Битва при Кагуле. 250 лет

in Награды Российской империи 8109 views

На фоне пан­де­мии, эко­но­ми­ческих и по­ли­ти­че­ских ви­ра­жей 2020-го как-то не­за­мет­но прош­ло со­бы­тие, ко­торому, на мой взгляд, не­об­хо­ди­мо бы­ло уде­лить зна­чи­тель­ное вни­ма­ние.

250-я годовщина Битвы при Кагуле, произошедшая 1-го августа (21 июля по старому стилю) 1770 года, когда русские войска численностью около 30-ти тысяч человек под командованием графа Петра Александровича Румянцева раз­громили 150-ти тысячную Османскую армию под командованием Иваззаде Халил-паши. Позднее за победы над турками при Ларге и Кагуле, которые привели к заключению выгодного для России Кючук-Кайнарджийского мира, Румянцев был удостоен почётной приставки к фамилии — «Задунайский».

Чугун кагульский, ты священ
Для русского, для друга славы —
Ты средь торжественных знамен
Упал горящий и кровавый,
Героев севера губя…

Александр Пушкин (1822)


Граф П.А. Румянцев-Задунайский (1725-1796). Неизвестный художник, 1770-е гг. Холст, масло. «Пётр I. Северная война 1700-1721». Стр. 123. Государственный ордена Ленина исторический музей. Внешторгиздат, 1990

Пётр Александрович Румянцев-Задунайский [4(15).1.1725 – 8(19).12.1796] про­ис­ходил из древ­него рода. Его отец Алек­сандр Иванович был ден­щиком Петра Пер­вого. А его мать, Мария Матвеева (из высокого рода Матвеевых, а её дед, Артамон Сергеевич, погиб в 1682 г. во время Стрелецкого бунта), будучи любов­ницей царя, родила маль­чика, кото­рому в отцы Петра I и приписывают. Достоверно известно, что Пётр I был крёстным отцом Петра Румянцева, а крёстной материю — Екатерина I. По­лучил хорошее домаш­нее (не­сис­темное) образова­ние, поэтому он был настоящий твёрдый талантливый практик. На короткое время Пётр Румян­цев был направлен на обу­чение в кадетский корпус.


Указ из Кабинета министров в Кадетский корпус

5 августа 1740 г.

Ее императорское величество указала генерала Румянцева сына, Петра Румянцева, определить в Кадетский корпус и на оного и поступки его иметь особливое крепкое смотрение.

Андрей Остерман Князь Алексей Черкаский
Помета: № 522. Получен августа 7-го дня 1740 года


Однако, это позволило ему практи­ческие полу­ченные поз­нания оформить в трудах, явив­шихся важными и для сов­ремен­нос­ти, да и многое при­меняется и сегодня.

Сочинение «Мысль», было основой побед и других военачальников, в т.ч. и Суворовских побед.

Рябая Могила  [17 (28) июня 1770 года], Ларга [7 (18) июля 1770 года] и Кагул [21 июля (1 августа) 1770 года] — нарастающие победы Русско-турецкой войны графа Румянцева-Задунайского.

Кагул

План сражения на р. Кагул 21 июля 1770 года (Атлас офицера, Военно-топографическое управление, 1947)

В Кагульском сражении Румянцев коренным способом изменил тактику рос­сийской ар­мии — приме­нил нелинейную тактику, используя под­вижные каре, прикрытые артиллерией и рассыпными строями егерей, и всё это помноженное на личную выучку каждого солдата, — и это привело к победе, про­славившей Русское оружие и положившей начало закату могущества Османской Империи в Европе. После этого были ещё Русско-Турецкие войны, но Османская армия уже не одерживала побед.

Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о пожаловании его в генерал-фельдмаршалы за победу при Кагуле
2 августа 1770 г., Санкт-Петербург

Граф Пётр Александрович, вчерашний вечер получила я через мною тот же час пожалованного генерала-майора и кавалера Святого Георгия третьего класса Озерова, хотя неожиданное, но весьма приятное известие о славной вам, всему воинству российскому победе при речке Кагуле над армией вероломного султана, под предводительством самого визиря. За первый долг я почла приносить всемогущему Богу за бес­численные его к нам милости и щедроты ко­ле­но­прекло­нен­ное бла­годаре­ние, что сего утра со всем народом при пушечной пальбе в церкви Казанской исполнено было, и весь город зело обрадован.

