День рождения Андрея Пустоварова — 16 июля. Желаем всяческих благ и благодарим за постоянное внимание и помощь в работе журнала «SAMMLUNG / КОЛЛЕКЦИЯ».

И сердечные пожелания только самого лучшего и новых увлекательных путешествий!

Вашему вниманию продолжение цикла материалов По Венам с Пустоваровым. Сегодня очередной материал: Греция, Афон. Награды Греции и философия!

Куда податься скучающему фалеристу в Европе:

в предвкушении Афона

Июль… Пора собираться на Афон. Если кто помнит, то я упоминал уже как-то о своей поездке в Грецию летом прошлого 2017-го года.

Подарил мне брат в прошлом году на день рождения поездку на Афон. И в этом году мы с братом тверды в намерениях снова попасть туда. Билеты куплены, планы кое-как построены. В деталях всё запутано, но вехи вбиты, мы ждём Афон. Афон ждёт нас.

Не люблю писать общими фразами, вроде как, к примеру,  Греция для русского человека это… и так далее. Русские люди меняются и равняться на русских людей, даже девятнадцатого века, бессмысленно, так как не знаем мы их. Думаем, что знаем, но ведь не встречались мы, максимум читали пару мемуаров, которые поняли на свой лад, да и что такое пара мемуаров для многомиллионного народа? Так. Случайные выборки.

Поэтому прошу любить и жаловать — случайные выборки из жизни Андрея Пустоварова!

Что для меня Греция? А Афон — это ведь Греция. Так вот Греция для меня всегда была античной. Ну по крайней мере до 2017 го года, пока я туда не поехал. Так сложилось с детства, что история Греции для меня и началась и закончилась античными богами и героями, поэтому когда я прилетел в Грецию, а точнее в Салоники, то не узнал её. Наверное надо было ехать в Афины… Не то, чтобы Греция не оправдала моих надежд, — однозначно оправдала! — просто она оказалась совсем другой. Античности там и  не найти… так, лёгкие следы римлян и множество современных домов. Даже стало интересно попасть в Салоники этак хотя бы в конец  девятнадцатого века… Совершенно другими бы они мне показались. Ну, мне так кажется.

Наверное каждый слышал фразу, что современный мир, то есть Европа, многим обязан  античной  Греции. И по сути древняя Греция и есть  наша европейская прародина. Вся наша европейская культура родом из античной Греции.

Но как-то совсем присыпано вековой пылью обстоятельство, что Греция это и сохранившийся осколок Византии, именно с той культурой и религией, которые переняли наши предки. И, может, конечно, античная Греция и прародина человечества, но уж средневековая Греция это несомненно прародина России, чего мы в полной мере, как мне кажется,  не осознаем. Не осознают это и греки. Какой-либо связи с Россией я не заметил, русский язык, мягко говоря, не в почёте, какого-то особого отношения к России не встретил. Неправильно это!.. Слишком мы близкие, родственные страны, чтобы быть так равнодушными к друг другу. А тут ещё и высылка российских дипломатов из Греции, совпавшая со странной смертью в районе Халкидики епископа Бирского и Белорецкого Илии. Высылки дипломатов из Греции в современной истории я на своей памяти и не припомню (ну если не возвращаться в послевоенные сороковые и пятидесятые года двадцатого века), даже в «деле Скрипалей», Греция не стала участвовать высылкой дипломатов… Утешает всё же то, что, согласно различным соцопросам, Греция лидирует среди европейских стран по положительному отношению к России. По уровню доверия к президенту России Владимиру Путину греки также значительно опережают остальные страны Европы.

Остановлюсь всё же здесь на реальности  и вернусь к путешествиям в прошлое.

Моё первое путешествие в Грецию уложилось в три дня.

День первый

Ну вот и прилёт в аэропорт Салоники в первой половине дня. Солунь… Солоники по-русски раньше называли Солунь. Родина святого Дмитрия Солунского. Родина Кирилла и Мефодия. Где-то недалеко, в Пелле, родился и Александр Македонский.

Конец июля. Жара безмерная. Едем в город, подбил я брата на посещение Военного Музея. Прилетел в брюках, но возле музея не удержался, переоделся в шорты.

