарны Ильдару Галееву, галеристу, куратору, искусствоведу и арт-критику, за труд по соединению произведений жи­вописи и возможность прикоснуть­ся к прош­лому.

Главный редактор
Алексей Сидельников

Представьте, что Вы идёте на торжественное мероприятие. На­при­мер, на концерт, или в театр. Хотя, сейчас куль­тура такого рода тор­жест­вен­ности, к сожалению, уходит. Но Вы собрались. Вы надели модный костюм-тройку, или эле­гант­ное ве­чернее платье. На­ду­ши­лись любимыми духами. Надели улыбку. Вы кра­сивы и успешны! Все смот­рят с удовольствием и любуются Вами. Кто-то завидует. Но всё это — внешнее. И если за до­рогим костюмом и улыбкой нет со­держания — это всё фальшь и пустышка. Так ведь не только с чело­веком, но и с эпохой. Всегда и у всего есть изнанка. Есть парал­лельные реальности. А может быть и что-то не­приглядное. Как может быть у человека дурное настроение.

Если говорить об искусстве 1920—1940-х, то это далеко не только соцреализм. Он, кстати, тоже стал уже историей и для молодого поколения потерял идеоло­гичес­кую со­став­ляющую и стал прос­то архео­логическим пластом. Да и, справедливости ради, там было немало хороших произведений. Но вещи мону­ментальные и бравур­ные более известны, есть некое общее представление эпохи по живописи. Портреты вождей, ударники труда, демон­страции. Красные знамёна. Успехи в производстве и сельском хозяй­ст­ве. Героические воины, защищающие Родину. Из этого форми­ровалась мифология госу­дарства.

Но как и нарядный молодой человек, или девушка, пришедшие на спектакль, у искусства есть и другие грани. Девуш­ка с утра может быть растрёпан­ной и ненакрашен­ной. Молодой человек, возвращаясь из театра, может напиться вдрызг. И художники изображали не только парадные стороны советского государст­ва, но и что-то совершенно другое. Что это? Религиозные поиски и размышления о сущем. Душевные терзания. Тихая жизнь вещей. Семейные сцены, где все естественны. Имен­но по­тому название выставки в галерее Галеев «За фасадом эпохи: исто­рия мос­ковских художников 1920—1940-х» — чрезвычайно удачное. Итак, за бра­вурностью пряталось что-то другое.

Выставка организована группой наследников московских художников «Плеяда» в со­трудничестве с Галеев-Галереей и Госу­дарст­венным Музеем Архитектуры им. Щусева.

После двух революций, Пер­вой мировой и Граж­данской войн, трагедий коллективиза­ции и голода, массовой эмиграции и общей разрухи в культуре происходит смена одной художествен­ной школы другой, связанной с доре­волюцион­ной, но уже чувствующей мир иначе. Появляются другие кумиры и идолы, ориентиры и направления. Система образования также пре­терпевает колос­сальные реформы. Сфор­мировавшийся еще в конце XIX века модернизм в начале XX столетия развивается во множестве вариаций. При этом искусство попадает под серьезный контроль власти, навязывающей творческим индивидуумам не только темы и сюжеты, но и миропонимание, и сами способы внутри­цехового общения, вне независимых групп и объедине­ний, но толь­ко в составе цент­роли­зованного Союза.

Попытка свести функции живописи к отражению атмосферы ликования и праздника встре­чала известное сопротивление тех, для кого смысл деятельности живо­писца заключался в поэтической интер­претации камерных сюжетов. «Чело­веческая простота» в те годы понималась по-разному: в одних случаях она была неотде­лима от при­митивно понятой на­родности и наивного оптимизма, в других — отражала естественность чувств и пере­живаний рядовых людей в непрос­той советской повседневности.