Потом, возвратясь во дворец, сев за столом и вспомнив подающего нам причины радости и веселия своим искусством, усердием и разумом, при пушечной пальбе пила я здоровье господина фельд­маршала графа Румянцева, с которым вам, но­во­пожало­ван­ным и весьма вами зас­луженным чином вас поздравляю, и должна вам засвидетельствовать, что у меня за столом не было человека, который бы не был тронут до слёз от удовольствия, видя, что я спра­ведли­вость показала их дос­тойному со­гражданину.

Несравненной армии моей успехи и победы, кто с стольким удовольствием видеть может, как я; но как велика радость моя, сие легче чувствовать можно, нежели описать. Одним словом, от малого до великого могут быть уверены о моей к ним милости, благоволении и благодарении, что прошу им сказать.

Благодарю я вас и за то, что вы то самым делом исполняете, что про римлян говорят, и не спрашиваете – многочислен ли неприятель, но – где он. Я уверена, что вы не оставите мне тех назвать, кои себя отличили, дабы я могла им воздать справедливость. Графа Воронцова и господина Елчанинова по вашему представлению пожаловала полковниками. В прочем остаюсь как и всегда к вам доброжелательна

Екатерина II

Также Петру Алек­сандрови­чу бы­ла пожа­ловала Гра­мота с опи­санием его побед, «за разум­ное пол­ковод­ство» фельд­мар­шаль­ский жезл с алма­зами, «за храб­рые пред­приятия» шпага с алма­зами, «за побе­ды» укра­шенные ал­ма­зами лав­ровый и мас­личный вен­ки, и такой же крест и звез­ду ордена Андрея Пер­во­зван­ного. А в 1775 го­ду Екатерина жало­вала П. А. Румян­цеву-За­дунай­скому Го­мель и Го­мель­ское ста­роство в веч­ное потом­ственное вла­дение «для уве­се­ления».

Медаль «Кагул 1770» (в каталог наград РИ предоставил фалерист)
Медаль «Кагул 1770» Новодел XIX века (коллекция автора)

Перейти в Каталог наград Российской империи >>>

Нижние чины и казаки были награжде­ны специаль­но учреждён­ной Ука­зом Екатерины II ме­далью «За победу при Кагуле».


В своих предыдущих воспоминаниях я уже упомянул, что в 80-е годы жил и работал в Молдавии, где работал на строительстве газо­проводов после окончания института. Моим первым объектом было газо­снабжение районов юга республики — Кагул, Вулканешты, Тараклия. Эти названия всё ещё дороги моему сердцу — приходилось бывать в этих городках по 5-6 раз в месяц по работе. Молодому специа­листу было всё интересно — новые встречи, новые знания, новые впе­чатления.

В те времена попасть в приграничные районы страны, коим являлся и Кагул, можно было только с письменным раз­решением Мини­стерства Внутрен­них дел, т.е. каждый раз я выезжал «почти заграницу». Объезд трассы газопровода — дело не­простое даже в южной Молдавии, поэтому, зачастую, трассу мы «облетали» на вертолёте. Наушники выдавали только начальству, поэтому после каждого такого облёта я плохо слышал дня два. Зато я видел землю! Моему восторгу не было предела. Именно тогда мне и показали зна­менитый Траянов вал (кто не знаком с этим соору­жением, рекомендую поискать информацию — не пожалеете!).  С высоты птичьего полёта вал чудесно различим, а вблизи не так впечатля­ет — за пару тысяч лет он успел разру­шиться.

Расположение г. Кагул на карте (Атлас офицера, Военно-топографическое управление, 1947)

Однажды при подлёте к селу Вулканешты я заметил высокую колонну на небольшом холме у дороги. Лётчик пообещал приземлиться там на пути назад, в Кагул. Кстати говоря, город Кагул был основан много позднее самой битвы — в 1835 г. — на основе посёлка Фрумоасе (Красивое) и назван в честь баталии, хотя сама битва состоялась ближе к посёлку Вул­канешты. Интересно заметить, что в Кагуле  в царские времена находилась таможня, через которую товары шли на Балканы из Империи и назад. Так вот, например, в 1891 году через Кагуль­скую таможню было вывезено товаров на сумму 467030 рублей, а ввезено на … 778 (!!!) рублей.  Т.е., торговля шла практически в одну сторону. Довольно интерес­ная ста­тистика, на мой взгляд.