Интересна надпись на музее: «Полемико Моузейо«, так сказать музей полемики. Для нас полемика стала дискуссией, а для греков — это война… Открыт музей совсем недавно в 2000 году, но уже полон всяческих артефактов по военной истории Греции, и, что немаловажно для фалериста, в музее имеется отличная коллекция греческих наград и неплохие подборки наград противников и союзников Греции на ее пути к независимости.  Однозначно стоит уделить ему время, что мы с братом и сделали. Не знаю как там обычно у них, у греков, но в ту июльскую жару мы оказались единственными посетителями музея. Ни полемикой, ни войной никому заниматься не хотелось.

Несколько часов в военном музее и уже в музей античности мы не успеваем, а просто гуляем по городу, пытаясь найти и рассмотреть древности.

В Салониках очень плотная современная застройка, в которой просто тонут византийские церкви из красного камня. Современные дома довольно однообразны, высокие, многоэтажные, с большими открытыми балконами и множеством спутниковых антенн на крышах. А между ними нет-нет да и и встретится плотно зажатая домами, оставшаяся в глубине культурного слоя церквушка, а то и целый собор!

Если всё-таки хотите их найти и посетить, вам однозначно понадобится хоть какая-нибудь карта города… Моя прошлогодняя карта ещё жива, обязательно возьму её в этот раз с собой. Да, небольшое философское отступление…  Имейте в виду, что не всегда нам удаётся попасть в одно и тоже место дважды. Так что старайтесь вникать в суть максимально сразу, не откладывая, да и просто жить так, как будто это ваш последний день…

Ну вот так мы и закончили этот мой первый день в Греции. Хотелось бы ещё посетить ранее намеченный для посещения Музей античности, есть там тоже что посмотреть. Не мешало бы пройтись и по солунскому Акрополю, съездить в Пеллу, которая совсем недалеко. Несомненно стоит зайти в Музей современного искусства, где костяком музейной коллекции стало собрание нашего соотечественника Георгия Деонисовича Костаки. Но нужно помнить, что по своей исторической и художественной ценности греческое собрание в Салониках уступает коллекции Костаки в Третьяковской галерее в Москве!

Вспомним самого Костаки, интереснейшего коллекционера. Вот как он писал о том, как он стал коллекционировать авангард:

«Я собирал и старых голландцев, и фарфор, и русское серебро, и ковры, и ткани. Но я всё время думал о том, что если буду продолжать всё в том же духе, то ничего нового в искусство не принесу. Всё то, что я собирал, уже было и в Лувре, и в Эрмитаже, да, пожалуй, и в каждом большом музее любой страны, и даже в частных собраниях. Продолжая в том же духе, я мог бы разбогатеть, но… не больше. А мне хотелось сделать что-то необыкновенное.

Как-то совершенно случайно попал я в одну московскую квартиру… Там я впервые увидел два или три холста авангардистов, один из них — Ольги Розановой… Работы произвели на меня сильнейшее впечатление.  И вот я купил картины авангардистов, принёс их домой и повесил рядом с голландцами. И было такое ощущение, что я жил в комнате с зашторенными окнами, а теперь они распахнулись и в них ворвалось солнце. С этого времени я решился расстаться со всем, что успел собрать, и приобретать только авангард. Произошло это в 1946 году.»

Но скучающего фалериста хватило только на военный музей и обзорную прогулку по городу. И настал вечер. Далее был небольшой семейный ужин на балконе, но это уже частная, так сказать, жизнь, опустим детали.

Тонущие среди современности средневековые церкви Салоник:

День второй и самый важный

В этот день мы должны попасть на Афон. Да… Греция, Афон, волею всевышнего, а может просто волею случая, сохранившийся осколок Византии, прародины русского народа, выросшего на православии.  Осколок… Слово какое занятное. Если посмотреть на карту Эгейского моря, то видишь множество  осколков, и есть такое ощущение, что водородную бомбу туда сбросили давным давно, и стало там море, со множеством островов и жутко изрезанной береговой линией.

Не знаю, стоит ли рассказывать всю походовку своих путешествий, пока просто зацеплюсь за какие то оставшиеся в памяти моменты. Очень ранний подъём. Ещё ночь, едем в Уранополис, искать катер, который отвезет нас на Афон. В пути встретили рассвет. Он был чудесен.

Нашли катер, плывём. Кстати Греция очень напоминает родину. Родина — это Харьков. Не планировал полемику на тему Россия и Украина, так что напоминает мне ту Родину, когда в Харькове искали Украину на карте, а столицей была Москва.

