Герард Васильев знаменитый певец оперетты. Наша встреча, на которую Герард Вячеславович мгновенно согласился, показала его с другой стороны — мы беседовали не только с известным певцом, но и с офицером, знающим цену понятиям «семья», «друзья», «Родина». И, конечно же, «труд» и «творчество». Всё это подтвердило, что Герард Васильев для многих давно стал символом высочайшего профессионализма, безупречного вкуса и преданности театральному искусству. Его уникальный дар, харизма и мастерство подарили зрителям десятки незабываемых ролей, а вклад в развитие музыкального театра трудно переоценить. Почти шесть десятилетий Герард Вячеславович служит Московскому театру оперетты, воплотив на сцене целую эпоху и являясь эталоном жанра. Особенно интересно наблюдать, как «рыцарю Оперетты» удаётся сохранять ту неиссякаемую энергию и творческую искру, которые неизменно восхищают и коллег, и публику.
Надеемся, вам будет интересен наш разговор с народным артистом. Хотя указывать его заслуженные звания необходимости нет, ведь это — Герард Васильев!
Кристина Симкина: Уважаемый Герард Вячеславович, прежде всего позвольте от всей души поздравить Вас с грандиозным юбилеем — 90‑летием! Это впечатляющий жизненный маршрут, на котором переплелись талант, труд, преданность искусству и неизменная любовь зрителей. Хотелось бы начать с вопросов о детстве: что осталось в Вашей памяти о родителях? Возможно, сохранились какие-нибудь фотографии?
Герард Васильев: Конечно, фотографии есть, но их очень мало, несмотря на то, что папа занимался фотографией и любил фотографировать. Мой брат учился в Ленинградской консерватории, куда я позже тоже поступил, и однажды бабушка почему-то передала ему наши семейные фотографии, а он уехал на каникулы и оставил в своей комнате чемодан с фотографиями. Приезжали поступающие, и кому-то, видимо, понадобился чемодан. Во всяком случае, и чемодан, и фотографии пропали, но кое-что всё равно осталось, поэтому о своих родителях я больше помню как раз по оставшимся снимкам. Не знаю, каким я был до ухода папы на фронт, но помню, мы с ним на санках катались, и собака у нас была — Рекс, немецкая овчарка, которая таскала меня в санках. Мы жили в Архангельске, а там, как говорят, собачьи упряжки с севера — это всё родное. Когда позднее я приезжал в Архангельск, то узнавал запахи Северной Двины, плавника, древесины, скорее всего, на каком-то, я бы сказал, душевном уровне.
К.С.: Вы начинали с военного образования — почему Ваша бабушка привела Вас именно в Суворовское училище? Что оно Вам дало?
Г.В.: Ей просто не хотелось, чтобы я оставался на улице. Не отправлять же меня в детский дом. Она и не думала об этом, только хотела, чтобы я получил хорошее воспитание, обучение, стал человеком, а не обязательно военным. Открылось Суворовское училище в 1944 году, и считалось почётным отдать туда ребёнка – на воспитание и служение Родине. Думаю, Суворовское училище дало всё, что я мог получить в детстве, кроме родительского внимания, любви, ласки. Но, тем не менее, офицеры-воспитатели у нас были, например, один офицер в звании майора, пришедший с фронта, на 25 мальчишек. Он относился к нам как к своим детям, но держал в строгости, а не так, когда только любят и попустительствуют. Кроме того, были спортивные секции в городе, я занимался и фехтованием, и плаванием, правда, уже после седьмого класса. Если вы сейчас заглянете в Московское суворовское военное училище, бывшее Горьковское, то почувствуете эту атмосферу, дружбу, чувство локтя, и увидите ребят, которые овладевают военным искусством, то есть становятся образованными, грамотными, государственными людьми.
К.С.: Что же стало переломным моментом, заставившим сменить курс на искусство? Как и когда Вы впервые соприкоснулись с миром театра и музыки?
Г.В.: Во-первых, в Суворовском училище была прекрасная художественная самодеятельность: драм-кружок, хоровое пение, бальные танцы. То есть, нас знакомили с искусством. Сначала мы ходили организованными группами в оперный и драматический театры. А потом, когда стали постарше, уже самостоятельно покупали билеты и ходили. Тогда они стоили очень дёшево, чуть ли не по цене мороженого, поэтому не надо было даже брать контрамарки.