…Вертолёт при­землился где-то в полу­тора кило­метрах от памят­ника для дозаправки. У меня был час смотаться туда и обратно. 26-мет­ровая камен­ная ко­лонна, была возд­вигнута здесь в 1849 году по проекту зна­менитого италь­янского архи­тектора Ф.К. Боффо (По­тём­кин­ская лест­ни­ца в Одессе, Во­ронцовские Двор­цы в Одессе и Алупке и др.). Колонна впе­чатляет. Предcтавьте себе восьмиэтажное здание на холме посреди степи. Памятник был неухожен, а упо­минание о Николае Первом по­пытались убрать (позднее монумент был восстановлен и отреставрирован, но это произошло лет 15 спустя).

Памятник Кагульской битвы, Молдавия и Памятная доска (со сбитым текстом: НИКОЛАЯ ИМПЕРАТОРА)

Интересно, что в годы временной оккупации Бессарабии Румы­нией в 1941 — 1945 годах, памят­ник не тронули. Более того, не­скольки­ми годами позд­нее я по­знакомил­ся с местным жителем, — Кон­стан­тином Ни­колаеви­чем Д., гагаузом  по национальности, —  который в 40-е годы  заботился о территории памятного места.

Местные жители (с мол­чаливого согласия Румынских властей) ухаживали за военными памятниками и могилами русских солдат.  Желающих было много, включая детей — все прекрасно помнили, что именно благодаря Русскому солдату получили свободу от Османского ига их деды и прадеды.

Память об этом событии хранят в Молдавии и сегодня. Обелиск вос­становили в середине 1990-х (с финан­совой помощью Московских властей), а При­днестров­ская республика даже выпустила банк­ноту с порт­ретом Графа Руммянце­ва-За­дунай­ского.

Купюра 200 рублей Приднестровье, 2004

Я прожил в тех краях почти 20 лет и мне по­сча­ст­ли­вилось по­бы­вать во многих местах Бес­сарабии и север­ного При­чер­номо­рья, прос­ла­вив­ших Рус­ское оружие в войнах с Осман­ской Империей — Бендеры, Кагул, Измаил, Ак­керман (Бел­город-Днест­ров­ский), Кинбурн, Очаков. Места памят­ные, но, к сожалению, отор­ванные от России в наше время.

Настоятельно рекомендую всем посетить эти места — не пожа­леете.

Кроме памятников военной истории там чудесные ви­на и фрук­ты!

 

Алекс Дубовский (США)
Изображения предметов из личной коллекции
и свободных источников Интернета
предоставлены автором

И как послесловие от редакции.

И всё же любопытно, что практически незаметно прошла столь значительная дата русской истории. Мы начали с упо­минания миро­вых проб­лем. Но разве они повод забыть о собственных Победах? Читая наш журнал видим статьи о реконструкторах, но не находим ре­кон­струк­торов побед Ека­теринин­ских времён. Это не интересно или дорого? Пока только один Роберто Паласиос-Фернандес своими ста­раниями напо­минает о том време­ни. Может быть причина в том, что те Победы сегодня не попадают под конъюнк­туру? Не станем забывать, что история очень конъюнк­турная наука и всегда держит нос по ветру. Мы не говорим о необ­ходимости вы­пустить оче­редную медаль, но считаем, что просто обратить внимание на событие было бы не лишним. На­пример, крупным выс­тавочным проектом. Мы знаем, что делать серьёзные выставки многие музеи умеют и располагают ма­териалом и знаниями.

А сама персона графа Румян­цева-Заду­най­ского не яв­ляет­ся не­из­вест­ной или забытой? Она, конечно, нахо­дится в тени А.В. Суворова, — в советское время трудно было несколько не отступить, будучи крупным зем­ле­вла­дель­цем и кре­пост­ни­ком, — но те­перь во­зможно более объективно отнестись к прошлому? Пётр Алек­сандро­вич достоин вни­мания. Прав­да, не дай Бог о нём вспом­нят кино­работники — заранее пред­ставляем, какие получатся ужас и позор.

Наверняка вы знаете о таких же важных датах, которые наступают и могут быть пропущены?

__________________

Обсудить материал на форуме >>>



Дополнение к статье

Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о сражении при Кагуле
31 июля 1770 г., лагерь при устье р. Кагул

Сим обстоятельнейшим донесением имею честь дополнить предыдущие мои и всеподданнейшие уведомления вашему императорскому величеству от 21, 24 и 27 июля, сколькими победами над неприятелем турком и верховным их визирем Халил-беем прославил Всевышний благословенное оружие вашего императорского величества на береге Дунайском и перед оным.

