«Дворянство по кресту»? «Ода на орден»? «Георгий за совет»? Все эти понятия прекрасно известны любому образованному человеку Российской империи. Вместе с тем, русская литература дореволюционного периода наполнена подобными деталями, создающими яркий образ той эпохи. Русские писатели, большинство из которых являлись представителями дворянства и состояли на государственной службе, прекрасно разбирались в тонкостях наградной системы и стремились отразить в творчестве свое отношение к чинам и орденам, вокруг которых буквально вращалась вся жизнь служащего человека позапрошлого столетия. Орденами восхищались, ими хвастались, они становились предметом зависти и насмешек.
Читающие же люди нашей эпохи будучи незнакомыми с иерархией орденов, их Статутами, особенностями ношения и традициями, сложившимися в русском обществе, не могут понять всего смысла, вложенного в произведение. В данной статье на примере поэтических произведений первой половины XIX века мы рассмотрим упоминания различных наград Российской Империи и попытаемся разобрать контекст, в котором они упомянуты.
Ордена и русская поэзия первой половины XIX века
Среди произведений известного русского поэта князя Петра Андреевича Вяземского (1792 – 1878) можно особо выделить стихотворение «Русский Бог». Название данного стихотворения восходит к одноимённой идиоме, появившейся еще в Средневековой Руси. Считается, что в битве на Куликовом поле 1380 года темник Золотой Орды Мамай, возглавлявший монгольское войско, видя разгром своих полчищ, признал могущество Русского Бога, который помог отрядам Великого князя Дмитрия Ивановича победить в неравной битве. Это выражение вновь приобрело актуальность и популярность в XIX веке, когда при Императоре Николае I появляется Теория официальной народности, в которой выражалось величие Российского государства, превосходство русского пути и особого склада характера русских людей. Присутствует эта идиома и в неопубликованной X главе Евгения Онегина, возможно, именно как отсылка к творчеству князя Вяземского:
«Гроза Двенадцатого года
Настала. Кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима, иль Русский Бог?»
В самом стихотворении Петра Андреевича строфа «Вот он, вот он Русский Бог» становится рефреном всего произведения.
В каждом четверостишии приводится различные образы, которые, по мнению Вяземского, лучше всего отражают российскую действительность. В том числе не ускользает от его внимания и Петербург с его пороками – фальшивое благородство, нередко отмеченное наградами, и скрывающее дурные нравы:
«Бог всех с анненской на шеях,
Бог дворовых без сапог,
Бог в санях при двух лакеях,
Вот он, вот он, Русский Бог».
Для людей, принадлежащих обществу того времени, было чрезвычайно важно получить за время своей службы хоть какой-нибудь орден, так как согласно «Жалованной грамоте дворянству», объявленной Императрицей Екатериной II в 1785 году[1], одним из доказательств благородства (то есть потомственного дворянства) являлся факт пожалования любым орденом.
Это распространённое явление подмечает в своём стихотворении «Моя родословная» и Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837):
«Не офицер я, не асессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор;
Я просто русский мещанин.
Понятна мне времен превратность,
Не прекословлю, право, ей:
У нас нова рожденьем знатность,
И чем новее, тем знатней».
«Дворянин по кресту» – это дворянин, получивший потомственное дворянство благодаря пожалованию в кавалеры ордена. Со временем такие новоявленные дворяне теснили более старинные нищающие рода в управлении страной.
Обычно, в роли такого «креста» выступал орден Святого Владимира IV степени за выслугу 35 лет в классных чинах – единственная награда при жизни Пушкина, гарантированно доступная для чиновников «обер-офицерского ранга», то есть от XIV (коллежский регистратор) до IX класса (титулярный советник) Табели о Рангах включительно.
Как известно, Статут ордена Святого Равноапостольного князя Владимира, учреждённого всё той же Императрицей Екатериной II, гласил:
«Но как не всегда всякому верному сыну Отечества такие открываются случаи, где непрерывное прилежание, беспорочное отправление должности и труды свету известны сделалися: то рассудили Мы за благо не исключать из сего Всемилостивейшего установления и тех, кои в службе Нашей 35 лет от вступления в классы неотлучно и беспорочно находилися»[2].
Дело в том, что по действующей на тот момент Табели о Рангах, потомственное дворянство давалось только чинам гражданской службы от VIII класса (коллежский асессор)[3] и выше. Достигнуть же в первой трети XIX века даже этого относительно невысокого чина (был равен майору Армии или штабс-капитану Гвардии) простому чиновнику, особенно в провинции, не имевшему блистательного образования, высоких покровителей, родственных связей или большого состояния, едва ли представлялось возможным даже за три с половиной десятилетия.