Тот факт, что творческий диапазон искусства 1920-х годов значительно превосходил наработки последующего десятилетия, сегодня не вызывает сомнений. Однако, как справедливо отмечает А.И. Морозов, характеризуя твор­ческую ситуацию 1930-х, это были «худож­ники, учившиеся у очень разных учителей. Потому что в советской школе искусства типа свободных худо­жественных мастерских пре­подавали и недавние пере­движники, и импрес­сионис­ты с сезаннистами, и радикальные пред­ставители авангарда. Здесь и И.И. Бродский с Е.И. Чепцовым, и А.Е. Архипов, К.Ф. Юон, и Машков с Кончаловским, и В.Е. Татлин, А.М. Родченко с А.Д. Древиным и Д.П. Штеренбергом, а кроме того — К.С. Петров-Водкин, П.В. Кузнецов, Н.П. Крымов, В.А. Фаворский со своим бли­жайшим помощником К.Н. Истоминым… К тому же, по свидетельствам вхутемасовцев, отношения между сту­дентами и профессурой были довольно свободными, причем прямое подражание мастерам не поощрялось»[1].

О новых смыслах советского искусства 1930-х, его разных полюсах и срезах невозможно говорить, не учитывая историко-политический контекст. А.К. Якимович отмечает дуализм в ощущении жизни в СССР: «Советские люди были богатые бедня­ки, или бедные богачи; счастливые обитатели великой страны, которая шла по единственно верному пути в направлении светлого будущего, то есть окончатель­ного тупика. Люди Страны Советов были самыми свобод­ными и самыми несвободными людьми в мире. Своеобраз­ный демократизм сталинской системы состоял в равенстве перед лицом всемогущих властей, а, следо­вательно — перед лицом репрессий»[2]. Н.Л. Адаскина также говорит о неоднозначности эпохи: «В противоестественном соединении полярных ликов радо­стно-без­забот­ного жиз­не­утвер­жде­ния и болез­­нен­но-подо­зри­тель­­ного страха — коренное противоречие всей культуры тридцатых» [3].

[1] Морозов А.И. Соцреализм и реализм. М., 2007. С. 119.
[2] Якимович А.К. Полёты над бездной. Искусство, культура, картина мира. 1930–1990. М., 2009. С. 247.
[3] Адаскина Н.Л. 30-е годы: контрасты и парадоксы советской художественной культуры // Советское искусствознание, вып. 25. М., 1989. С. 33.

Из официального пресс-релиза:

На выставке представлены работы 36 московских художников, творческий расцвет которых пришёлся на переломные для советской культуры 1920-е – 1930-е годы.  Это Лидия Агалакова, Меер Аксельрод, Лев Аронов, Мария Владимирова, Михаил Вогман, Кира Габрилович-Мосякова, Александр Глускин, Борис Голополосов, Товий Гусятинский, Георгий Ечеистов, Лидия Жолткевич, Мария Ильф-Тарасенко, Лев Зевин, Александр Китаев, Татьяна Козулина, Ева Левина-Розенгольц,  Сергей Маркин, Соломон Никритин, Георгий Павильонов, Серафим Павловский, Борис Петров, Николай Прокошев, Михаил Ранков, Елена Родова, Сергей Романович, Иван и Надежда Свешниковы, Роман Семашкевич, Антонина Софронова, Баки Урманче, Раиса Флоренская, Лидия Хромова, Константин Чеботарев, Антон Чирков, Константин Эдельштейн, Сергей Эйгес  и другие. Это люди разного социального происхождения, ушедшие молодыми или в расцвете творческих сил, искавшие свой путь, манеру и темы, но не вписавшиеся в официальный советский дискурс. Их истории и судьбы тесно переплетаются между собой, образуя определённую социаль­ную сеть того времени.

Группа этих художников неодно­родна, её можно разделить по времени начала творческой деятельности на «старших» и «младших». В тридцатые годы катастрофически сузилась воз­можность участия в публичной ху­дожествен­ной жизни и выставках «старших» художников, среди которых Борис Голополосов, Александр Глускин, Лев Зевин, Александр Китаев, Ева Левина-Розенгольц, Антонина Софронова, Михаил Ранков, Константин Чеботарёв, Антон Чирков.