Разбивши при реке Ларге 7-го числа сего месяца хана крымского Каплан-Гирея и трех турецких пашей – Абазу, Абди и Измаила, шёл я с армией за сим бегущим неприятелем, стараясь его достигнуть новым поражением; но оного нигде мы не видели остановившегося, доколь не пришла армия на реку Сальчу, а передовые корпусы генерал-поручика и кавалера князя Репнина и генерал-квартирмейстера Боура – к реке Кагул.

Тут я намерен был его атаковать 13-го числа и на тот конец, оставив все свои обозы в вагенбурге, пошёл с одним только войском прямо на него, но, получив известие от генерала-квартирмейстера Боура, что неприятель отдалился назад более двадцати верст, взял было лагерь и послал за своим обозом; в самую однако же ту минуту подоспел от генерала-поручика и кавалера князя Репнина рапорт, что неприятель на него наступает, и, увидев при том пушечные выстрелы, я поднял лагерь и поспешил навстречу сему неприятелю, в больших силах идущему, которой, видно, для обозрения нашей позиции подходил и скоро ретировался.

Чрезвычайный дождь с вихрем и громом, ослабление людей и лошадей, кои во весь тот день ни пили, ни ели, принудили меня занять лагерь чем ближе, тем лучше; и находился он расстоянием от корпусов князя Репнина и Боура, верстах в десяти при Сальче. В пребывании в оном 14 июля явился нам на две части разделенный неприятель: татары с своим ханом при Сальпусском озере, а турки подле озера же, Кагул называемого.

Татары в тот день и на завтра продвигались по реке Сальче вверх, так что я приметить мог их умысел к нападению на идущий позади армии подвижной магазин с месячным провиантом. Своей тогдашней позицией, возбраняя им на то покуситься, намерен был я в сем месте дождаться сего транспорта и, запасшись пропитанием, идти потом на неприятеля, до коего в обе стороны верст более двадцати исчисляли.

В полдень 16-го числа в турецком лагере при Кагуле произошла пушечная пальба, выстрелов до пятидесяти. Оную приняли мы, судя обычай турецкий, за салютацию новоприбывшему к ним войску; что и в самом деле было, как приметил тогда же генерал-квартирмейстер Боур при сей стрельбе весьма распространившийся неприятельский лагерь, почему и не оставалось сомнения, яко визирь со всеми своими силами от Исакчи, где быть его сказывали, соединился с войском, от нас прогнанным, а последование и открыло, коль заключения наши были в том справедливы.

Внимая усилию неприятельскому на правой стороне, против коего помянутые корпусы князя Репнина и Боура стояли, положил я на завтра перейти с армией восемь верст и вместе с оными взять лагерь против местечка Грезены, так как и весь транспорт провиантский провождать к реке Кагулу, послав в тот же день для обеспечения оного от реки Сальчи, куда клонилось стремление татар, деташемент под командой полковника князя Волконского, состоящий из двух карабинерных Сибирского и Тверского полков и двух же батальонов егерей подполковника и кавалера Фабрициана и майора Кинлоха.

По вышеописанному предположению, как армия от реки Сальчи отступила вправо в соединение с своими корпусами, то татары тотчас поспешили обратиться через ту реку против наших провиантских обозов в чаянии воспользоваться истреблением оных; но предводитель помянутого деташемента, на заслону оных посланного, князь Волконский, весьма храбрый отпор сделал семи тысячам татар, на его нападавшим, которые, между им и транспортом став, стремились его атаковать.

Он, невзирая на превосходные неприятельские силы, сквозь всю сию толпу мужественно с кавалерией и пехотой огнестрельным и белым оружием пробился и оградил своей защитой не только идущий провиант, но тогда же супротивным ударом рассыпал нападавших татар с уроном их многим, а свой только имея в раненых семи карабинерах да восьми егерях. Отражение сие однако же не обуздало татар, которые еще большими толпами от Сальпусского озера пустились в левую нашу сторону через реку Сальчу, напрягаясь всяческим образом отрезать наше пропитание.

Упреждая в том склонение неприятеля, я того ж числа, то есть 17-го, командировал от армии генерал-майоров и кавалеров Глебова с пятью полками тяжёлой кавалерии, графа Подгоричани с гусарскими Венгерским, Ахтырским и Острогожским полками, Потёмкина с четырьмя батальонами гренадер, да бригадира Гудовича с пикетами в числе двух тысяч человек, чтобы под защитой сего корпуса пройтить всему провиантскому транспорту к армии, которого я полагал дождаться в сем лагере, не имев больше уже с собою пропитания в сухарях, как со всею нуждой по 21-е число июля.