Афон это сказка… Перед поездкой я попытался прочесть об Афоне максимум литературы, чтобы как-то прочувствовать место заранее, понять, что ждать, что искать, что увидеть. Прочёл кое-что. Всё бестолку. Всё увидел по другому. Или я неспособный, или место такое. Может оно просто для каждого своё? Да и лучше-то один раз увидеть, чем семь раз услышать. Ватопед, Хиландар, Пантократор, Кутлумуш, Эсфигмен, Филофей, Зограф… В первый раз эти слова воспринимались как какие-то заклинания…

Зато потом, все прочтенные фразы воспринимаются по другому…

Даже определиться мне, кто я есть — паломник или турист, тоже не так просто. Верующий я, православный, атеист? Скорее некий продукт эпохи под названием любопытствующий православный атеист, ищущий свои корни и пытающийся понять своё место в мире. Место ли таким любопытным на Афоне? Не мешают ли они монахам? Не знаю. Но кроме духовных ценностей есть и ценности культурные, на которых также держится наш мир. Кажется в дневниках путешественника Черткова встретил я упоминание о том, что в одной итальянской церкви доминиканские монахи забелили картину Спасителя с двенадцатью учениками, “чтобы избавиться от любопытных, приходивших любоваться сим образцовым произведением”…  Не хотелось бы встретить такого иконоборчества. (Александр Дмитриевич Чертков (1789—1859) — академик, известный историк, нумизмат, археолог, коллекционер).

Прочитал я и материалы о Петре Ивановиче Севостьянове (1811-1867), коллекционере, путешественнике,  побывавшим на Афоне в поисках христианских древностей. В 1851 году Пётр Иванович, получив наследство, выходит в отставку и уделяет всё своё время поиску и собиранию уникальных историко-культурных памятников христианства, православия. Больше всего его привлекали острова Греции, северные берега Африки, Египет, Сирия, Палестина, Смирна, Константинополь, монастыри Афона, куда он совершил путешествие, по сути экспедицию, научившись предварительно и искусству фотографии. После возвращения Севастьянова в Россию в Московском университете и в здании Синода в Петербурге состоялась выставка его собрания, которую посетил и император Александр II. За свои заслуги Пётр Иванович Севостьянов удостоен ордена Св. Владимира 3-й степени, а также стал почётным вольным членом Академии художеств. В апреле 1859 года Севастьянов вновь отправился на Афон как официальный руководитель экспедиции с рекомендациями Археографической комиссии, собрав в итоге уникальную коллекцию рукописей и церковной утвари. Вот бы увидеть результаты его трудов…

Прочел книги паломников о Афоне. Особенно запомнилась книга Николая Александровича Благовещенского (1837-1889).

Как вы понимаете, застрял я в веке девятнадцатом.

Вот кое-какие запомнившиеся выдержки об Афоне из книги Благовещенского.

Диалог Благовещенского в монастыре Есфигмен с монахом — русским, который попал в плен к туркам в 1829 году.

«В щели двери показалась седая борода монаха, и заблестел чёрный глаз, устремленный на меня.
– Чего вам? – спросил я.
– Благословите войти! – сказал старик по-русски. – Войдите.
Монах сбросил башмаки и, поклонившись мне, смиренно сел на диване. Я снова почувствовал запах ладана, которым была пропитана одежда старика.
– Прослышал я, что земляк, и пришел… – заговорил он, не поднимая на меня глаз.
– Очень рад. А вы откуда?
– С Нижняго.
– А давно с родины?
– Давно. Скоро тридцать лет будет.
– И всё здесь?
– Всё в Симене (Есфигмене) с греками. Бог помогает: привык.
Я с любопытством осмотрел монаха, тридцать лет не видавшего мира. Он сидел, по-прежнему, опустив глаза, и перебирал нитяные чётки.
– Как же вы попали сюда, к грекам? – опять спросил я.
– Да вот, был сперва в турецкой компании в 29 году, и попался в плен туркам. Года два они таскали меня по разным тюрьмам; а потом дали, значит, свободу. Едучи домой захотелось мне помолиться святым угодникам афонским, дай, думаю, заеду по пути, помолюсь на радости. Ну, заехал сперва в Симен, да тут и остался совсем: больно приглянулось мне ангельское житие. И вот с той поры всё живу здесь, даже других монастырей не пришлось видеть.
– И не тяжело вам было?
– Известное дело тосковал, особливо сначала, а потом ничего: пересилился.
Монах замолчал и утер глаза, из которых постоянно сочились слёзы.
– Скажи-ка мне, что на Руси поделывается? спросил он, взглянув на меня исподлобья.
– Ничего, живёт себе помаленьку.
– Слышно, что волю дать хотят?
– Да, хотят. Скоро крепостных не будет в России.
Старик трижды перекрестился и прошептал: «слава Богу!»
– Ну, а ты останешься здесь, или на время только?
– На время. Мне нельзя остаться.
– Отчего же? Погибать что ли охота!
– Нет, мне ещё работать надо.
– Никакая работа не даст тебе столько пользы, как здешняя: помяни ты моё слово! Та накормит только, а эта в рай поведёт.
– Да у меня родные есть; с ними-то как же быть?
– Бог научит, как быть. Вот и у меня семья была, да я не посмотрел на это, – постригся. После здешние старцы письмо послали туда, что помер, тем и покончили сразу. Даже денег прислали на помин души. Вишь как умудряет Господь.
– Все это так, да жить у вас слишком трудно
– А ты думаешь, что ли без труда спастись? Не спасешься, брат. Ты вот лучше понадейся на владычицу нашу, так она поможет тебе все искушение пройти невредимо.
– Какие это искушения?
– А вот поступай, узнаешь.»