Взгляд художников внутрь себя, рефлексия через поиск ракурса, формы, колористического решения – всё это сделало такое искусство непригодным для пропаганды советского строя, когда «жить стало лучше, жить стало веселее».

Их творчество, в котором синтезируется влияние различных худо­жественных школ, начиная от искус­ства Возрождения и до совре­менных стилей и направлений, характеризуется полифонией взглядов, методов и жанров. Поэтому наследие «зафа­­садных» мастеров интересно показать не биографи­чески, а эстетически – через поиск стиля, темы, манеры пись­ма, цвета, восприятие времени и себя в нем.

Живописные и графические работы представленных художников бережно хранятся у наследников и в частных собраниях Москвы, а также в коллекциях крупных художественных музеев России (Москва, Санкт-Петербург, Казань, Пермь, Саратов, Ярославль, Киров и др.) и ближнего зарубежья (Нукус, Тбилиси, Сухуми, Бишкек).

Эта выставка – дань памяти Ольги Осиповны Ройтенберг (1923-2001) – историка искусства, исследователя, внесшей неоценимый вклад в изучение отечественного изобразительного искус­ства 1920-х – 1930-х годов, возвращение целого поколения художников из забвения. Книга-альбом «Неужели кто-то вспом­нил, что мы были…», издан­ная по материалам Ройтенберг в 2004 году (и пере­изданная в 2008) стала настоль­ной для всех, кто интересует­ся живописью этого времени и суьбами художников.

Галерея довоенного отечественного искусства «Галеев — Галерея» открылась в мае 2006 года в центре Москвы недалеко от Патриарших прудов. Основной предмет деятельности галереи: открытие ранее неизведанных пластов в изобра­зи­тельном искусстве до 1941 года, демонстрация творческих наследий мас­теров, незаслуженно оказавшихся на периферии общественного интереса, а также исследование уникальных и мало­известных сторон творчества признанных художников этого времени.

Но самое замечательное — встреча с организатором всего этого богатства. Ильдар Галеев — известный коллекционер и блестящий знаток отечественного искус­ства первой половины XX века. И пообщаться на такой выставке — большая радость! Кстати, если Ильдар не отка­жется — надо сделать интервью.

Стоит отметить, что живописной культуры в полотнах первой половины ХХ века было больше как в офи­циальной жи­вописи, так и в той, которая осталась «за фасадом». Вероят­но, выбор Ильдара Галеева произве­дений этого периода как объектов кол­лек­цио­нирования и ис­следо­вания на фоне большинства работ начала XXI века справедлив.

Тем, кто припозднился, как я, сообщаю — выставка работает до 6 февраля. Ребята! Ещё всего одна неделя! Всем, кому интересно до­военное искусство и его не лощёная сторона — посмотрите!

«Галеев — Галерея»

Москва, Большой Козихинский пер., 19/6, строение 1
(вход в арку дома 17 по Б. Козихинскому)

Вход свободный (такое уточнение в наше время звучит ободряюще!)

Михаил Тренихин
Заместитель главного редактора Sammlung/Коллекция,
кандидат искусствоведения

Выставка ВХУТЕМАС 100 (Музей Москвы и Музей архитектуры имени А.В. Щусева)

Другие берега. Русские в Нью-Йорке (Музей русского импрессионизма)

Охотники за искусством (Музей русского импрессионизма)

Мобили. Последний нонконформист (интервью с коллекционером Юрием Носовым)

Юрий Пименов (Государственная Третьяковская галерея)

Авангард на телеге в ХХI век (Музей русского импрессионизма)

Миражи. Саратовская школа (Музей русского импрессионизма)

Осип Бескин. Формализм в живописи

__________________

Обсудить материал на форуме >>>