К.С.: Помните ли Вы свой самый первый выход на сцену? Какие эмоции тогда испытали?
Г.В.: Самый первый не помню, но есть один очень яркий момент. Однажды в Доме офицеров в городе Горьком (нынешний Нижний Новгород – Прим. ред.) был концерт, где я запевал в хоре, пел отдельно соло, танцевал лезгинку, читал Маяковского и играл на домре приме в оркестре народных инструментов – пять в одном!
А.С.: А что из Маяковского читали?
Г.В.: «Советский паспорт»: «Я волком бы выгрыз бюрократизм…» – актуальная тема (улыбается). И примерно в это же время проводился гарнизонный конкурс художественной самодеятельности, я выступал от Суворовского училища. Собственно, тогда почти окончательно был решён мой выбор профессии. Ко мне на четвёртый этаж без лифта поднялся народный артист России, ведущий солист Горьковской оперы Николай Яковлевич Струков, бас. Я его слышал в спектаклях, он пел партии Сусанина, Мельника в «Русалке» А. Даргомыжского. И вот он, будучи председателем жюри, вдруг заявился в мою грим-комнату. Конечно, я узнал его и вскочил со стула. «Сидите, сидите, молодой человек. Я хочу с Вами побеседовать. У Вас есть голос, и Вы должны учиться профессиональному пению». Я ответил, что учусь, чтобы стать офицером и служить Родине. Он говорит: «Господь Бог дал Вам голос, Вы должны учиться, стать артистом и радовать зрителей. А когда понадобитесь Родине, она Вас позовёт, и будете служить. И вот ещё что, молодой человек. Не расстраивайтесь, мы Вам даём только вторую премию. Первую премию мы отдаём…», и он назвал фамилию майора, который с оркестром пел арию князя Игоря. Очень достойно пел, представляете, майор, с оркестром. А я в этом конкурсе исполнил: арию Сусанина и арию из оперы Гулака Артемовского «Запорожец за Дунаем». До сих пор для меня является загадкой, почему этот замечательный певец-бас не распознал во мне другой голос, а согласился именно с тем, что я пою басовые арии. Может быть, потому что в то время мне было 17 лет, а почти сразу после мутации голос ещё не окреп, так бывает.
Через год начальник клуба Суворовского училища пригласил для меня педагога из консерватории, который сказал, что у меня не бас, а баритон, и попросил спеть ни больше ни меньше арию Демона (опера А. Рубинштейна «Демон» – Прим. ред.). Когда я уже закончил Суворовское училище, то нас по очереди, в зависимости от успеваемости, вызывали на комиссию и предлагали выбирать курсантские училища. Хотя в детстве я мечтал стать лётчиком и были места в лётные училища, я понял, что рано или поздно всё равно стану артистом, певцом, поэтому подумал и решил не отнимать это место у ребят, и выбрал Московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР. Затем был отпуск между Суворовским и курсантским училищем, где я предпринял попытку поступления в консерваторию. У меня было рекомендательное письмо от Николая Яковлевича Струкова декану вокального факультета Московской консерватории Гусельникову, солисту Большого театра. Меня взяли на подготовительное отделение, а я представления не имел, что это такое. Предложил своему товарищу Эдику Гомзе взять шинель и поехать на следующий день в училище, тем более мы уже приняли присягу. В строю я опять был запевалой, занимался в художественной самодеятельности, активно и с удовольствием пел. Потом половину нашего выпуска за два месяца до окончания училища перевели в Ленинград на центральные автомобильно-тракторные курсы – ещё год учёбы в курсантских погонах. Для суворовцев четвёртый год это слишком много, тем не менее я уже бегал в Ленинградскую консерваторию, консультировался, готовился. Получив лейтенантские погоны, на другой день я сдал экзамен, и меня взяли в консерваторию. Ещё после предварительного прослушивания от консерватории Главкому сухопутных войск маршалу Гречко, направили письмо, в котором говорилось, что Герард Васильев обладает достойными актёрскими вокальными данными и при обучении вокальному мастерству может стать ценным кадром для советской оперной сцены. Громко было написано, но я думаю, Главкому ничего не оставалось как подписать. Меня оставили в Ленинградском гарнизоне и разрешили учиться на вечернем отделении. Через два с половиной года наступил 1960-й – миллион двести тысяч человек сократили из рядов вооружённых сил СССР при Никите Сергеевиче Хрущёве. Меня, тогда уже командира взвода, вызвал к себе начальник курсов и спросил, буду ли я продолжать учиться (я был на третьем курсе вечернего отделения консерватории) или служить. Я сказал, что в консерватории дела не очень, но, думаю, исправлюсь. «Ну, хорошо. Значит, через два месяца, полагаю, будут оформлены документы. Желаю удачи, Герард Вячеславович». На уход я получил благодарность от начальника этих курсов, генерал-майора танковых войск Раевского. Эта грамота за хорошую службу по прежнему хранится как дорогая реликвия.