Вяземский же в своём произведении изобличает дворян, носящих ордена, в частности награждённых орденом Святой Анны II степени: «Бог всех с анненской на шеях», – то есть с «Анненской кавалерией».
«Анна на шее» являлась символом удачной чиновничьей карьеры, и для многих это становилось «потолком» в наградах, потому, что далее следовали ордена, недоступные чиновнику средней руки. Для князя Петра Андреевича эта награда становится символом всех пороков чиновничьего мира. Стоит заметить, что «Русский Бог» стал апогеем сатирической поэзии Вяземского. До этого поэт неоднократно высмеивал чиновничество в своих произведениях, например, в стихотворении «Во имя хартии, свободы» звучат такие строки:
«Всем государственным чинам,
Обабившимся в кавалерстве
И помрачившихся в звездах».
Слово «обабившийся» в данном контексте означает «ставший слабовольным, трусливым», а слово «помрачившийся» – потерявший ясность ума. Под «звёздами», само собой, подразумеваются ордена высших степеней, которым полагалась звезда.
К 1820 году, когда было написано это стихотворение, такими орденами в российской Наградной системе являлись ордена: Святого Андрея Первозванного, Святого Александра Невского, Святого Георгия и Святого Владимира – оба I и II степеней, и Святой Анны I степени. Все эти ордена были доступны лишь чиновникам «генеральского ранга».
Кстати, в «Русском Боге» в строке «Бригадирш обоих полов» звучит отсылка к комедии Дениса Ивановича Фонвизина (1745 – 1792) «Бригадир», описывающей быт провинциального дворянства. После выхода этой комедии слово «бригадир» стало нарицательным и обозначало солдафона.
Среди литературных героев хорошо известных нам произведений чин бригадира можно встретить в знаменитом «Евгении Онегине». Именно в таком чине отец Лариных вышел в отставку. Чин бригадира был введен Петром I и находился V классом по Табели о Рангах: был старше полковника, но младше генерал-майора[4]. В гражданской службе ему соответствовал чин статского советника. В дальнейшем, этот чин был упразднён при Императоре Павле I в 1797 году. Как и в «Русском Боге», упоминание данного чина может быть также отсылкой к комедии Фонвизина «Бригадир» (что вполне вероятно, так как Денис Иванович упоминается на страницах романа). Кроме того, отец Лариных помимо высокого чина также имел весьма интересную награду, а именно Очаковскую медаль:
«Как часто в детстве я играл
Его Очаковской медалью!»
Очаковских наград было три и все они носились в петлице на Георгиевских лентах. Первая – серебряная медаль «За храбрость на водах Очаковских», выдававшаяся солдатам за сражения с турецким флотом в Днестровском лимане 7, 17 и 18 июня 1788 года. Медаль не имела ушка и крепилась к ленте через специально пробитое отверстие. Всего их было отчеканено около 5 тысяч[5].
Вторая, также серебряная, медаль «За взятие Очакова» овальной формы, учреждённая в 1879 году предназначалась для солдат, участвовавших в суворовском штурме Очакова 6 декабря 1788 года. Таких медалей было отчеканено 15 384 штук[6]. Одновременно с медалью был учреждён Золотой крест для офицеров, не получивших за штурм ордена Святого Георгия или Святого Владимира[7]. Всего офицерам было роздано 410 крестов[8], наличие которого убавляло три года из положенных лет для получения ордена Святого Георгия IV степени за выслугу 25 лет в офицерских чинах[9]. Эта награда явилась первой из серии аналогичных крестов[10], учреждённых в честь конкретного события.
Можно было бы предположить, что Пушкин подразумевал именно вторую медаль, но вероятнее всего, под «Очаковской медалью» Александр Сергеевич подразумевал именно офицерский Золотой крест весьма необычной формы. К тому же, с момента Очаковских дел прошло слишком мало лет, чтобы Ларин успел выслужиться от нижнего чина (солдата) до бригадира.
Наличие бригадирского чина и очаковской награды не только описывает его жизненный путь: служба в одном из полков Гвардии, приближенных ко двору и награда, пусть и не высокая, однако же важная, как символ внимания Императрицы к заслугам, символизируют, что Ларин-старший был человеком Екатерининской эпохи, подверженный идеям Просвещения. Поэтому Пушкин его характеризуют как доброго, но бездеятельного барина, который не видел вреда в книгах.