Все сии команды, по рачению вышеупомянутых предводителей оными, заблаговременно успели соединиться с собою и опровергнуть стремление татарских орд. А между тем 18-го и 19-го числа турки под прикрытием своих наглых наездников рекогносцировали наш лагерь, подъезжая сколько можно поближе, потеряв в оба сии дни пятнадцать отлично храбрых своих всадников, которых наши казаки в шармицелях сразили.

Напоследок к вечеру 20-го числа увидели мы великочисленные движения из неприятельского лагеря к своей стороне и обозрели вскоре, что неприятель стал разбивать свой лагерь и расположился по левую сторону устья реки Кагула, не далее семи верст от нашего положения. Я проникнул, что приближение сие чинил неприятель, желая нас атаковать спереди, тогда как хан крымский, не меньший в силах, хочет обложить весь мой тыл с равным устремлением; а пленные подтвердили, что с тем визирь и хан приготовились уже к завтрашнему дню.

Хотя для прикрытия провиантских обозов столь знатная часть пехоты и кавалерии, как выше я изобразил, была отделена, чем и оскудевалась в числе армия, ибо за всеми раскомандированиями под ружьём людей могло быть и находилось не более семнадцати тысяч, но, узнав не раз в сие лето, что может мужество войск, коими счастье имею командовать, решился я расторгнуть приготовленные на нас сети упредительной со своей стороны атакой неприятельской великочисленной армии.

Вследствие того ночью против 21 июля учредил я к атаке неприятеля весть свои войска следующим порядком: каждой дивизии составить своё каре, имея из передней и задней линии особливую колонну, а артиллерию в середине оных. Корпусу генерал-квартирмейстера и кавалера Боура делать авангард правого крыла, а корпусу генерал-поручика и кавалера князя Репнина – авангард же левого крыла.

Полкам кавалерийским его высочества наследника и Нижегородскому быть между каре князя Репнина и 3-й дивизии, прочим команды генерал-поручика и кавалера графа Салтыкова – между 1-й и 3-й дивизиями, шести эскадронам карабинерным под предводительством генерал-майора князя Долгорукова и Ахтырскому гусарскому полку – между 1-й и 2-й дивизиями, Сербскому же гусарскому между 2-й дивизией и корпусом генерал-квартирмейстера Боура маршировать.

Корпусу генерал-квартирмейстера Боура идти по высотам, ведущим к неприятельскому левому флангу, и атаковать оный, а за оным идти до дороги Траяновой 2-й дивизии генерал-поручика и кавалера Племянникова, принять оттуда влево и атаковать параллельно с оным также неприятельский левый фланг. 1-й и 3-й дивизиям и корпусу князя Репнина маршировать по трём гребням, ведущим на неприятельский левый же фланг и центр, предположенные за предмет нашей атаки.

Сим образом в час пополуночи выступили все войска из своего лагеря, отправив свои обозы в построенный позади оного вагенбург, и продолжали поход к неприятельскому лагерю, в котором, по ложной тревоге, минут несколько слышен был сильный оружейный огонь и канонада и несколько лошадей в сбруе к нам прибегали. Все пять частей построились в порядок к бою и в оном на рассвете приблизились мы к Траяновой дороге.

Коль только оную перешли, то неприятель, обозревши на себя наше наступление, оказал нам все свои силы на высотах, окружавших его лагерь, и встретил многочисленной конницей, которой мы конца не видели. Я началом своей канонады, а наипаче скорострельным огнём из главной батареи, которой распоряжался артиллерии генерал-майор Мелиссино, скоро привёл в замешательство неприятеля в его лагере и тех при том, которые в лице у нас были, но в то же самое время воспользовался неприятель глубокою лощиной, которая между гребнем, где 1-я дивизия проходила, и другим, где вёл своё каре генерал-поручик и кавалер граф Брюс, была, и пробежал по оной даже в тыл нам, снося по себе наижесточайшие выстрелы пушечные и оружейные, коими его старались сдержать обе дивизии.

Сквозь густоту дыма, от стрельбы, происходившей во всех фасах сего каре, равно и неприятельской по нам, я, приметя, что неприятель, как в той лощине, так и за Трояновой дорогой задерживаясь, довольно мог вредить наш фронт, немедленно приказал маршировать вперёд и из каре отделить резервы пехоты и охотников с пушками и наступно вести их на неприятеля, где он кучами держался, сказав между тем и всему каре принимать влево, чтобы конницу турецкую, забежавшую по той лощине, отрезать.