К.С.: И в 1968 году Вас пригласили в Московский театр оперетты. Что стало ключевым фактором этого приглашения?
Г.В.: После окончания консерватории я съездил в Новосибирский театр по приглашению её дирекции, очень прилично себя показал и почувствовал, что они хотят, чтобы я приехал к ним работать. Вернулся в Ленинград и вдруг узнал, что идёт прослушивание в стажёрскую группу в Большой театр. Приехал в Москву, прилично спел, но из всех прослушивающихся обсудили семерых. Шестерых взяли, а мне предложили поехать на год на периферию и поработать там, чтобы получить опыт работы с оркестром: во время исполнения каватины Фигаро из «Севильского цирюльника» я остановился, потому что мне показалось, что в оркестре что-то не сыграли. Я спросил, в чём дело, а члены жюри, среди которых были Галина Вишневская и Зураб Анджапаридзе, так дружно и громко смеялись, что оркестр не мог снова начать играть. Но всё-таки потом оркестр заиграл, я благополучно спел, был разбор полетов. Причём все говорили, будучи в хорошем настроении, что я им очень понравился. А я думал: куда ехать и поехал в Новосибирский театр музыкальной комедии, где меня уже ждали. За восемь месяцев сезона я исполнил шесть центральных партий: в современном спектакле «Верка и алые паруса», Эдвина в «Сильве», Баринкая в «Цыганском бароне», Орловского в «Летучей мыши», графа Данило из «Весёлой вдовы» и отрепетировал Хиггинса в «Моей прекрасной леди». В конце сезона мы поехали на гастроли в Калинин, ныне Тверь. Оказалось, после моего первого театрального выступления в Новосибирске в журнале «Театральная жизнь» появилась моя маленькая фотография, которую увидела заведующая литчастью Московского театра оперетты Таня Коршилова и принесла художественному руководителю Георгию Павловичу Ансимову. «Хороший парень, ищите его». Искали по всем гостиницам Новосибирска, но директор Новосибирского театра музкомедии договорился с директором гостиницы, где я проживал, что меня там якобы нет. Решили, что я где-то на квартире живу, поэтому меня нашли только в Твери. Перед этим туда приехал ещё главный режиссёр Ленинградского театра музкомедии Михаил Дотлибов. Посмотрел мой спектакль «Весёлая вдова», показал большой палец и пообещал позвонить. День звонка нет, два нет, а на третий раздался звонок из Московского театра оперетты. Сказали, что меня хочет видеть Георгий Павлович Ансимов. Наши гастроли в Твери как раз заканчивались, мы переезжали в Киров, и я заехал в Москву. Спел в театре, понравился. Георгий Павлович спросил, не хочу ли я сначала сыграть Эдвина в спектакле «Сильва», чтобы они увидели мой масштаб, как он выразился. На это я довольно неосмотрительно, а, может быть, правильно ответил: «Я знаю, что у вас другая пьеса, и мне, как молодому артисту, не хватит времени для репетиций. Я не успею вжиться в роль, а вам будет неловко за меня, что вы пригласили такого неумёху сразу на спектакль. Может быть, вы приедете ко мне в Киров? Я там и Эдвина, и Данило, и Баринкая играю». Конечно, в комнате, где присутствовали несколько членов художественного совета, воцарилась звенящая тишина. У Георгия Павловича был крепкий характер, очевидно, он понял, с кем имеет дело, и дал понять мне, с кем я имею дело. По-моему, это стало хорошим уроком для нас обоих на всю нашу творческую и человеческую жизнь, которую мы вместе прожили в этом театре. Он спокойно ответил: «Мысль хорошая, но я не смогу, а вот мой заместитель, Игорь Сергеевич Барбашов, приедет». Все облегчённо выдохнули. Игорь Сергеевич действительно приехал и посмотрел меня в спектаклях «Верка и алые паруса» и «Цыганский барон». Сказал, что всё в порядке, и в последний день гастролей я провёл короткий, но очень трудный и трогательный разговор с директором театра. Рассказал про приглашение, и он произнёс: «Я знал, что вы к нам ненадолго, но не предполагал, что так быстро уедете». Протянул руку, отвернувшись, и я её пожал, в общем, расстались по-мужски. Вечером, как всегда на гастролях, состоялся заключительный концерт. Вся труппа уже знала, что я уезжаю из своего первого театра. Я сел в поезд, у меня оказался последний вагон. Я как-то не обратил на это внимания, а когда вышел в тамбур, смотрю, рельсы убегают. Я, конечно, разрыдался, мне было там хорошо. Когда приехал в Москву, сезон уже начался. Репетировали спектакль «В ритме сердца», думаю, как раз на одну из ролей этого спектакля меня и подобрали, потому что в спектакле «Верка и алые паруса» в Новосибирске была очень похожая. На нашей терминологии – герой с отрицалочкой. Я почему-то всю жизнь проходил с отрицалочкой.