Впрочем, среди произведений П. А. Вяземского помимо сатирической поэзии можно отыскать и многочисленные стихи, посвящённые друзьям поэтому. Например, Денису Васильевичу Давыдову (1784 – 1839) Петр Андреевич посвятил сразу несколько произведений: «Давыдов, баловень счастливый…», «К старому гусару», «Икалось ли, тебе…», «Так из чужбины отведенной…». В стихотворении «К партизану-поэту» Вяземский упоминает также одну из наград Давыдова:
«Душа, двойным огнем согрета,
В тебе не может охладеть:
На пламенной груди поэта
Георгия приятно зреть».
На момент написания произведения, Давыдов уже был кавалером ордена Святого Георгия IV степени (20 декабря 1812 года), носимого в петлице на левой стороне груди:
«В воздаяние ревностной службы и отличия, оказанного против французских войск в сражении 28 июня при местечке Мир, где явил беспримерную храбрость[11]. Под вторым огнем Вяземский, конечно же, подразумевает сердце поэта. Само сравнение и одновременно противопоставление «огня» боевого ордена и «огня» сердца, символизирующего любовь, показывает, насколько эта награда была почитаема и значима в русском обществе.
Сам Денис Давыдов являлся ярким представителем «гусарской поэзии», служил в разное время в трёх гусарских полках: Белорусском, Ахтырском, и Лейб-гвардии Гусарском, поэтому прекрасно знал все аспекты жизни представителей этого рода лёгкой кавалерии. В обществе сложился стереотип, каким должен быть настоящий гусар, в том числе благодаря лирике самого Давыдова. Чаще всего это человек веселого нрава, не ценящий свою жизнь и всегда стремящийся на поле боя. Его досуг составляют пирушки, волокитство за женщинами и азартные игры. Всё это можно увидеть, например, в стихотворении «Бурцеву», которое посвящено сослуживцу Давыдова – ротмистру Белорусского гусарского полка Алексею Петровичу Бурцеву (1783 – 1813).
В основной части стихотворения Давыдов приносит клятву не изменить гусарству и описывает проклятия, которые должны посыпаться на его голову в случае нарушения обещания, среди которых:
«Пусть фортуна для досады,
К умножению всех бед,
Даст мне чин за вахтпарады
И Георгья за совет!»
Предыдущее Павловское царствование, помимо отмены награждения орденом Святого Георгия, отразилось в офицерском обществе обесцениванием наград и чинов, массово жалуемых «за вахтпарады», то есть без особых усилий и отличий[12]. К 1804 году, которым датируется стихотворение, награждения орденом Святого Георгия только-только возобновились[13]. Но двадцатилетний Давыдов счел бы получить самую ценную для военных награду не за проявленную в бою доблесть, а, согласно Статуту 1769 года, за «…мудрые, и для Нашей воинской службы полезные советы»[14], настоящим наказанием.
Для той эпохи было привычно писать поэтические произведения, посвящённые не только близким друзьям и товарищам, но и, например, прославившимся генералам на выступление в поход. Например, среди произведений Василия Андреевича Жуковского (1783 – 1852) можно увидеть стихотворение «К генерал-майору Б. В. Полуектову, на выступление в поход 1815 г. 17 февраля»:
«Наш Кульмский богатырь, ура! счастливый путь!
Лети с полками в поле брани,
Сбирай с покорной славы дани,
И новые кресты нанизывай на грудь!».
Генерал-майор Борис Владимирович Полуектов (1779 – 1843) в 1815 году, после побега Наполеона с острова Эльбы, вместе с Русской армией вторично отправился во Францию и участвовал со своей бригадой в блестящих смотрах, происходивших в августе на равнинах Шампани под Вертю. Называя Полуектова «Кульмским богатырем», Жуковский подразумевает Кульмское сражение 17 и 18 августа (29 и 30 по Новому стилю) 1813 года, в котором Полуектов: «у Гисгюбельского дефиле штыковой атакой отбросил неприятеля, обеспечив свободное продвижение колонне наших войск»[15] За это 10 декабря 1813 года Борис Васильевич был награждён орденом Святого Георгия IV класса и произведён в генерал-майоры, а также получил прусские награды: орден Красного Орла II класса и Кульмский Крест[16].
«Кульмский Крест», или, официально, Знак Отличия Железного Креста – прусская, учреждённая королем Фридрихом Вильгельмом III награда для всех русских гвардейцев – участников Сражения под Кульмом[17]. В царствование Императора Александра I прусский Знак Отличия Железного Креста был официально приравнен к российскому Знаку Отличия Военного ордена (Георгиевскому кресту)[18].