Сей маневр настолько устрашил неприятеля, что оный, под конец боясь быть отрезан от своего лагеря, обратился во всю лошадиную прыть с криком к оному, провождаем будучи от нас наижесточайшей пушечной стрельбой, которая порывала в густых толпах великим числом всадников, отчего вострепетала и вся прочая турецкая конница, нападавшая со всех сторон на каре Племянникова, графа Брюса, князя Репнина и Боура, и пустилась назад примером отраженной от каре генерал-аншефа Олица.

Так, сломив первое стремление на себя неприятельское, быв в огне непрерывном с пятого часа утра по восьмой, очистили мы себе путь и удвоили свои шаги к неприятельскому лагерю, в котором еще видели, что пехота и конница смелость имеет нас к себе дожидаться. Не прежде, как в меру против нашего движения, открыл неприятель большие свои батареи, действия которых напряжены были наипаче на то каре, где я находился, и по правую сторону идущее генерал-поручика Племянникова.

Мы усугубили в примечании того стрельбу и поспешали достигнуть к ретраншементу, который, сверх чаяния своего, увидели в одну ночь обширно сделанным стройными глубокими рвами и последние – наполненные их янычарами. Как уже действием превосходным нашей артиллерии брали мы верх над неприятельской многочисленной, осыпавшей нас ядрами и картечью, без большого однако же вреда, и их батареи приводили в молчание; в то самое время тысяч до десяти или более янычар, выйдя с своего ретраншемента, неприметно опустились в лощину, примыкавшую к их левому флангу, близ которой шёл со своим каре генерал-поручик Племянников, и только что уже его части доходило простерти руки на овладение ретраншементом, как те янычаре, внезапно выскочив с лощины с саблями в руках, обыкновенной толпой ударили на правый того каре фас и в самый угол оного, который составляли пехотные Астраханский и Первомосковский полки.

Едва первый плутонг Астраханского полка мог выстрелить, то янычары, смяв его, одни ворвались внутрь каре, а другие вдоль пошли по правому фасу и силой своей превосходной замешали те полки и другие того каре и пригнали к каре генерала-аншефа Олица, к которому перед фронтом сквозь их промчалась с великой яростью янычар толпа и их знаменосцы.

В сем случае я счастье имел одним словом: «Стой!» – сдержать своих ретирующихся и взбодрить к отражению неприятеля, ударив притом наижесточайше из своих батарей по янычарам, которые без того меньше минуты могли бы уже коснуться моего каре, где 1-й гренадерский полк, внимая моему повелению, весьма храбро ударил на все стремление неприятельское и оное сокрушил бодрым духом и отважной рукой, к чему споспешником ему был командир оного бригадир Озеров.

Их штыки и пушки, тут случившиеся, в один момент все дело решили, и с удивительной скоростью и послушанием построенное опять каре генерал-поручика Племянникова, воскликнув единодушным гласом: «Виват Екатерина!», шло вперёд. Тут послал я на сию дерзкую пехоту свою тяжелую кавалерию, с которой с одной стороны генерал-поручик и кавалер граф Салтыков, с другой – генерал-майор князь Долгоруков пробившись, её посекли и силой вообще огненного и белого оружия великую часть янычар положили на месте, а остальных погнали; и в ретраншемент потом вошли как оба первых каре, так к тому времени приспели туда же вступить со своими частями с правого фланга генерал-поручик граф Брюс, а с левого – генерал-квартирмейстер Боур, производя, покуда держался неприятель, пушечную по нем пальбу.

Визирь, увидев в сем случае лучших своих янычар, составляющих первую стену, падших, на всю мочь побежал из лагеря со всеми войсками; а при вступлении моем отделенный от корпуса генерал-квартирмейстера Боура подполковник граф Воронцов со своим батальоном с левой стороны взошел в неприятельский ретраншемент и сопротивляющихся в нем янычар истребил, заняв в той части батареи и несколько отбив у турок знамён.

Генерал-поручик князь Репнин со своим корпусом в продолжение сего захватывал, сколь возможно было, обращённого в бег неприятеля, заходя в тыл его лагерю и провождав пушечной пальбой, отчего неприятель, видя свой великий урон, бросил весь обоз и побежал толпами во все ноги к стороне Дуная, где было до трёхсот судов больших, которые послужили к его переправе, но не безбедственной; а затем завладели войска вашего величества турецким полным лагерем, получили в добычу всю артиллерию числом сто сорок хороших орудий на лафетах и со всеми к тому артиллерийскими запасами и великим багажом, о чем изъясню я ниже.