А.С.: Мне кто-то говорил, что актёр любит отрицательные роли, так как на положительную возьмут любого, а на отрицательную надо ещё суметь попасть.
Г.В.: Не знаю, может быть, так. Не столько отрицательную, сколько характерную. В актёре должно быть что-то такое отличительное для характерности. В оперетте немного другая ситуация. Там есть вокальные партии для тенора, баритона, редко для баса, я имею в виду мужские голоса. Если у тебя ля-бемоль или ля, значит, ты уже герой – партии так написаны. И если драматические актёры в театре порой несколько лет играют маленькие или даже совсем маленькие роли, то здесь всё иначе. Приходит актёр поющий, статный. Куда его засунуть, подносы выносить? Слишком «жирно». Не каждый может петь эти партии, поэтому сразу получаешь то, на что способен. Правда, однажды Георгий Павлович после нескольких довольно удачных ролей вдруг дал мне роль Дюруа, секретаря министра культуры в спектакле «Фиалка Монмартра». В то время, по сравнению с теперешней пьесой, у меня там вообще было только две реплики, я с папочкой ходил за министром. Но армия меня научила «видеть поле боя», и я с удовольствием это поле боя – сцену – наблюдал уже не из зрительного зала. Видел, кто как работает, говорит, поёт, двигается, это был полезный момент. Я даже жене в Ленинград написал, что получил совсем малюсенькую роль, но существую на сцене с большим удовольствием.
К.С.: Ни для кого не секрет, что за лёгкостью на сцене артистов оперетты всегда скрывается большой труд. Были ли какие-то роли за Вашу карьеру, которые давались особенно тяжело?
Г.В.: Если я правильно понимаю слово тяжело, то таких ролей не было. Потому что, не имея образования драматического актера, но имея образование военного человека, я из раза в раз очень тщательно готовился к ролям и к выходу на сцену. Старался всегда узнать, какой спектакль будет ставиться в следующем сезоне, но это в театре, в принципе, никогда секретом и не было, потому что в начале нового сезона руководитель театра вообще говорил о планах, приходили авторы пьес, композиторы. В отпуск брал соответствующую литературу: если спектакль по известной пьесе, значит, я внимательно её читал, предполагая, какую роль получу. Между прочим, каким-то образом всегда угадывал, но при этом внимательно следил и за остальными персонажами, вдруг мне дадут другую роль. Потом искал кинофильмы и, как моя бабушка любила говорить, зондировал почву, поскольку чётко сознавал, что у меня нет специального образования драматического актёра. Хотя в оперном классе консерватории я сыграл Артура в опере Спадавеккиа «Овод» и даже получил одобрение за свою роль. Тогда же внимательно прочитал этот роман и посмотрел одноимённый фильм с потрясающим Олегом Стриженовым. Потом в оперной студии уже с оркестром я исполнил – Горацио и Джулиано в комической опере Обера «Чёрное домино». Этот спектакль постоянно шёл в оперной студии Ленинградской консерватории для практики студентов. При поступлении Георгий Павлович попросил рассказать мою биографию. «Учился в Суворовском училище, попал в единственный набор на 10 лет, потом 4 года был курсантом, затем стал офицером, получив офицерские погоны, поступил в консерваторию. Учился трудно: то на вечернем, то на дневном, то снова на вечернем». Я всё это рассказываю, меня внимательно слушают. «Провалился в стажёрскую группу Большого театра и поехал в Новосибирский театр музыкальной комедии». Завершаю свой рассказ словами: «Сыграл шесть ролей за восемь месяцев». И сзади слышу шепотком: «Здесь так не будет». Я, как всегда, подобные реплики пропускаю мимо ушей, даже не обернулся и не посмотрел, кто сказал. Сейчас в Московском театре оперетты отмечу уже 58-й сезон, в заначке ещё один в Новосибирском, так что скоро будет 60.