Кульмское сражение стало самым значимым и в жизни Полуектова, где он проявил себя с наилучшей стороны, поэтому неудивительно, что поэт желает герою стихотворение подобных успехов в дальнейшем. Более того, Кульмское сражение имело большую роль в Заграничных походах 1813 – 1814 годов: оно предотвратило развал антифранцузской коалиции и нарушило планы Наполеона в кампании 1813 года. Победа под Кульмом сопровождалась небывало щедрыми награждениями русских участников сражения. Ни одно отдельное сражение Отечественной войны 1812 года, включая Бородинское, не вызвало награждения орденом Св. Георгия I степени, а за Кульм Барклай де Толли получил этот высший военный орден. (Ссылаться на Бартошевича). Кульмскому сражению были посвящены многие произведения искусства. На портретах Военной галереи Эрмитажа тридцать четыре генерала изображены с Кульмским Крестом, в том числе и сам Полуектов.
Говоря о войнах с Наполеоном, сложно не вспомнить произведение Василия Андреевича Жуковского «Бородинская годовщина». Данное стихотворение можно считать продолжением его патриотической лирики, посвящённой войне 1812 года. Написано оно было по случаю торжественного открытия памятника на Бородинском поле 26 августа 1839 года и по жанру ближе всего к героико-исторической песне. Само стихотворение – это одновременно воспевание подвига русских воинов под Бородино и тоска по всем погибшим участникам тех событий. Перед тем, как начать рассказ о павших, поэт упоминает некую «серебряную медаль»:
«А в рядах другие стали;
И серебряной медали,
Прежним данной ей царем,
Не видать уж ни на ком».
Современникам же «Грозы двенадцатого года» было, само собой, очевидно, что речь о серебряной медали «В память Отечественной войны 1812 года», причем именно на Андреевской ленте, учреждённой Императором Александром I в 1813 году[19]. Как известно медаль на голубой ленте высшего российского ордена носили все участники боевых сражений от простого солдата до фельдмаршалов и самого государя.
На следующий год после выхода указа о пожаловании участникам Отечественной войны серебряной медали была учреждена еще одна аналогичная медаль, только сделанная из бронзы[20]. Она предназначалась для награждения старейших членов дворянских семейств и для имевших заслуги купцов, делавших денежные пожертвования в пользу Русской армии. Эта медаль, словно в противовес предыдущей, упоминается в стихотворении известного драматурга и критика Фёдора Алексеевича Кони (1809 – 1879), отца выдающегося российского юриста Анатолия Фёдоровича Кони (1844 – 1927), «Биография благородного человека»:
«Хотя не дрался он с французом,
Носил медаль, не знал аптек,
Был дюж, здоров, с огромным пузом,
Как благородный человек».
Дворяне медаль носили на ленте ордена Святого Владимира. Дворянству разрешалось сохранять медаль после смерти награждённого, что являлось особой привилегией, так как до 1856 года все ордена и медали подлежали возвращению после смерти награждённого[21], однако без права ношения её потомками. Это право было установлено только в 1912 году в дни празднования 100-летия Отечественной войны[22]. Несомненно, такая медаль ценилась намного меньше серебряной, так как бронзовую выдавали за денежные пожертвования, а серебряную – за участие в сражениях.
В этом стихотворении Жуковский упоминает участников Отечественной войны 1812 года, умерших до празднования годовщины:
- «Смоленский» – Светлейший князь Смоленский М. И. Голенищев-Кутузов, (умер в 1813 году);
- М. Б. Барклай-де-Толли (умер в 1818 году), который, после назначения Кутузова главнокомандующим, остался под его начальством (потому он и «пример смиренья»);
- П. П. Коновницын (умер в 1822 году),
- Н. Н. Раевский (умер в 1829 году),
- «Витязь Дона» М. И. Платов, атаман Донского казачьего войска (умер в 1818 году),
- М. А. Милорадович (умер в 1825 году),
- Д. С. Дохтуров (умер в 1816 году),
- Граф П. А. Строганов (умер в 1817 году),
- Э. Ф. Сен-При (убит в 1814 году под Реймсом),
- С. Н. Ланской (убит в 1814 году под Краном),
- А. П. Тормасов (умер в 1819 году),
- Д. П. Неверовский (убит в 1813 году под Лейпцигом),
- А. Ф. Ланжерон (умер в 1831 году),
- «сын Аполлонов» Д. В. Давыдов (умер в 1839 году);
- Д. В. Давыдов, умерший 22 апреля 1839 г., то есть до Бородинского торжества, в котором он должен был участвовать в качестве командира почётного конвоя при перенесении на поле битвы праха П. И. Багратиона из Владимирской губернии;
- Император Александр I (умер в 1825 году).