Это такие мои скромные попытки понять мировоззрение девятнадцатого века.

Или вот тоже диалог любопытный

«Раз, помню, гулял я с монахом на берегу моря. Вечер был чудный: я увлекся воспоминаниями о родине и запел какую-то песню. Мой спутник побледнел и растерялся.
– Друже, друже! – проговорил он робко. – ради Христа не мучь меня! Ведь мне за это чётки тянуть придется…
– А что?
– Да как же? Ведь я сам певал когда-то; и ты думаешь легко мне было забыть эти песни? А ты вот опять…
– Ну, не буду.
Я замолчал, но монах долго оставался в тревоге, и наконец, объявил мне, что пойдет к духовнику исповедаться.
Этот факт показывает, до какой степени монахи строги к себе, и какой незначительный случай может быть для них источником страданья».

Вот как Благовещенский пишет о том, как попадают в монахи…

«Разные народности соединились на горе Афонской для одной цели. Тут есть и греки, и болгары, сербы, молдаване, русские, грузины, даже выкресты из турок и евреев. Вглядываясь в разнонародную массу отшельников, невольно задаешь себе вопрос: что заставляет этих самомучеников променять спокойную семейную жизнь, на такую подвижническую и пустынную?
Конечно, монахи говорят, что тут на первом плане стоит потребность спасения, но под видом этой потребности часто скрывается побуждение обыкновенное, житейское. Иному мирская жизнь до того не красна, что он с удовольствием меняет её на афонскую, которая не смотря на строгость её обрядового склада, всё таки кажется краше. Другой, с малолетства впал в мистику, озлобился на грешных людей и бежит от них на Афон – спасаться. Третий думает поживиться здесь чем-нибудь, или пожить барином на чужой счёт, благо хлеб даровой, а работа хоть и трудная, но привыкнуть к ней можно! Четвертого лень заела, и идет он на Афон отдохнуть да понежиться, – и так далее в этом роде. А главное, что побуждает деловой народ покидать мир и постригаться в монашество – это горе и неудачи житейские. Оно естественно: только сильное горе вызывает у человека обращение к уединённой, отшельнической жизни.»

А вот душевные метания Благовещенского.