А.С.: А какая из всех ролей самая любимая?
Г.В.: Самая главная и любимая роль та, в которой начинаешь дышать, как говорят, полной грудью. Теперь у меня одна роль – король Артур, спектакль идёт один раз в два месяца, потому что в нашем театре очень большой и богатый репертуар, и ещё надо давать дорогу молодёжи. Мы с моей супругой Жанной (Жанна Жердер – Заслуженная артистка России, режиссёр-постановщик Московского театра оперетты – Прим. ред.) этим и занимаемся, у нас на курсе в ГИТИСе 35 человек: 10 мальчиков и 25 девочек. Сейчас театр принял на свои плечи созданный нами конкурс молодых артистов оперетты и мюзикла «ОпереттаLand», который прошёл уже в 18-й раз. Наши студенты довольно активно к нему готовились и принимали участие. Кроме того, у меня ещё есть студенты в Театральном институте имени Бориса Щукина. Там я преподаю только сценическое пение, тоже интересно.
А.С.: Наверняка есть хорошие ребята, которым можно передать и умение, и сцену?
Г.В.: Конечно. И уже несколько наших учеников работают в Московском театре Оперетты
К.С.: Герард Вячеславович, есть ли у Вас, как у педагога и наставника, собственный «кодекс»? Могли бы Вы назвать свой главный принцип?
Г.В.: Главный принцип – обучение и воспитание молодого артиста музыкального театра.
К.С.: Позвольте теперь плавно перейти к теме, напрямую связанной с названием нашего издания. Вы, как известно, коллекционируете клавиры произведений, которые исполняете. С чего началось данное увлечение, насколько большая Ваша коллекция?
Г.В.: Трудно сказать, большая или нет. Я начал собирать опереточные клавиры уже в Москве, то есть 57 лет назад. Квартира большая, но места в шкафах не хватает, нотная библиотека уже захватывает подоконники.
А.С.: Мы, конечно, пишем о коллекционерах, но в самом начале допустили одну достаточно весомую ошибку, поскольку решили, что будем писать о коллекционерах и среди них искать интересных людей. А некоторое время назад мы решили писать об интересных людях и смотреть, есть ли уже среди них коллекционеры.
Г.В.: Тогда я добавлю. Мы собираем клавиры и пьесы даже тех спектаклей, в которых не играли. Кроме того, есть много распечатанных клавиров музыкальных номеров, которые хранятся в папках с надписями сопрано, бас, баритон, тенор. При встрече с друзьями из творческой среды я всегда говорю им: «Ребята, если понадобится какой-то клавир или музыкальные номера оттуда, отсканирую и пришлю». Вот этим, очевидно, и отличается наша коллекция.
К.С.: И по традиции нашего журнала, Герард Вячеславович, финальный вопрос: какой совет Вы бы дали молодому поколению, в том числе тем молодым артистам, которые хотят посвятить себя оперетте?
Г.В.: Первое: ребята, очень хорошо подумайте, вставать ли на эту тропу. В нашей жизни много интересных профессий, и профессия актёра, тем более актёра музыкального театра не самая сладкая, как кажется на первый взгляд. Это трудная учёба всю жизнь, даже когда уже становишься актёром.
А.С.: Как вы относитесь к присуждению вам премий. Что это для Вас значит?
Г.В.: Самая большая награда – аплодисменты зрителей, перед ней меркнут все премии.
- Алексей Сидельников и Герард Васильев
- Кристина Симкина, специальный корреспондент журнала «Коллекция» и Герард Васильев
Материал подготовлен посредством системы Any To Text
Московский государственный академический театр оперетты
125009, г. Москва, ул. Большая Дмитровка, д. 6
Проезд до станции метро «Театральная» или «Охотный ряд»
Купить билеты в Оперетту
__________________