Посреди сего изобильного лагеря, пройдя в порядке, преследовали неприятеля вёрст до четырёх, а далее идти за ним усталость солдат не позволила, поелику вели мы беспрерывный и жестокий бой с начала пятого до половины десятого часа поутру, в который свершили уже нашу победу, а в кавалерии, за отделением её к прикрытию запасного магазина, имели мы недостаток.

По отдохновении немногом, велел я генералу-квартирмейстеру Боуру со своим корпусом идти вслед за неприятелем, запасшись пропитанием, найденным в его лагере, который в тот день и подвинулся вперед, а я с армией, расположившись на сем месте, первое имел попечение о снабжении солдат пищей; а на другой день, по совершении литургии, воздав Богу, помощнику нашему, благодарное молебствие, торжествовала армия вашего императорского величества свою победу с пушечным и троекратным ружейным беглым огнем.

А на вечер, сведав, что неприятеля некоторая часть, отделясь от Дуная, бежит за Елпусское озеро, обратил я туда бригадира и кавалера Игельстрёма с деташементом, который в ту ночь успел занять мост, отбил у неприятеля что мог застать из обозов, одну пушку и несколько человек взял в плен, уведомляя меня, что часть великая неприятельского войска, перешедши Елпуг, пошла к Измаилу. Я, получив сей рапорт, ночью того дня поспешил отправить генерала-поручика и кавалера князя Репнина с его корпусом к Измаилу, чтобы, разбив неприятеля, занять сей город, в котором он по прогнании неприятеля 26-го числа и утвердился, как я о том уже имел честь донести с последним моим курьером вашему императорскому величеству, и готовлю вслед за сим к отправлению обстоятельнейшую реляцию, со сколькими наибольшими успехами князь Репнин произвел сию экспедицию.

А между тем 23-го числа генерал-квартирмейстер Боур пришел к Дунаю против Исакчи, где не было мосту, а посредством множества судов с некоторой частью войск переправился уже визирь на тот берег; еще однако же и на сем берегу была часть неприятеля, как и все обозы, потому реченный генерал, встревожив, во-первых, легкими своими войсками захваченного неприятеля, послал потом переводчика, требуя сдачи и обещая им за то пощады живота.

Визирь, увидев сюда приход наших войск, подослал из того берега фрегат о нескольких пушках, с которых стрелять начали по нашему корпусу и множеству судов во спасение оставшимся; но супротивным действием своей артиллерии не допустил до исполнения сие предприятие помянутый генерал-квартирмейстер, и войска, найденные более тысячи, в виду визиря и всех своих собратий, с воплем взирающих с той стороны на их участь, положили свое оружие и предались в наши руки. Последний парк артиллерии, при береге найденный, в двадцати шести орудиях, тут же взят.

О небольшом числе убитых и раненых с нашей стороны в сие жестокое сражение подношу ведомость. О неприятельском же уроне могу сказать, что оный по крайней мере до двадцати тысяч до́лжно разуметь, хотя пленные и из-за Дуная пришедшие уверяют заподлинно, что турки чувствуют оный в сорока тысячах, наипаче своей пехоты, кроме погибших в лагере, ретраншементе и перед оным, где их по исчислению погребено тысяч до трёх; по пути, где нас атаковала конница, и вдоль за лагерем вёрст по крайней мере на семь кучами еще лежат побитые тела в превосходнейшем перед сказанным числе, коим счёту не делано.

Остаток древних янычар и спагов, таковыми казавшихся по виду и летам своим, которые всю свою опрометчивость истощили над нашим фронтом, тут совершенно погиб, как и тех, кои твёрдо держались в ретраншементе, не ушла ни одна нога; но сего не довольно, по показанию самих пленных – великая часть их войск, избегнув наших рук, потопилась ещё в Дунае, когда визирь, прибежав в торопливости к оным и в страхе, угнетая и рубя дружка дружку бегущие войска, одни садились на суда, другие хватались за канаты и доски, погружая самые судна неумеренною тягостью ко дну вместе с собой. Словом, гибель тут была туркам наивеличайшая, что доказывают всплывающие великим числом ныне на поверхность воды утопшие тела.