Во второй части произведения поэт стремится показать Николая I как продолжателя Александровских побед и, следовательно, сильного правителя. Перечисление военных достижений николаевской эпохи предшествует описанию праздничного молебна на Бородинском поле. Под строками «До Стамбула русский гром / Был доброшен по Балкану» имеется в виду война России с Турцией 1828 – 1829 годов, во время которой русские войска почти заняли Стамбул. В строках: «И всё царство Митридата / До подошвы Арарата / Взял наш северный Аякс» речь идет о Русско-персидской войне 1826 – 1828 годов, которая привела к тому, что граница России стала проходить по реке Аракс. Именем древнегреческого героя Аякса поэт назвал генерала И. Ф. Паскевича, который командовал русской армией на Кавказе с 1827 по 1831 год. Он же жестоко подавил упоминаемый поэтом «мятеж великий» – Польское восстание 1830 – 1831 годов. В строфе «И с турецких берегов, / В память северных орлов, / Русский сторож на Босфоре» говорится о Ункиар-Искелосском договоре с Турцией, заключённом в 1833 году, по которому Турция обязалась закрыть Босфор и Дарданеллы для прохода в Черное море военных судов всех иностранных держав. Чтобы обеспечить выполнение этого договора, русский флот базировался у Стамбула.
Однако помимо восторженных произведений нередко звучали стихи, осуждающие действия того или иного военачальника. Например, возвращаясь к уже упомянутому Жуковским «мятеже великом» нельзя не вспомнить стихотворение Дениса Давыдова «Голодный пёс», посвящённое неудачному подавлению польского восстания графом Иваном Ивановичем Дибичем-Забалканским (1785 – 1831).
Сам Давыдов также принимал непосредственное участие в подавлении Польского восстания и описал эти события в своих «Записках о польской кампании 1831 г.»[23]. Он, как и многие в русском обществе, считал, что единственным виновником продолжения войны был сам генерал-фельдмаршал, граф Дибич-Забалканский. Строфа «Схватил, собака, / Голодный пёс» становится рефреном всего стихотворения и выражает отношение поэта к личности, описываемой в произведении. Поэт сравнивает генерала с голодным псом, который, в конце концов, насытился не славными победами, а многочисленными наградами, чинами, деньгами и арендами:
«Так вот кресченды
Звезд, лент, крестов,
Две-три аренды,
Пять-шесть чинов;
На шнапс, гуляка,
Вот денег воз!
Схватил собака,
Голодный пёс»
Под «арендами» подразумеваются казённые имения, даваемые в аренду. Это была форма государственной поддержки лиц небогатых отличившихся военнослужащих. Строки: «Адрианополь / Без битв у ног, / Константинополь / В чаду тревог», указывают на войну с Турцией 1828 – 1829 годов, окончившаяся победой России. За нее Дибич, будучи главнокомандующим, получил свой титул «Забалканский», чин генерала-фельдмаршала и орден Святого Георгия I степени[24], став четвёртым и последним полным кавалером этой награды. Таким образом, Давыдов обесценивает все прошлые военные достижения Дибича.
Посвящали стихотворения не только известным генералам, но и чиновникам. Например, всё у того же у Жуковского есть стихотворение, посвящённое Михаилу Матвеевичу Хераскову (1733 – 1807) «на случай получения им ордена Св. Анны 1-й степени». Факт награждения орденом Святой Анны I степени в то время был чрезвычайно важен для чиновника.
Этот орден высшей степени могли получить только чиновники не ниже IV класса Табели о Рангах (действительный статский советник) и военнослужащие, не ниже генерал-майора. С учётом того, что стихотворение датируется 1799 годом, то есть ещё написано во времена царствования Павла I, когда награждение орденами Святого Владимира и Святого Георгия не осуществлялось, орден Святой Анны I степени уступал только высшему ордену Святого Андрея Первозванного, а также орденам Святого Александра Невского и Святого Иоанна Иерусалимского степеней Командора и Кавалера Большого креста[25].