«Помню я один тяжёлый вечер на Афоне, не задолго до моего отъезда в мир. В припадке сильнейшей тоски и не зная, что делать со своей головою, я сидел в келье за работой, и в эту минуту вошёл ко мне уже знакомый читателю о. Анатолий, один из моих приятелей в Руссике. Тёплым словом вызвал он меня на откровенность и я высказал ему всё, что накопилось на сердце. Анатолий слушал меня, не прерывая.
– Да, – сказал он потом. – Теперь я вижу ясно вашу душу. Вы испытываете теперь тоже самое, что в начале испытывает почти каждый монах на Афоне. Вдумайтесь же теперь пристально в своё положение! Теперь над вами сильно работают демоны и хотят заглушить в вас голос ангела хранителя вашего.
– Что же делать мне надо, чтобы демоны не работали? Научите!
– Надо гнать от себя мирские помыслы и молиться. Чем для вас заманчив мир? Вспомните вы эту вечную суету, сплетни, обманы, вечное лицемерие и разврат; вспомните, что вы ещё не знаете всех подлостей мира, вы ещё почти не жили в нём и что придёт время горького разочарования. Взгляните же теперь на нашу жизнь: как здесь тихо, безмятежно; какое крепкое братство и любовь между иноками. Право, как сличишь иной раз мир с Афоном, так легко сделается на душе, что вырвался, наконец, из этого омута и разврата и от всей души благодаришь Создателя за своё спасение. Подумайте же! Взгляните на мир с настоящей точки зрения…
При этом о. Анатолий с желчью рассказал мне несколько грязных фактов из жизни мирской, фактов отвратительных и печальных, о которых в самом деле было не приятно вспомнить на Афоне.
– Видите ли каков мир ваш? – заключил он.
– Но зачем же зло одно видеть в мире? – заметил я. – Мне кажется, что вы этим сами себя обманываете. Припомните и хорошие стороны человеческих отношений!
– Мало этих отношений, и даже в основании этих отношений лежит ложь… Сам Господь сказал, что «мир во зле лежит», а кому же лучше знать мир, как не Творцу мира. Ну, положим, что вы счастливы там, вас любят, вам всё удаётся; но среди счастье вспомните ли вы когда о душе своей?
Будете ли когда искренно молиться? Да и некогда там заниматься этим: душа сама собой пойдет к погибели. Очнитесь же, друг мой! Молитесь: молитва поможет. А как легко и отрадно делается на сердце после молитвы: на всех глядишь как друг, как брат, готов обнять каждого. В эти минуты уносишься чувством куда-то далеко, забываешь все труды и скорби, будто не на земле живёшь, а в преддверии рая… Из-за этих блаженных минут стоить жить на Афоне… Что же вы?
Я молчал, а о. Анатолий глядел на меня восторженным взглядом.
– Не пугайтесь трудов монашеских, – заговорил он опять. – подвигов не по силам не требуется. Мы имеем обетование, что нас помилует Бог уже и за то одно, что мы соединили свои судьбы с судьбами Афона, что мы возненавидели мир.
– А давно ли вы сами тосковали о нём?
– Что же, я и теперь иногда тоскую, но ведь это искушение, без которого монах не будет монахом.
– Неужели же всем на Афон идти надо, чтобы спастись?
– Не говорю этого, но лучше предпочесть спасение верное сомнительному. Нам не хочется, чтобы вы погибли, мы все слишком любим вас и потому боимся за вашу душу. А почём знаете: может быть Бог нарочно привёл вас сюда на спасение; может быть он даже накажет вас, если вы покинете Афон…
– Вы меня пугаете?
– Судьбы божии неисповедимы. Кто знает, что будет? может быть вы утонете, или умрёте на дороге отсюда, может вас ожидают в жизни страшные несчастия! Не лучше ли повиноваться голосу совести? Решайтесь-же! Судьбы своей не избежите…
– У меня слишком много привязанности к миру; есть обязанности очень серьезные…
– Всё это Бог устроит, только пожелайте.
– Как же всё это устроится?
– А вот как. Старцы напишут вашим родным, что вы умерли здесь. Вас, конечно, исключат из списков живых людей, ваши бумаги мы все уничтожим здесь и таким образом вы сразу покончите с миром. Решайтесь скорее: завтра же старцы и напишут.
Ужас овладел мною, холодный пот проступил на теле от этой близкой возможности умереть для мира. Тогда если бы даже я и захотел вернуться, меня никто не признал бы на родине; меня не приняли бы в мир.
– Нет, ради Бога нет! проговорил я в страхе, и ещё сильнее повлекло меня к миру.»

Ну что сказать… советую прочитать эту книгу, да и многие другие.  А лучше просто побывать на Афоне. Если вы хотите побывать в  средневековом католическом монастыре, то возьмите книгу Умберто Эко «Имя Розы». А если хотите побывать в средневековом православном монастыре, то съездите на Афон.

А я постараюсь больше написать об Афоне, вернувшись оттуда через несколько дней.
Очень хочется побывать там снова.

День третий

Ну совсем пару строк. Возвращение с Афона и поездка на Олимп… Слова то какие — с Афона на Олимп… Места на Олимпе прекрасные , но с Афоном несравнимые…

Смотря на эту, простирающуюся перед твоим взором картину, невольно понимаешь, что лучше места для старта цивилизации было и не найти.

Андрей Пустоваров

Андрей Пустоваров. Один день из жизни

«С одной стороны всё легко, с другой стороны всё сложно…» Андрей Пустоваров

Россика в фалеристике. Что это?

__________________

Обсудить материал >>>