В трофеи на месте баталии, и при береге дунайском, и при Измаиле получено: знамен – пятьдесят шесть, бунчуков – два, дервишских знаков – два, литавр – четыре, щит – один, разных калибров артиллерии – двести три орудия, о коих, как и снарядах, впредь буду иметь честь поднести специальную ведомость. Плену по сей день имеем более двух тысяч военных людей, но оный на всякий день приводимыми не перестает умножаться. Между пленными, взятыми на Дунае, до двадцати чинов есть из посредственных начальников, но в Измаиле, где также плен велик, попались познатнее сих.

Прочей добычи, как-то: палаток, лошадей, верблюдов, разного скоту, провизии, экипажу, фур с пропитанием, никоим образом нельзя сделать сметы; всего того набираются многие тысячи; итак, за верно сие только донесть могу, что визирь и турки ничего из вышеописанного не перевезли с собою через Дунай, а всё, что имела их армия, на сем береге осталось, следовательно, по многочислию разбитой армии легко судить всякому, сколь великую в том потерю неприятель несёт и сколь достаточна есть корысть наша…

Осталось мне за сим справедливость отдать перед вашим императорским величеством, во-первых, командующим дивизиями и корпусами генерал-аншефу и кавалеру Олицу, генерал-поручикам Племянникову, графу Брюсу, графу Салтыкову, князю Репнину и генерал-квартирмейстеру Боуру, что они собою пример давали своим подчинённым мужества и усердия в происходившем деле, и всяк из них к победе неприятеля споспешествовал своим предводительством и порядком ведённых войск; так как генерал-майору князю Долгорукову, который персонально при атаке неприятельской пехоты, как оная устремилась на каре генерала-поручика Племянникова, врубившись пред своими эскадронами в кучу неприятеля и окружен от него будучи, собственною рукою поражал супротивных; полковникам: Энгельгарду, Панину и князю Прозоровскому, которые с своими полками, между каре атаковав многократно неприятельскую конницу и насквозь пробиваясь через густую их толпу, опрокидывали оную со вредом.

Генералы – инженерный Голенищев-Кутузов, артиллерии Унгерн, дежурный Ступишин, – находясь всегда при мне, по мере своих сил усердно вспомогали в самом огне мне своим примечанием в потребных случаях с отличной твёрдостью духа, а последний и удержанием повсюду порядка. По справедливости я также должен засвидетельствовать и о подвигах отделенных на сие время от армии генерал-майоров и кавалеров Глебова, графа Подгоричани, Потёмкина и бригадира Гудовича, которые со вверенными им войсками сохранили целость пропитания нашего и нападки хана крымского со всей ордой в ничто обратили.

Его светлость принц Брауншвейгский впереди всегда находился во время жестокого сражения и презирал всю опасность, оказывая добрую свою волю к пользе нашей, в чём его примеру подражали и прочие чужестранные, при армии вашего императорского величества пребывающие волонтёры; равно и все наши на сем сражении с похвальною охотою при всяком их употреблении поступали, из коих: подполковник князь Долгоруков, лейб-гвардии конного полка ротмистр князь Мещерский и Семёновского капитан-поручик Волков при мне находились и были посылаемы, как и обер-кригскомиссар князь Щербатов, которой по доброй своей воле в каждом случае отличал себя отвагой.

Инженерный подполковник Фалкиншид и при сем случае, будучи при мне, доказывал отменное усердие повсюду поспешным исполнением моих повелений. Прочие же все чины армии вашего императорского величества не требуют моей хвалы. Дела их, когда они величайшие силы неприятеля сокрушили столь малым своим числом, наилучшим суть доводом, как они храбры, и сколь усердны к повелениям своей монархини, и сколько сим подвигом учиняют себя достойными высочайшего вашего императорского величества и материнского к ним покровительства. К их славе я присоединю ту только истину, что я прошёл всё пространство степей до берегов Дунайских перед неприятелем, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю их во всяком месте за непреоборимую стену.

Визирь, по известиям, остатки разбитых своих войск, коим удалось переправиться через Дунай, держит при Исакче, стараясь всяким образом не допустить в Царьград [Константинополь] предварительно прямой ведомости о своем состоянии.

Есть слух также, якобы сам хан крымский поскакал к султану, дабы приготовить его к известию о пагубе, которую претерпела его армия.

В сем состояли успехи победы армии вашего императорского величества над визирем и войсками его предводительства, а сверх сего описания к усмотрению всех подробностей имею честь при сем поднести обстоятельные планы, изображающие наши действия и неприятельское положение.

Вашего императорского величества всеподданнейший раб

граф Пётр Румянцев

__________________

Обсудить материал >>>

Рекомендуем

Перейти К началу страницы