Фактически, пожалование в кавалеры ордена Святой Анны, можно сказать, любимой наградой Павла Петровича, было выражением особого внимания и доверия Императора. Однако высокий орден вовсе не обозначал состояние и хорошее финансовое положение его обладателя. В «Горе от ума» Грибоедов (о нём речь пойдет ниже) показал, что в его время это понимала даже служанка Софьи – Лиза:
«Как все московские, ваш батюшка таков:
Желал бы зятя он с звездáми, да с чинами,
А при звездáх не все богаты, между нами».
Награждение орденами так много значило в жизни человека, что многие чиновники стремились каким-либо способом отметить это важное событие. Так, по легенде, известный московский богач Николай Алексеевич Дурасов (1760 – 1818) в честь своего пожалования в кавалеры этого ордена выстроил главный дом усадьбы Люблино в форме креста ордена Святой Анны. Нередко по такому случаю заказывали портреты у именитых и не очень художников. Некоторые чиновники даже платили деньги поэтам (чаще всего, весьма посредственным), чтобы те писали для них хвалебные оды. Именно эта практика высмеивается в стихотворении Николая Фёдоровича Остолопова (1783 – 1833) «Признание»:
«И, отдохнув, писать другую принимаюсь:
Большому барину на орден иль на чин,
Который дан ему в день царских именин».
Награждение к дате тезоименитства монарха – ещё одна вскользь упомянутая, но оттого не менее важная и характерная черта российской Наградной системы.
Для лирического героя такие однотипные льстивые оды становятся основным источником дохода. Сам он, конечно, нисколько не верит в ту похвалу, которую пишет, и его характеристика чиновника, сравниваемого с фельдмаршалом Кутузовым, выглядит как насмешка:
«Начну, как водится, смиренно восхвалять,
Великим в древности мужам уподоблять
И, если он читать немножко хоть умеет,
Пишу, что разума он больше всех имеет,
Что Локк, Невтон пред ним не значат ничего
И вряд достойны ли учиться у него;
Пишу – хоть не бывал он век на ратном поле –
Вселенная гласит: Смоленского ты боле!».
Присутствует в произведение и указание на уже знакомого нам Хераскова, но звучит оно уже не в таком положительном свете, как у Жуковского:
«Уже с Херасковым я на Парнас лечу,
Как он их воспевал, подобно петь хочу».
Герой завидует чиновнику, который, будучи представителем классицизма, прославился своими одами и возвысился благодаря им. Сам Павел I своим рескриптом выражал Хераскову особую благодарность за его стихи. При нем же Херасков и получил свой орден Святой Анны I степени[26] и чин тайного советника (III класс Табели о рангах, равный генерал-лейтенанту).
Фактически Остолопов высмеивает практику написания од на награждение и, вместе с тем, самих «бумагомарателей», которые зарабатывают на этом, тратя свой талант впустую и пороча это почетное звание «служителя муз». По его мнению, из-за таких людей литература теряет свое истинное назначение. В своём стремлении многие поэты уподобляются тем чиновникам, для которых пишут, приукрашивая действительность в надежде заработать, получить признание в обществе и, быть может, тоже орден или чин.
Продолжая разговор о знаменитых комедиях той эпохи, нельзя не вспомнить самое бессмертное произведение Александра Сергеевича Грибоедова (1795 – 1829) – «Горе от ума», уже современниками разобранное на цитаты. Созданная, как сатира на московское общество начала XIX века, комедия высмеивает «бытование орденов». Например, встретившись с полковником Скалозубом, Фамусов говорит, что нет ничего плохого в том, чтобы продвигать по службе своих родственников и по возможности просить для них награды:
«Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил…»
Сам он не упускает возможности спросить у Скалозуба о наличии у того орденов:
«Да, счастье, у кого есть эдакий сынок
Имеет, кажется, в петличке орденок?».
Таким образом подчеркивается ограниченность тем, на которые беседуют герои.
Скалозуб же ему отвечает:
«За третье августа; засели мы в траншею:
Ему дан с бантом, мне на шею».
И вновь важная и характерная деталь – спустя столько лет офицер помнит точную дату события, за какое они с братом получили награды.
Общеизвестно, что Скалозуб упоминает орден Святого Владимира IV степени «с бантом» – единственный до 1828 года российский орден, носившийся, в случае пожалования за боевые отличия, с бантом из орденской ленты[27], который получил его брат. А также орден Святого Владимира III степени или, что наиболее вероятнее, уже упомянутый орден Святой Анны II степени, оба из которых носились на шее и были доступны для его чина[28].
Несмотря на то, что в литературоведческой среде широко распространено мнение, будто бы свой орден Скалозуб получил не за военные заслуги: якобы 3 августа 1813 года боевые действия не велись, а был лишь только смотр войск в присутствии русского и австрийского императора и прочее. Однако, вероятнее всего, и это косвенно видно из контекста произведения, наградой офицер был пожалован не за конкретный подвиг, а, что называется, «по совокупности заслуг».
В то же время сам Грибоедов имел «Анну на шее» за дипломатические достижения. В 1828 году Грибоедов участвовал в заключении с Персией выгодного для России Туркманчайского мирного договора. Александр Сергеевич доставил текст договора в Санкт-Петербург. В столице его с почетом принял сам Николай I. Император наградил писателя-дипломата чином статского советника (V класс Табели о Рангах), орденом Святой Анны II степени[29] и назначил полномочным министром в Персии.
Далеко не только поэты стремились высмеять несовершенство российской Наградной системы. Одним из направлений деятельности Северного тайного общества было создание подрывных агитационных песен, к примеру: «Ай да царь…».
- Портрет Константина Федоровича Рылеева. Фототипия Шерер, Набгольц и Ко. Бумага, фототипия, 46,3х34 см. Конец XIX – начало XX века. Государственный исторический музей, Инв. № И III 48877.
- Портрет Александра Александровича Бестужева-Марлинского. Неизвестный художник. Бумага, гравюра на стали, 19,3 х 14,5 см. 1839 год. Государственный Исторический Музей, Инв. № И III 48926.
Текст данного произведения построен как типичная солдатская песня. Для будущих декабристов была важна простота, близость к народному творчеству и сатирическая тематика. Песня направлена на критику Императора Александра I и приближённых к нему деятелей того времени. В основном критикуется деятельность Императора в военной сфере:
«Только за парады
Раздаёт награды.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!
А за комплименты –
Голубые ленты.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!»
Император Александр I, подобно своему отцу Павлу I, увлекался прусской системой военного обучения, в которой большое внимание уделялось изнурительным вахтпарадам и смотрам, а также жестокой палочной муштре. Как уже говорилось, для офицеров-карьеристов вахтпарады были достаточно легким способом получить чин или орден, не рискуя жизнью в боевых действиях, а потому к наградам, полученным таким образом, относились с определенным пренебрежением. Под «голубыми лентами» подразумевается высшая награда Российской Империи – орден Андрея Первозванного, носившаяся на широкой шелковой муаровой голубой ленте через правое плечо.
Как мы видим, русская поэзия первой половины XIX века широко отразила роль орденов в быту высшего общества и их социальное значение. Чаще всего упоминание наград звучит в сатирическом смысле. Таким образом, поэты стремятся показать серьезные проблемы, связанные с несовершенством Наградной системы и всеобщей «орденоманией», ставшей следствием начатого Екатериной II процесса расширения социальной прослойки людей, которым были доступны ордена. Сатирический уклон связан еще и с тем, что даже из Статутов орденов не всегда понятно, за что государственные служащие получали ордена, а так как награждение чаще всего осуществлялось по воле Императора, зачастую их выдавали просто из расположенности к человеку.
Стремление к тому, чтобы основу чиновничества составляло дворянство, как опора самодержавия, а также получение самого потомственного дворянства за ордена и чины, в итоге приводили к расслоению этого сословия, и постепенной, пока незначительной, можно сказать, едва уловимой, но неуклонной потери им престижа и социальной роли. Во второй половине века тенденция высмеивания наград не только не сошла на «нет», но и стала прослеживаться ещё больше.
Автор благодарит Сергея Николаевича Головина за помощь в подготовке статьи.
Чернова Анастасия Дмитриевна Студентка 3-го курса МГИК Изображения предоставлены автором
При оформлении статьи использованы изображения наград каталога Наград Российской империи.
[1] Полное Собрание Законов Российской Империи. С 1649 года. [Собрание первое. С 1649 по 12 декабря 1825 года]. СПб.: Печ. в тип. II Отд. Собств. Е. И. В. канцелярии. 1830. (Далее: ПСЗ-I). – Т. XXII. 1785. – С. 344-358., № 16.187.
[2] ПСЗ-I. – Т. XXI. 1782. – С. 672. № 15.515., § 7.
[3] Табель о рангах всех чинов, воинских, статских, и придворных. Которые в котором классе чины, и которые в одном классе, те имеют по старшеству времени, вступления в чин между собою, однакож воинские выше протчих, хотяб и старее кто в том классе пожалован был. [М.]: Печ. в Московскои тип., 30 января 1722. – С. 11-12., § 11.
[4] Там же. – С. 1-2.
[5] Петерс Д. И. Наградные медали России второй половины XVIII столетия (1760 – 1800). Науч. изд., испр. и доп. М.: Интерпресс. 2004. – С. 132-137.
[6] Там же. С. 150-153.
[7] ПСЗ-I. – Т. XXIII. С 1789 по 6 ноября 1796. – С. 18-19., № 16.756.
[8] Петерс Д. И. Указ. соч. С. 154-157.
[9] ПСЗ-I. – Т. XXIII. С 1789 по 6 ноября 1796. – С. 18-19., № 16.756.
[10] Головин С. Н. Золотые кресты на портретах Военной галереи. Часть I. [Электронный ресурс]. // Интернет-журнал «Sammlung / Коллекция». Дата публикации: 04.03.2018. Режим доступа: https://sammlung.ru/?p=10795.
[11] № 1107 по Списку Судравского
[12] Кибовский А. В. Историко-предметный метод атрибуции произведений портретной живописи России XVIII – 1-ой половины XIX вв. Диссертация кандидата исторических наук. / Кибовский Александр Владимирович. [Место защиты: Российский институт культурологии] – М., 2000. – С. 128-130.
[13] ПСЗ-I. – Т. XXVI. 1800 – 1801. – С. 860-862., № 20.074.
[14] ПСЗ-I. – Т. XVIII. 1767 – 1769. – С. 1020-1024., № 13.387., § 3.
[15] Смирнов А.А. Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812 – 1815 гг. // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII – XX вв. Сборник. М.: Студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова. 1996. – Т. VII. – С. 518-519.
[16] Военная галерея 1812 года. Издано по повелению Государя Императора. / [Под ред. и с предисл. Вел. кн. Николая Михайловича; При участии А. А. Голомбиевского]. СПб.: Экспедиция заготовл. гос. бумаг. 1912. – С 188-189.
[17] Подробнее о Кульмском Кресте см. Бартошевич В. В. В борении с Наполеоном. Нумизматические очерки. К.: Пектораль-Купола. 2001. – С. 121-140.
[18] ПСЗ-I. – Т. XXXIV. 1817. – С. 190., № 26.787.
[19] Александр I, Император. Указ-обращение к войскам. 5 февраля 1813 г. Печатный. Франц. яз. // Отдел рукописей РГБ. Ф. 301. Карт. 9. Ед. хр. 10. Л. 1-2.
[20] ПСЗ-I. – Т. XXXII. 1812 – 1814. – С. 906-910., № 25.671., С. 1002-1003. № 25.677.
[21] ПСЗ-II. – Т. XXXII. Отд. I. Отд. II. 1857. – С. 386, Шт. и таб. 101., № 31841.
[22] ПСЗ-III. – Т. XXXII. Отд. I. 1912. – С. 1224-1225., № 37957.
[23] Давыдов Д. В. Записки партизана Дениса Давыдова. Воспоминания о польской войне 1831 года. // Русская старина. Ежемесячное историческое издание. – Т. VI. [Вып. VII]. Июль. СПб.: Тип. В. С. Балашева. 1872. С. 1-405.
[24] Награждён 12 ноября 1829 года в чине генерала от инфантерии: «За успешное окончание войны с Турцией в 1829 году».
[25] Асварищ М. Б. Российский кавалерский орден и награды русских приорств ордена Св. Иоанна Иерусалимского // Рыцари Мальтийского креста. Материалы научной конференции 15 – 16 мая 2006 г. Сб. статей. СПб.: ООО «Селеста». 2006. – С. 5-15.
[26] Придворный Месяцеслов на лето от Рождества Христова 1805. СПб.: При Имп. Академии Наук. 1805. – С. 290.
[27] ПСЗ-I. – Т. XXIII. С 1789 по 6 ноября 1796. – С. 18-19., № 16.756.
[28] Подробный разбор этого отрывка и других интересных моментов комедии А. С. Грибоедова см. Цимбаева Е. Н. В чём смысл «Горя от ума»? [Семь не школьных сочинений. Нестандартный взгляд на комедию Грибоедова]. // Наука и жизнь. М.: «Наука и жизнь». 2013. – №4. – С.43-53.
[29] Список кавалерам Императорских Российских орденов всех наименований на лето от Рождества Христова 1828. СПб.: В тип. Ивана Глазунова. 1829. – Ч. III. – С. 186.
Награды Российской империи
__________________
